– У собаки тоже есть сердце, – ответил ветеринар. – Да, сердце, которому не прикажешь! Вы хотите, чтобы такса осталась в вашей квартире?
– Да, конечно… Разлука с ней была бы невыносима!
– Тогда уступите ее вашему юному соседу. Это единственный выход.
Рената стала моей!
Прежде всего я дал таксе новое имя. Юнукры называли мирных домашних животных грозными именами хищников: рыжих кошек – Львицами, пятнистых – Тигрицами. Я назвал свою таксу Рысью.
По десять раз в день выводил я таксу во двор, надеясь, что нас с ней увидит Валерик. Я подводил Рысь к ее любимому столбику, но она равнодушно отворачивалась от него, давая мне понять, что столько раз в день этот столбик ей вовсе не нужен. А Валерика во дворе не было: должно быть, он с утра до вечера готовился к своему знаменитому дню юнукров.
Тогда однажды я вывел таксу во двор совсем рано, в тот час, когда Валерик должен был бежать на уроки.
Рысь со всех ног помчалась к столбику (за ночь она успевала по нему соскучиться), а я стал дежурить возле подъезда, чтобы не пропустить Валерика. Наконец он появился… Хоть в запасе у меня было всего несколько минут (Валерик торопился в школу), я решил начать не с самого главного.
– Что это у тебя в руках? – спросил я. – Такое… свернутое в трубочку…
– Это плакаты для нашей будущей «комнаты смеха и страшных рассказов».
– Смеха и страшных рассказов?
– Ну да. Мы открываем ее специально для юнукров. Юный укротитель должен быть всегда веселым и храбрым! В этой комнате он иногда будет веселиться, а иногда страшные рассказы будут закалять его волю!
Я насторожился. Дело в том, что я очень любил смеяться. Я мог смеяться целыми часами, и иногда в самых неподходящих местах: например, на уроке или где-нибудь на сборе. И страшные истории Валерика «с продолжением» я тоже мог слушать до бесконечности. Поэтому я сказал:
– Но ведь мне тоже нужно закалить свою волю! Ты сам говорил об этом… Вы пустите меня туда, в эту комнату?
– Видишь ли, – начал объяснять Валерик своим как бы вечно извиняющимся голосом, который моя мама называла вежливым, интеллигентным и непохожим на мой. – Мне очень неудобно тебе отказывать… Но у нас будет не просто веселая комната. Там, на стенах, будут вывешены всякие плакаты. Как раз вот эти, которые у меня в руках…
– А что там написано?
– Ну, например: «Кто не работает, тот…»
– Не ест! – подхватил я быстро, точно отгадывая последнюю строчку в стихах дяди Гоши.
– Нет, у нас будет написано немного по-другому: «Кто не работает, тот не смеется!» И еще: «Смеется тот, кто…»
– Смеется последним! – снова перебил я Валерика.
– Опять не угадал. У нас будет написано так: «Смеется тот, кто не только смеется!» Понимаешь? Ну, в том смысле, что не только развлекается…
– Но ведь ты знаешь, что я умею смеяться громче, всех у нас в школе! И потом… моя воля очень нуждается в закалке. Я сам это чувствую!
– Этого еще мало!
«Ах, этого еще мало! – мысленно возмутился я. – Ну, сейчас ты поймешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в юнукры!..»
– Рысь! Рысь, сюда! – крикнул я.
И такса послушно подскочила ко мне.
– Соседкину собаку прогуливаешь? – спросил Валерик.
– Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
– Довольно породистая…
– Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не говорю о ее дедушке и бабушке!..
– Отдай ее нам, – сказал Валерик.
– Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски…
– Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
– Твой любимый Жорочка?
– Напрасно ты злишься: Жорка – хороший парень.
– А я плохой?
– Жорка – сильный и добрый.
– А я слабый и злой?
Валерик ничего не ответил.
– А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею права?
– Извини меня, Петя… Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кружок наш будет как раз при школе.
– Почему это я не могу?
– Потому что ты проходишь «курс лечения», а больные школу не посещают.
– Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
– Восемь часов двадцать минут!
Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я и сегодня мог бы идти зажмурившись…
Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их… И они побежали втроем.
Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И, уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги маминой юности.
Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
– Собака очень утомляет меня, – сказал я Снегурочке. – Просто даже отягощает… Пусть она вернется к своим хозяевам.
Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
– Рысь, брысь! – отогнал я ее.
– Что такое? – спросила Снегурочка.
– Это я собаке… Она наскучила мне!
– Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь. Больше никаких желаний не будет?
Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного…
Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
– А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое «дробь семь»?
– Для пущей сказочности, – ответила Снегурочка.
– Для сказочности? – удивился я.
– Ну да. Разве ты не замечал, что семерка – одна из самых волшебных цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются «за семью морями», «за семью замками», «за семью печатями», «в семь дней и семь ночей» или где-нибудь «на седьмом небе»!.. Значит, сегодня заказов на развлечения не будет?
– Нет. Что-то я немного устал…
ПИОНЕР-ПЕНСИОНЕР
Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напряженный график развлечений.
Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус, впереди и на боку которого было написано: «В ремонт!», и прибывал на нем в Докмераб. Там я пел «хором», ходил «хороводом», соревновался сам с собой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал жестяную подарочную коробку и уходил домой.
Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже понемножку начинало тошнить.
Над столом у меня теперь вместо «Расписания уроков» висело «Расписание развлечений». Согласно этому расписанию, которое каждый день менялось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной концерт, или на какую-нибудь выставку.
А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25