Уловить мельчайшие доли градусов углов восхода светил над горизонтом и расстояния между ними было очень непросто, практически невозможно без длительных тренировок.
Ко времени нашего появления религионер все еще был покрыт ледяной коркой. Класус, перенеся его через дверь, поставил на песок, и человек в розовой одежде оставался в той же позе и с тем же выражением лица, что и в момент заморозки.
Я первым делом снял с шеи амулет и спросил:
— Мы уже можем пользоваться магией? Если амулет близко, ему это не повредит?
Я хотел бы еще добавить, что родители Браспасты вообще не стали снимать амулеты, когда прибегли к своей магической силе. Конечно, действовать надо было быстро, но не настолько же, чтобы портить с таким трудом добытые (между прочим, не ими, а мной и Браспастой) амулеты.
— Амулетам ничего не сделается! — довольно беспечно произнес Класус. — Они как бы «включаются» только тогда, когда головы магов по крови проходят через надеваемую на шею цепь. И «выключаются», когда их снимают, или когда используют магию. Когда ты снова наденешь амулет, он опять «включится».
Класус достал из кармана сложенный мешок, развернул, снял свой амулет и засунул внутрь. Потом он протянул ладонь к нам. Снаватта и Браспаста подошли и отдали ему свои амулеты. Мне не очень-то хотелось расставаться со своим трофеем и вот так, как само собой разумеющееся, отдавать его Класусу. Тем не менее, я тоже позволил убрать свой амулет в мешок.
— Ну-с, — тоном старого опытного врача проговорил Класус, — как поживает мой старый друг Плотус?
Ледяная корочка на теле религионера уже почти растаяла под лучами трех светил. Плотус заморгал глазами, зашевелил губами и задвигал пальцами рук, ломая истончившийся лед.
— Не советую! — строго прикрикнула Снаватта, вновь создавая замораживающее заклинание. — Ну-ка, перестань!
Религионер наградил ее гневным взглядом, но перестал плести свое заклинание. Плотус обежал глазами всех нас, полукругом стоявших перед ним.
— Ага! Вся семейка в сборе! — воскликнул он, не выказывая ни малейшего страха. — А это что за мальчуган? Уж не его ли вы называете Калки?
— Это он и есть, — спокойно сказал Класус. — Ты же знаешь, что он по закону объявил о себе над горой Меру.
— Да-да, — ехидно ухмыльнулся Плотус, — хозяева магических энергий до сих пор не могут забыть его проделку. Особенно оранжевый дракон Вихляйс, которому пришлось лично заделывать дыры в энерговодах горы Меру.
Я пока не понимал, чего хочет добиться от Плотуса отец Браспасты, но на всякий случай решил ему подыграть, тем более что слово «мальчуган» по отношению ко мне прозвучало весьма оскорбительно. Я сложил губы в свою не раз испытанную насмешливо-угрожающую улыбку и произнес:
— Как хорошо, что слава идет впереди меня! Не приходится никому объяснять, что отвечать на вопросы, заданные мной и моими друзьями, надо быстро и честно.
— Я всегда рад помочь моему другу Класусу, его семье, а теперь и тебе, Калки! — ничуть не смутился Плотус. Я подумал было, что он, понимая наше превосходство, готов сотрудничать, но религионер продолжил: — Моя святая обязанность — наставлять на путь истинный всех разумных существ, повергать их ниц к стопам гневного, но милостивого Единого Бога.
Класус едва не рассмеялся:
— Довольно лжи! Я знаю тебя не одну сотню лет. Ты же никогда не верил ни в каких богов!
— Какая разница, во что я верил или верю? — возразил религионер. — Имеет значение только то, кому я повинуюсь и кем повелеваю, кому подчиняюсь и кому отдаю приказы.
— Беспринципная позиция! — воскликнула Браспаста, ни к кому конкретно не обращаясь.
Религионер не удостоил ее взглядом, и обратился сразу ко всем нам:
— Когда же вы повзрослеете, наберетесь ума и избавитесь от своего смешного и нелепого максимализма? Уровень ваших суждений находится на уровне детей: «верю — не верю», «хорошо — плохо», «добро — зло».
— Это не совсем так! — перебила Плотуса Снаватта. — Мы пользуемся и другими противопоставлениями: «справедливо — несправедливо», «честно — нечестно». Вы религионеры, подчинили себе народы Центрального Иерархата с помощью лжи и силы. Это было несправедливо, а потому плохо. Еще хуже то, что вы вели завоевательные войны против тех стран, которые не соглашались вам подчиниться. И уж совершенно плохо то, что вы намереваетесь покорить другую планету Дубля.
— Но ведь мы действуем по закону! — хитро прищурился Плотус. — Мы выполняем законы, дарованные нам милостивым Единым Богом, и других заставляем его выполнять.
— Так Единого Бога и якобы его законы вы сами же и придумали. Вы разработали систему, позволяющую вам безраздельно править людьми и пушистиками, обманывать их, грабить и унижать. Эти законы несправедливы!
— Вы называете несправедливыми законы, исходящие от самого Единого Бога?! — в притворно-наигранном ужасе вскричал религионер. — Бойтесь его гнева, преступники!
Класус небрежно махнул рукой:
— Оставь свой пафос и свою ложь, Плотус! Вы, религионеры, так заигрались в свою игру, что как будто сами перестали отличать действительность от своего вымысла.
— Просто я так давно стал религионером, что привык постоянно ссылаться на Бога, — легко согласился Плотус и перешел на спокойно-деловитый тон. — Рассмотрим это дело с другой стороны. Все те, кто недоволен существующими законами, называет их несправедливыми. Вам не нравится наша доктрина Единого Бога, но нам самим и миллионам наших подданных она очень даже нравится.
— Вы не оставили им выбора, — горячо и обвиняюще произнесла Браспаста, — Вы не говорите им правды, не позволяете самостоятельно думать, запрещаете быть свободными!
— А ты бы у них самих поинтересовалась, милая девочка, хотят ли они думать? Хотят ли быть свободными? Мысли — это ведь и сомнения, и терзания, и бессонные ночи. Свобода — это ответственность, это необходимость каждый миг оценивать свои слова и поступки. Многие ли хотят жить такой тяжелой жизнью? А мы создали систему, в которой каждый знает свое место, и потому спокоен и счастлив. Нашему народу — людям и пушистикам — не ведомы сомнения, колебания, муки выбора. Они знают, что их мир и сами они созданы Единым Богом и потому безраздельно ему принадлежат, что мы, религионеры, являемся его представителями и глашатаями его воли, что их дело — просто повиноваться нам и нашим законам. А тот, кто не повинуется, становится преступником и подвергается наказанию.
Я вступил в дискуссию:
— Обряд целования ягодиц и получения щелчка по носу тоже придуман на благо народа?
— Именно так! И еще обряды целования пяток, слизывания праха с туфель, сечения розгами, забрасывания гнилыми овощами. Эти и многие другие обряды в наших храмах неустанно напоминают о том, что люди и пушистики — несовершенные, недостойные существа, не могущие и не имеющие права самостоятельно мыслить и управлять своей жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Ко времени нашего появления религионер все еще был покрыт ледяной коркой. Класус, перенеся его через дверь, поставил на песок, и человек в розовой одежде оставался в той же позе и с тем же выражением лица, что и в момент заморозки.
Я первым делом снял с шеи амулет и спросил:
— Мы уже можем пользоваться магией? Если амулет близко, ему это не повредит?
Я хотел бы еще добавить, что родители Браспасты вообще не стали снимать амулеты, когда прибегли к своей магической силе. Конечно, действовать надо было быстро, но не настолько же, чтобы портить с таким трудом добытые (между прочим, не ими, а мной и Браспастой) амулеты.
— Амулетам ничего не сделается! — довольно беспечно произнес Класус. — Они как бы «включаются» только тогда, когда головы магов по крови проходят через надеваемую на шею цепь. И «выключаются», когда их снимают, или когда используют магию. Когда ты снова наденешь амулет, он опять «включится».
Класус достал из кармана сложенный мешок, развернул, снял свой амулет и засунул внутрь. Потом он протянул ладонь к нам. Снаватта и Браспаста подошли и отдали ему свои амулеты. Мне не очень-то хотелось расставаться со своим трофеем и вот так, как само собой разумеющееся, отдавать его Класусу. Тем не менее, я тоже позволил убрать свой амулет в мешок.
— Ну-с, — тоном старого опытного врача проговорил Класус, — как поживает мой старый друг Плотус?
Ледяная корочка на теле религионера уже почти растаяла под лучами трех светил. Плотус заморгал глазами, зашевелил губами и задвигал пальцами рук, ломая истончившийся лед.
— Не советую! — строго прикрикнула Снаватта, вновь создавая замораживающее заклинание. — Ну-ка, перестань!
Религионер наградил ее гневным взглядом, но перестал плести свое заклинание. Плотус обежал глазами всех нас, полукругом стоявших перед ним.
— Ага! Вся семейка в сборе! — воскликнул он, не выказывая ни малейшего страха. — А это что за мальчуган? Уж не его ли вы называете Калки?
— Это он и есть, — спокойно сказал Класус. — Ты же знаешь, что он по закону объявил о себе над горой Меру.
— Да-да, — ехидно ухмыльнулся Плотус, — хозяева магических энергий до сих пор не могут забыть его проделку. Особенно оранжевый дракон Вихляйс, которому пришлось лично заделывать дыры в энерговодах горы Меру.
Я пока не понимал, чего хочет добиться от Плотуса отец Браспасты, но на всякий случай решил ему подыграть, тем более что слово «мальчуган» по отношению ко мне прозвучало весьма оскорбительно. Я сложил губы в свою не раз испытанную насмешливо-угрожающую улыбку и произнес:
— Как хорошо, что слава идет впереди меня! Не приходится никому объяснять, что отвечать на вопросы, заданные мной и моими друзьями, надо быстро и честно.
— Я всегда рад помочь моему другу Класусу, его семье, а теперь и тебе, Калки! — ничуть не смутился Плотус. Я подумал было, что он, понимая наше превосходство, готов сотрудничать, но религионер продолжил: — Моя святая обязанность — наставлять на путь истинный всех разумных существ, повергать их ниц к стопам гневного, но милостивого Единого Бога.
Класус едва не рассмеялся:
— Довольно лжи! Я знаю тебя не одну сотню лет. Ты же никогда не верил ни в каких богов!
— Какая разница, во что я верил или верю? — возразил религионер. — Имеет значение только то, кому я повинуюсь и кем повелеваю, кому подчиняюсь и кому отдаю приказы.
— Беспринципная позиция! — воскликнула Браспаста, ни к кому конкретно не обращаясь.
Религионер не удостоил ее взглядом, и обратился сразу ко всем нам:
— Когда же вы повзрослеете, наберетесь ума и избавитесь от своего смешного и нелепого максимализма? Уровень ваших суждений находится на уровне детей: «верю — не верю», «хорошо — плохо», «добро — зло».
— Это не совсем так! — перебила Плотуса Снаватта. — Мы пользуемся и другими противопоставлениями: «справедливо — несправедливо», «честно — нечестно». Вы религионеры, подчинили себе народы Центрального Иерархата с помощью лжи и силы. Это было несправедливо, а потому плохо. Еще хуже то, что вы вели завоевательные войны против тех стран, которые не соглашались вам подчиниться. И уж совершенно плохо то, что вы намереваетесь покорить другую планету Дубля.
— Но ведь мы действуем по закону! — хитро прищурился Плотус. — Мы выполняем законы, дарованные нам милостивым Единым Богом, и других заставляем его выполнять.
— Так Единого Бога и якобы его законы вы сами же и придумали. Вы разработали систему, позволяющую вам безраздельно править людьми и пушистиками, обманывать их, грабить и унижать. Эти законы несправедливы!
— Вы называете несправедливыми законы, исходящие от самого Единого Бога?! — в притворно-наигранном ужасе вскричал религионер. — Бойтесь его гнева, преступники!
Класус небрежно махнул рукой:
— Оставь свой пафос и свою ложь, Плотус! Вы, религионеры, так заигрались в свою игру, что как будто сами перестали отличать действительность от своего вымысла.
— Просто я так давно стал религионером, что привык постоянно ссылаться на Бога, — легко согласился Плотус и перешел на спокойно-деловитый тон. — Рассмотрим это дело с другой стороны. Все те, кто недоволен существующими законами, называет их несправедливыми. Вам не нравится наша доктрина Единого Бога, но нам самим и миллионам наших подданных она очень даже нравится.
— Вы не оставили им выбора, — горячо и обвиняюще произнесла Браспаста, — Вы не говорите им правды, не позволяете самостоятельно думать, запрещаете быть свободными!
— А ты бы у них самих поинтересовалась, милая девочка, хотят ли они думать? Хотят ли быть свободными? Мысли — это ведь и сомнения, и терзания, и бессонные ночи. Свобода — это ответственность, это необходимость каждый миг оценивать свои слова и поступки. Многие ли хотят жить такой тяжелой жизнью? А мы создали систему, в которой каждый знает свое место, и потому спокоен и счастлив. Нашему народу — людям и пушистикам — не ведомы сомнения, колебания, муки выбора. Они знают, что их мир и сами они созданы Единым Богом и потому безраздельно ему принадлежат, что мы, религионеры, являемся его представителями и глашатаями его воли, что их дело — просто повиноваться нам и нашим законам. А тот, кто не повинуется, становится преступником и подвергается наказанию.
Я вступил в дискуссию:
— Обряд целования ягодиц и получения щелчка по носу тоже придуман на благо народа?
— Именно так! И еще обряды целования пяток, слизывания праха с туфель, сечения розгами, забрасывания гнилыми овощами. Эти и многие другие обряды в наших храмах неустанно напоминают о том, что люди и пушистики — несовершенные, недостойные существа, не могущие и не имеющие права самостоятельно мыслить и управлять своей жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148