– Я могу спасти Ребекку. Удержать ее от смерти. С помощью окон во времени, открывшихся по моей вине и открытых Дерроу. Ты тоже можешь помочь. Мы не дадим им сесть на мотоцикл.
Меч звякнул о каменную плитку крыши, и Дойль опустился на колени. Его лицо находилось теперь на одном уровне с лицом Мастера в двадцати футах от него, и он в беспомощном отчаянии вглядывался в глаза старика, блестевшие неестественной чернотой.
– Откуда… вы знаете… про Ребекку? – прохрипел он.
– Ты забыл про ка, что мы сделали из тебя, сынок? Кровь, упавшую в ванну? Мы вырастили из нее твою копию. Не то чтобы от нее было много толку в том, что касалось внятной информации, – ка, похоже, получился слегка не в своем уме; это может означать, а может и не означать, что ты и сам движешься в этом направлении, – но кое-что о тебе мы понемногу узнали.
– Это блеф, – осторожно возразил Дойль. – Историю не изменить. Я сам видел, что нельзя. И Ребекка… мертва.
– Мертв ее ка. С твоего мотоцикла упала не подлинная Ребекка. Мы отправимся в будущее, вырастим ка, а потом подменим их, с тем чтобы она могла вернуться сюда с тобой и, – Мастер снова улыбнулся, – сменила имя на Элизабет Жаклин Тичи.
Эшблес медленно, недоверчиво покачал головой. «И ведь я действительно в это верю, – подумал он. – Я верю в то, что смотаю эту чертову веревку и спасу его. Боже, а я-то думал, он будет всего лишь предлагать мне деньги…»
– Но ведь настоящая Элизабет Тичи живет где-то.
– Она умерла, и ее заменила Ребекка.
– Ах, да… – Дойль взялся за веревку. Прости, Тефик, подумал он. Прости, Байрон. Простите, мисс Тичи. Прости, Эшблес, похоже на то, что остаток жизни ты проживешь рабом этой твари. Прости, Бекки, – видит Бог, не ты выбрала этот путь.
Куда легче, чем делал это привратник, Эшблес выбрал ярд веревки. Пытаясь привязать ее одной рукой, он покосился на Мастера и увидел его улыбку – та была не просто торжествующей, презрительной и самодовольной, но и слегка безумной.
Эта нотка безумия у якобы всезнающего Мастера подействовала на Дойля, как холодный компресс на пылающем лбу. «Боже, – подумал Дойль, – я ведь действительно собирался купить жизнь Ребекки ценой смерти этой девицы Тичи, которую даже не встречал никогда!»
– Нет, – спокойно произнес он, отпуская веревку, и она натянулась рывком, больно дернув Мастера.
– Ты можешь спасти Ребекке жизнь, Дойль, – прокаркал перекосившийся от боли Мастер. – И свой собственный рассудок: ты ведь сходишь с ума и сам это знаешь, а здешние заведения для умалишенных не из самых приятных, так и знай.
Эшблес отвернулся, подобрал меч и, крича почти в унисон с Мастером, ударил с такой силой, что не только разрубил веревку, но и сломал меч о каменную крышу.
Не прекращая кричать, Мастер начал все быстрее удаляться, словно лежал в кузове невидимого пикапа, пытающегося поставить рекорд ускорения с места. Все ускоряясь, он миновал край крыши и полетел дальше, скользя в двадцати футах над землей. Его силуэт отчетливо чернел на фоне луны, так что Дойль хорошо видел его даже в сгущающихся сумерках.
– Так сдохни в вонючем дурдоме, Дойль! – проревел голос из отверстия под ногами у Эшблеса. – Жри собственное дерьмо, и пусть сторожа дрючат тебя почем зря! Вот что тебе уготовано, сынок! Так оно и будет, Романелли прыгал в будущее и проверял! И – слышишь! – мы уже спасли Ребекку, Романелли забрал ее, но теперь, когда по твоей дурости ее не на что менять, с ней…
Голос все продолжал выкрикивать свои бредовые угрозы, и Эшблес понял, что это Мастер говорит через последнего из восковых людей, у которого еще осталась голова. Сам Мастер казался теперь маленькой точкой на лике луны, поднявшейся уже заметно выше. Еще через минуту или две голос из дыры, продолжавший перечислять напасти, уготованные Ребекке, оборвался на полуслове. То ли вышел из строя восковой речевой аппарат, то ли Мастер просто вышел за пределы их магической слышимости – этого Эшблес так и не узнал.
Эшблес влез через дыру в стене обратно в коридор и заковылял вниз по лестнице. Когда он спустился на первый этаж, кто-то шевельнулся в темном проеме двери справа от него, но, услышав его шаги, отпрянул обратно в темноту;
Эшблес даже не посмотрел в ту сторону.
Выбравшись на улицу, он огляделся. Лошадей постигла та же участь, что и сыновей Мустафы, так что Эшблес зашагал босиком. До порта Булак было идти пять с половиной миль. Корабль отплывал только завтра утром, так что он не спешил, каждые несколько минут останавливаясь, чтобы с опаской посмотреть на поднимающуюся луну.
Через несколько минут после того, как Эшблес скрылся из виду, из двери выглянуло грязное бородатое лицо с безумными глазами.
– Теперь видишь, Дерроу, что ты натворил? – пробормотал человек. – «Абсолютно безопасно»… Черт, с таким же успехом ты мог отправить этого Треффа. Вряд ли ему удалось бы повернуть все еще хуже. Ладно, вернусь-ка я к реке; посмотрим, смогу ли я уплыть в то время, когда все было в порядке.
Ка Эшблеса выбрался на улицу и постоял, неуверенно глядя по сторонам, не в силах припомнить, где здесь река и как она вообще называется. Потом он вспомнил, что рано или поздно придет к ней, так что выбрал первое попавшееся направление и с довольной улыбкой на губах двинулся в путь.

Глава 7
– Сестры, тките смерти нить;
– Сестры, стойте: кончен труд!
Томас Грей
Снова и снова пытался он найти выход из этого лабиринта затянутых туманом улиц; и хотя Дерроу – во сне он никак не мог вспомнить свое новое имя – прошагал уже несколько миль, то и дело заходя в тупики, он ни разу не вышел на улицу, достаточно широкую, чтобы пропустить экипаж, не говоря уже о просторной, оживленной Лиденхолл-стрит. В конце концов он остановился и – как всегда в этой части сна – услышал в густом тумане впереди негромкий, отрывистый стук, а почти сразу за ним – близкие шаги.
– Хелло, – робко произнес он. – Хелло, кто там есть? – повторил он уже увереннее. – Не поможете ли вы мне найти дорогу?
Шаги по брусчатке слышались уже совсем близко, и темное пятно в тумане превратилось в оборванного человека.
Как обычно, Дерроу в мертвящем ужасе отшатнулся, узнав в нем Брендана Дойля.
– Боже, Дойль! – вскричал он. – Простите меня, не подходите ближе, о Боже!… – Он побежал бы прочь, но его ноги отказывались идти.
Дойль улыбнулся и показал наверх, в туман.
Дерроу беспомощно поднял глаза, и душа его вырвалась наружу в отчаянном вопле – таком громком, что он проснулся.
Он полежал неподвижно на кровати, пока, к облегчению своему, не узнал мебель в темной комнате и не понял, что лежит в собственной спальне. Значит, это снова всего лишь сон. Его рука вытянулась, нашарила горлышко графина с бренди на столике у изголовья, опрокинула его над стеклянной стопкой, потом он поставил его на место, а стопку поднес к губам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125