«Заговорит ли он сейчас?»
После случившегося недавно исследователь еще ничего не сказал, очевидно, чувствуя себя виноватым оттого, что не смог сам отвести Эдит наверх.
Фишер подождал. Барретт остановился и с озадаченным выражением уставился на свою машину. Потом взглянул на Фишера.
— Это вы сделали? — спросил он подавленно.
Фишер кивнул.
С едва заметной дрожью уголки рта Барретта приподнялись.
— Спасибо, — проговорил он.
— Не за что.
Барретт подковылял к столу и стал левой рукой накладывать пищу на две тарелки. Фишер взглянул на правую и заметил, как неловко он держит большой палец.
— Я не поблагодарил вас за то, что вы сделали сегодня, — сказал Барретт и поспешно добавил: — В парилке.
— Доктор...
Барретт взглянул на него.
— Что случилось там до того?..
— С вашего позволения, я бы предпочел не обсуждать это.
— Я лишь стараюсь помочь, — счел своим долгом проговорить Фишер.
— Благодарю вас, но...
— Доктор, — перебил его Фишер, — что-то в этом доме воздействует на вашу жену. Ее поведение в парилке...
— Мистер Фишер...
— ...это были не ее действия.
— С вашего позволения, мистер Фишер...
— Доктор Барретт, я говорю о вопросе жизни и смерти. Вам известно, что прошлой ночью она чуть было не зашла в пруд?
Барретт вздрогнул, потрясенный.
— Когда? — спросил он.
— Около полуночи. Она ходила во сне. — Фишер сделал паузу, чтобы подчеркнуть это. — Во сне.
— Она ходила во сне? — в ужасе переспросил Барретт.
— Если бы я не увидел, как она вышла из дома...
— Вам следовало сказать мне об этом раньше.
— Ей следовало сказать вам. И если она этого не сделала... — Он спохватился, увидев оскорбленное лицо Барретта. — Доктор, не знаю, что, по вашему мнению, происходит в этом доме, но...
— Мое мнение по данному вопросу не имеет отношения к нашему разговору, мистер Фишер, — чопорно проговорил Барретт.
— Не имеет отношения? — удивился Фишер. — Что, черт возьми, вы хотите сказать этим «не имеет отношения»? Все происходящее здесь влияет на вашу жену. Оно повлияло на Флоренс и на вас. Или, может быть, вы не заметили?
Барретт молча, с суровым выражением лица, посмотрел на него.
— Я многое заметил, мистер Фишер, — наконец проговорил он. — И в частности, что мистер Дойч впустую тратит примерно треть своих денег.
Взяв тарелки с едой и две вилки, он повернулся и ушел.
Долгое время после его ухода Фишер сидел без движения, глядя через зал.
— Черта с два! — в конце концов пробормотал он.
Ради Бога, чего ожидает от него Барретт? Чтобы он, как Флоренс, снова пошел навстречу собственной смерти? Если он действует не так, как надо, почему же получилось, что пока он единственный не потерпел урона?
Правда так внезапно обрушилась на него, что захватило дыхание.
— Нет, — сердито пробормотал Фишер.
Это неправда. Просто он понимает, что происходит. Из всех троих он единственный, кто...
Спасительная мысль разлетелась вдребезги. Фишер ощутил прилив тошноты. Барретт был прав. И Флоренс была права.
Эти тридцать лет были всего лишь иллюзией.
Он встал и, приглушенно выругавшись, подошел к камину. Нет, невозможно. Он не мог до такой степени обманывать себя. Пожав плечами, Фишер вспомнил все, что делал с понедельника. Он ведь знал, что дверь окажется заперта, так? Ум отказывался признавать это. Ладно, но он спас Эдит. «Только потому, что не мог уснуть и случайно спустился вниз», — явился ответ. Ну а спасение Барретта? «Ерунда», — откликнулся рассудок. Просто оказался под рукой, вот и все, — да и то мог убежать, если бы не присутствие миссис Барретт. Что же остается? Выдрал доски из контейнера «Очень мило! — подумал Фишер в приливе злобы. — За сто тысяч долларов Дойч нанял разнорабочего!»
— Боже, — пробормотал он, а потом крикнул: — Боже!
В 1940 году он был самым одаренным физическим медиумом в Соединенных Штатах, и было ему тогда всего пятнадцать. Пятнадцать! А теперь, в сорок пять, он стал поганым самообольщающимся паразитом, симулянтом, стремящимся протянуть неделю, чтобы получить сто тысяч долларов. Он! Тот, кто должен сделать больше всех!
Фишер шагал туда-сюда перед камином. Чувство было почти невыносимым, его обуревали стыд, ощущение вины и ярости. Никогда он не чувствовал себя таким никчемным. Пройти через Адский дом, как черепаха, втянувшая голову в панцирь, чтобы ничего не видеть, ничего не узнать, ничего не делать, ожидая, что другие выполнят вместо него всю работу. Ведь он хотел вернуться сюда, не так ли? Ну так вот — вернулся! Что-то — Бог знает что — сочло уместным дать ему еще один шанс.
И он собирается упустить его?
Фишер остановился и в ярости оглядел зал. Кто такой, черт возьми, этот Беласко? Кто такие, черт возьми, все эти поганые мертвецы, кишащие в этом доме, как черви в трупе? И он позволит им запугивать его до самой смерти? Им не удалось убить его в сороковом году, ведь так? Он был ребенком, самоуверенным олухом — и даже при всем этом им не удалось его уничтожить. Они уничтожили Грейс Лотер — одного из самых почитаемых медиумов того времени. Уничтожили доктора Грэма — трезвомыслящего, неустрашимого физика. Уничтожили профессора Рэнда — одного из самых известных в стране преподавателей химии, заведующего кафедрой в Хейлском университете. Уничтожили профессора Финли — проницательного, опытного спирита, преодолевшего десятки психических ловушек.
И только он один остался в живых и сохранил рассудок — доверчивый пятнадцатилетний мальчишка. Несмотря на то что он фактически сам просил о собственном уничтожении, дом не смог ничего, кроме как вышвырнуть его, оставить на крыльце, чтобы он умер от холода Дом не смог убить его. Почему он никогда не думал об этом подобным образом? Несмотря на прекрасную возможность, дом не смог его убить.
Фишер подошел к одному из кресел и поспешно сел. Закрыв глаза, он стал глубоко дышать, отпирая ворота сознания, прежде чем получит возможность изменить его. Его ум и тело заполнила уверенность. Теперь он уже не мальчик, а мыслящий взрослый человек, не настолько самонадеянный, чтобы сделаться легкой добычей. Он будет открываться осторожно, постепенно, чтобы впечатления не подавили его, как Флоренс. Медленно, осторожно, контролируя каждый шаг своим взрослым разумом, полагаясь только на себя, не позволяя другим управлять его восприятием.
Он прекратил глубокие вздохи и настороженно, внимательно выждал. Нет еще. Внутри вялость и пустота. Он подождал еще, выставив антенну чувств в атмосферу. Ничего. Он снова глубоко вдохнул, открывая ворота чуть пошире, снова остановился и выждал.
Ничего. Фишер ощутил, как в голове мелькнул неосознанный страх. Не слишком ли долго он ждал? Не атрофировался ли его дар? Его губы плотно сжались и побелели. Нет. Он по-прежнему обладает этой способностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
После случившегося недавно исследователь еще ничего не сказал, очевидно, чувствуя себя виноватым оттого, что не смог сам отвести Эдит наверх.
Фишер подождал. Барретт остановился и с озадаченным выражением уставился на свою машину. Потом взглянул на Фишера.
— Это вы сделали? — спросил он подавленно.
Фишер кивнул.
С едва заметной дрожью уголки рта Барретта приподнялись.
— Спасибо, — проговорил он.
— Не за что.
Барретт подковылял к столу и стал левой рукой накладывать пищу на две тарелки. Фишер взглянул на правую и заметил, как неловко он держит большой палец.
— Я не поблагодарил вас за то, что вы сделали сегодня, — сказал Барретт и поспешно добавил: — В парилке.
— Доктор...
Барретт взглянул на него.
— Что случилось там до того?..
— С вашего позволения, я бы предпочел не обсуждать это.
— Я лишь стараюсь помочь, — счел своим долгом проговорить Фишер.
— Благодарю вас, но...
— Доктор, — перебил его Фишер, — что-то в этом доме воздействует на вашу жену. Ее поведение в парилке...
— Мистер Фишер...
— ...это были не ее действия.
— С вашего позволения, мистер Фишер...
— Доктор Барретт, я говорю о вопросе жизни и смерти. Вам известно, что прошлой ночью она чуть было не зашла в пруд?
Барретт вздрогнул, потрясенный.
— Когда? — спросил он.
— Около полуночи. Она ходила во сне. — Фишер сделал паузу, чтобы подчеркнуть это. — Во сне.
— Она ходила во сне? — в ужасе переспросил Барретт.
— Если бы я не увидел, как она вышла из дома...
— Вам следовало сказать мне об этом раньше.
— Ей следовало сказать вам. И если она этого не сделала... — Он спохватился, увидев оскорбленное лицо Барретта. — Доктор, не знаю, что, по вашему мнению, происходит в этом доме, но...
— Мое мнение по данному вопросу не имеет отношения к нашему разговору, мистер Фишер, — чопорно проговорил Барретт.
— Не имеет отношения? — удивился Фишер. — Что, черт возьми, вы хотите сказать этим «не имеет отношения»? Все происходящее здесь влияет на вашу жену. Оно повлияло на Флоренс и на вас. Или, может быть, вы не заметили?
Барретт молча, с суровым выражением лица, посмотрел на него.
— Я многое заметил, мистер Фишер, — наконец проговорил он. — И в частности, что мистер Дойч впустую тратит примерно треть своих денег.
Взяв тарелки с едой и две вилки, он повернулся и ушел.
Долгое время после его ухода Фишер сидел без движения, глядя через зал.
— Черта с два! — в конце концов пробормотал он.
Ради Бога, чего ожидает от него Барретт? Чтобы он, как Флоренс, снова пошел навстречу собственной смерти? Если он действует не так, как надо, почему же получилось, что пока он единственный не потерпел урона?
Правда так внезапно обрушилась на него, что захватило дыхание.
— Нет, — сердито пробормотал Фишер.
Это неправда. Просто он понимает, что происходит. Из всех троих он единственный, кто...
Спасительная мысль разлетелась вдребезги. Фишер ощутил прилив тошноты. Барретт был прав. И Флоренс была права.
Эти тридцать лет были всего лишь иллюзией.
Он встал и, приглушенно выругавшись, подошел к камину. Нет, невозможно. Он не мог до такой степени обманывать себя. Пожав плечами, Фишер вспомнил все, что делал с понедельника. Он ведь знал, что дверь окажется заперта, так? Ум отказывался признавать это. Ладно, но он спас Эдит. «Только потому, что не мог уснуть и случайно спустился вниз», — явился ответ. Ну а спасение Барретта? «Ерунда», — откликнулся рассудок. Просто оказался под рукой, вот и все, — да и то мог убежать, если бы не присутствие миссис Барретт. Что же остается? Выдрал доски из контейнера «Очень мило! — подумал Фишер в приливе злобы. — За сто тысяч долларов Дойч нанял разнорабочего!»
— Боже, — пробормотал он, а потом крикнул: — Боже!
В 1940 году он был самым одаренным физическим медиумом в Соединенных Штатах, и было ему тогда всего пятнадцать. Пятнадцать! А теперь, в сорок пять, он стал поганым самообольщающимся паразитом, симулянтом, стремящимся протянуть неделю, чтобы получить сто тысяч долларов. Он! Тот, кто должен сделать больше всех!
Фишер шагал туда-сюда перед камином. Чувство было почти невыносимым, его обуревали стыд, ощущение вины и ярости. Никогда он не чувствовал себя таким никчемным. Пройти через Адский дом, как черепаха, втянувшая голову в панцирь, чтобы ничего не видеть, ничего не узнать, ничего не делать, ожидая, что другие выполнят вместо него всю работу. Ведь он хотел вернуться сюда, не так ли? Ну так вот — вернулся! Что-то — Бог знает что — сочло уместным дать ему еще один шанс.
И он собирается упустить его?
Фишер остановился и в ярости оглядел зал. Кто такой, черт возьми, этот Беласко? Кто такие, черт возьми, все эти поганые мертвецы, кишащие в этом доме, как черви в трупе? И он позволит им запугивать его до самой смерти? Им не удалось убить его в сороковом году, ведь так? Он был ребенком, самоуверенным олухом — и даже при всем этом им не удалось его уничтожить. Они уничтожили Грейс Лотер — одного из самых почитаемых медиумов того времени. Уничтожили доктора Грэма — трезвомыслящего, неустрашимого физика. Уничтожили профессора Рэнда — одного из самых известных в стране преподавателей химии, заведующего кафедрой в Хейлском университете. Уничтожили профессора Финли — проницательного, опытного спирита, преодолевшего десятки психических ловушек.
И только он один остался в живых и сохранил рассудок — доверчивый пятнадцатилетний мальчишка. Несмотря на то что он фактически сам просил о собственном уничтожении, дом не смог ничего, кроме как вышвырнуть его, оставить на крыльце, чтобы он умер от холода Дом не смог убить его. Почему он никогда не думал об этом подобным образом? Несмотря на прекрасную возможность, дом не смог его убить.
Фишер подошел к одному из кресел и поспешно сел. Закрыв глаза, он стал глубоко дышать, отпирая ворота сознания, прежде чем получит возможность изменить его. Его ум и тело заполнила уверенность. Теперь он уже не мальчик, а мыслящий взрослый человек, не настолько самонадеянный, чтобы сделаться легкой добычей. Он будет открываться осторожно, постепенно, чтобы впечатления не подавили его, как Флоренс. Медленно, осторожно, контролируя каждый шаг своим взрослым разумом, полагаясь только на себя, не позволяя другим управлять его восприятием.
Он прекратил глубокие вздохи и настороженно, внимательно выждал. Нет еще. Внутри вялость и пустота. Он подождал еще, выставив антенну чувств в атмосферу. Ничего. Он снова глубоко вдохнул, открывая ворота чуть пошире, снова остановился и выждал.
Ничего. Фишер ощутил, как в голове мелькнул неосознанный страх. Не слишком ли долго он ждал? Не атрофировался ли его дар? Его губы плотно сжались и побелели. Нет. Он по-прежнему обладает этой способностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69