Потом я попросила как-нибудь записать историю Вара, мою и Полотна. На этом свитке я записала гораздо больше, но однажды ты, мой сын, поймешь, почему я так поступаю. Понимаешь, мне не хватает Маэв – я тоскую по ней даже больше, чем если бы просто убила ее. И когда ты родишься – дитя Вара или той ночи кошмаров, какая разница? – я отдам тебя Стражам. А потом пойду в часовню и сорву Полотно со стены. Я оберну вокруг себя невесомую ткань и почувствую, как растворяется, исчезает моя жизнь, моя душа, как тело, рассудок растекаются, растягиваются по волокнам ткани. И хотя мне не будет покоя, мне будет хорошо с моим мужем и другими. Не проклятой – я не думаю, что кто-то проклят, пока жив, – но захваченной в плен, какой я была всегда, пока судьба не вынесет мне приговор.
Часть вторая. Джонатан
Глава 7
«Я знал, что женщина зачнет, знал с того самого момента, когда коснулся ее дрожащего тела. После стольких голодных лет полужизни в этой тюрьме ее страх пенится, бурлит во мне – свежий и сладкий, как молодое вино. Как я попользовался ею, как сорвал ее невинность.
Как я пользуюсь ею сейчас, мучая все те дни, что она носит на себе свое собственное проклятие. Из всех тупиц, которые взваливали на себя это бремя, она самая глупая, ведь она обладала силой, способной разрушить мои мечты, но сама отказалась от этого.
Столько пустых и холодных ночей – и вот эта ничего не подозревающая любовница из иного мира дарит мне надежду! Я жду наше дитя – того, кому назначено явиться, – и он освободит меня».
* * *
Брат Доминик – глава Ордена Стражей – сидел за столом в обеденном зале, закрыв глаза ладонями. Перед ним лежал развернутый свиток с признанием Лейт о сыне. Другие четыре брата Ордена сидели вокруг – им нужно было сообща принять решение.
Стражи знали, что Лейт вернулась с помутнением рассудка, но даже Ивар, бывший учитель Лео, не мог понять, чем вызвано ее странное отчаяние. Монахи следили за ней, надеясь, что печаль покинет ее после рождения ребенка. Вместо этого Лейт исчезла, когда не прошло еще и недели со дня появления младенца на свет. Теперь, когда уже было слишком поздно помогать ей, Стражи нашли свиток, который она спрятала в библиотеке.
И теперь они поняли все. Хотя на многие вопросы они нашли ответы в трагической исповеди Лейт, возник другой, гораздо более серьезный вопрос.
Ребенок.
Как и всегда, Маттас оказался самым прямолинейным и бессердечным, как будто потеря зрения лишила его душу остатков сострадания.
– Младенец – сын одной из душ, захваченных Полотном. Его нужно немедленно уничтожить – и все тут, – заявил старый монах, хлопнув по столу ладонью.
Гектор взглянул на младенца, спящего у него на руках. Огромный Гектор с крупными, жесткими чертами лица и шапкой темных спутавшихся волос был похож скорее на завсегдатая кабака, которым он когда-то и был, чем на того доброго великана, что помогал Доминику при родах Лейт.
Все это время, как только Лейт исчезла, он заботился о ребенке, как о своем собственном. Сейчас он пришел в неподдельный ужас.
– Наш Орден борется за мир и гармонию, – произнес он. – Маттас всех нас обратит в убийц.
– Подумай о тех монстрах, что скрыты там, – ответил Маттас, – о бессмертных.
– От бессмертных не рождаются дети, – возразил Гектор, – Ликантропы.
– Не все оборотни – зло, Маттас. Вспомни Андора. Если Андору был зов, то разве кто-то будет противиться тому, чтобы принять его? – мягко спросил брат Пето.
– Андор был побежден, но не рожден для этого, – ответил Маттас. – Лейт написала о человеке с серебряными волосами, который был на Полотне, – он потер пустые глазницы пальцами. – Я вспоминаю этого человека с серебряными волосами. Я отлично помню его лицо, потому что это было последнее, что я видел перед тем, как мне выжгло глаза. Он ослепил меня. Он разрушает Орден. И вот, у ребенка – серебряные волосы. Как ты можешь сомневаться в том, кто его отец?
– У многих малышей сначала светлые волосы, а потом они темнеют с возрастом, – возразил Гектор.
– Нет ли такого испытания, которое могло бы дать нам ответ? – спросил Пето.
Доминик заметил, как дрожат руки Пето – это всегда было у него признаком сильного волнения. В те ночи, когда просыпались души на Полотне, бледный, худой монах дрожал как осиновый лист на ветру. Но Пето никогда не разрывал круга Стражей. Доминика поражала воля и решимость молодого монаха.
Он посмотрел на остальных, задаваясь вопросом – что же случится с их верой, с их единством.
– Есть способ узнать – обычный ли это младенец. Я знаю, как это сделать, – произнес Доминик. – Я призову бога, которому служил, пока не попал в эту страну. Он – бог Солнца и Жизни, которую дает Солнце. Надеюсь, он даст нам ответ.
– А если он скажет, что ребенок испорчен, что мы станем делать? – спросил Маттас.
– Я соглашусь уничтожить его, – ответил Доминик. Он повернулся к Лео, сидевшему рядом и внимательно слушавшему их разговор. – Мне понадобится твоя помощь. И всем нужно знать, что ты думаешь об этом.
– Я согласен с твоим решением, – ответил Лео.
– Нам с Лео понадобится время, чтобы подготовиться. В тайне, – заявил Доминик. – Мы проведем церемонию здесь.
Поднявшись, он направился в библиотеку. Лео последовал за ним и захлопнул за собой дверь. Когда они остались наедине, он неловко опустился на скамью напротив Доминика. Его темные глаза сверлили старшего монаха, голос, хотя и был мягок, но требовал ответа.
– Твои молитвы бесполезны в этой земле, – сказал Лео. – Почему ты солгал?
– Маттас – единственный из нас, кто служил еще в старые времена, когда Орден был силен и многочислен. Теперь, когда нас в Ордене осталось так мало, мы должны держаться вместе. Если мы убьем ребенка, как того требует Маттас, мы сами разрушим Орден изнутри.
– Но что, если Маттас прав? Что, если мальчик – сын колдуна, уничтожившего первую часовню?
– Он – младенец. И как каждый человек, он сделает свой выбор между добром и злом, когда придет время и он станет старше.
Лео задумался.
– Ну и что ты хочешь от меня? – спросил он наконец.
– Наведи ауру вокруг ребенка. Лучше всего, пожалуй, зеленую. Когда я проведу своим амулетом через ауру, зажги ее. Это будет достаточно убедительно выглядеть. А потом мы отошлем ребенка.
Лео кивнул и вытащил свой сборник заклинаний с полки. Пока Доминик молился, чтобы его решение оказалось верным, Лео освежил в памяти слова и жесты простого заклинания.
Наконец Лео закрыл книгу, и оба монаха вышли к остальным Стражам в трапезную. Гектор неохотно передал ребенка Лео, тот положил обнаженного младенца на стол перед Домиником. Ребенок дрожал от холода и, казалось, был возмущен таким непочтительным обхождением, но все же не плакал. Его ярко-голубые глаза, глубокие, как у многих младенцев, не отрывались от ближайшего к нему предмета – амулета, который держал Доминик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Часть вторая. Джонатан
Глава 7
«Я знал, что женщина зачнет, знал с того самого момента, когда коснулся ее дрожащего тела. После стольких голодных лет полужизни в этой тюрьме ее страх пенится, бурлит во мне – свежий и сладкий, как молодое вино. Как я попользовался ею, как сорвал ее невинность.
Как я пользуюсь ею сейчас, мучая все те дни, что она носит на себе свое собственное проклятие. Из всех тупиц, которые взваливали на себя это бремя, она самая глупая, ведь она обладала силой, способной разрушить мои мечты, но сама отказалась от этого.
Столько пустых и холодных ночей – и вот эта ничего не подозревающая любовница из иного мира дарит мне надежду! Я жду наше дитя – того, кому назначено явиться, – и он освободит меня».
* * *
Брат Доминик – глава Ордена Стражей – сидел за столом в обеденном зале, закрыв глаза ладонями. Перед ним лежал развернутый свиток с признанием Лейт о сыне. Другие четыре брата Ордена сидели вокруг – им нужно было сообща принять решение.
Стражи знали, что Лейт вернулась с помутнением рассудка, но даже Ивар, бывший учитель Лео, не мог понять, чем вызвано ее странное отчаяние. Монахи следили за ней, надеясь, что печаль покинет ее после рождения ребенка. Вместо этого Лейт исчезла, когда не прошло еще и недели со дня появления младенца на свет. Теперь, когда уже было слишком поздно помогать ей, Стражи нашли свиток, который она спрятала в библиотеке.
И теперь они поняли все. Хотя на многие вопросы они нашли ответы в трагической исповеди Лейт, возник другой, гораздо более серьезный вопрос.
Ребенок.
Как и всегда, Маттас оказался самым прямолинейным и бессердечным, как будто потеря зрения лишила его душу остатков сострадания.
– Младенец – сын одной из душ, захваченных Полотном. Его нужно немедленно уничтожить – и все тут, – заявил старый монах, хлопнув по столу ладонью.
Гектор взглянул на младенца, спящего у него на руках. Огромный Гектор с крупными, жесткими чертами лица и шапкой темных спутавшихся волос был похож скорее на завсегдатая кабака, которым он когда-то и был, чем на того доброго великана, что помогал Доминику при родах Лейт.
Все это время, как только Лейт исчезла, он заботился о ребенке, как о своем собственном. Сейчас он пришел в неподдельный ужас.
– Наш Орден борется за мир и гармонию, – произнес он. – Маттас всех нас обратит в убийц.
– Подумай о тех монстрах, что скрыты там, – ответил Маттас, – о бессмертных.
– От бессмертных не рождаются дети, – возразил Гектор, – Ликантропы.
– Не все оборотни – зло, Маттас. Вспомни Андора. Если Андору был зов, то разве кто-то будет противиться тому, чтобы принять его? – мягко спросил брат Пето.
– Андор был побежден, но не рожден для этого, – ответил Маттас. – Лейт написала о человеке с серебряными волосами, который был на Полотне, – он потер пустые глазницы пальцами. – Я вспоминаю этого человека с серебряными волосами. Я отлично помню его лицо, потому что это было последнее, что я видел перед тем, как мне выжгло глаза. Он ослепил меня. Он разрушает Орден. И вот, у ребенка – серебряные волосы. Как ты можешь сомневаться в том, кто его отец?
– У многих малышей сначала светлые волосы, а потом они темнеют с возрастом, – возразил Гектор.
– Нет ли такого испытания, которое могло бы дать нам ответ? – спросил Пето.
Доминик заметил, как дрожат руки Пето – это всегда было у него признаком сильного волнения. В те ночи, когда просыпались души на Полотне, бледный, худой монах дрожал как осиновый лист на ветру. Но Пето никогда не разрывал круга Стражей. Доминика поражала воля и решимость молодого монаха.
Он посмотрел на остальных, задаваясь вопросом – что же случится с их верой, с их единством.
– Есть способ узнать – обычный ли это младенец. Я знаю, как это сделать, – произнес Доминик. – Я призову бога, которому служил, пока не попал в эту страну. Он – бог Солнца и Жизни, которую дает Солнце. Надеюсь, он даст нам ответ.
– А если он скажет, что ребенок испорчен, что мы станем делать? – спросил Маттас.
– Я соглашусь уничтожить его, – ответил Доминик. Он повернулся к Лео, сидевшему рядом и внимательно слушавшему их разговор. – Мне понадобится твоя помощь. И всем нужно знать, что ты думаешь об этом.
– Я согласен с твоим решением, – ответил Лео.
– Нам с Лео понадобится время, чтобы подготовиться. В тайне, – заявил Доминик. – Мы проведем церемонию здесь.
Поднявшись, он направился в библиотеку. Лео последовал за ним и захлопнул за собой дверь. Когда они остались наедине, он неловко опустился на скамью напротив Доминика. Его темные глаза сверлили старшего монаха, голос, хотя и был мягок, но требовал ответа.
– Твои молитвы бесполезны в этой земле, – сказал Лео. – Почему ты солгал?
– Маттас – единственный из нас, кто служил еще в старые времена, когда Орден был силен и многочислен. Теперь, когда нас в Ордене осталось так мало, мы должны держаться вместе. Если мы убьем ребенка, как того требует Маттас, мы сами разрушим Орден изнутри.
– Но что, если Маттас прав? Что, если мальчик – сын колдуна, уничтожившего первую часовню?
– Он – младенец. И как каждый человек, он сделает свой выбор между добром и злом, когда придет время и он станет старше.
Лео задумался.
– Ну и что ты хочешь от меня? – спросил он наконец.
– Наведи ауру вокруг ребенка. Лучше всего, пожалуй, зеленую. Когда я проведу своим амулетом через ауру, зажги ее. Это будет достаточно убедительно выглядеть. А потом мы отошлем ребенка.
Лео кивнул и вытащил свой сборник заклинаний с полки. Пока Доминик молился, чтобы его решение оказалось верным, Лео освежил в памяти слова и жесты простого заклинания.
Наконец Лео закрыл книгу, и оба монаха вышли к остальным Стражам в трапезную. Гектор неохотно передал ребенка Лео, тот положил обнаженного младенца на стол перед Домиником. Ребенок дрожал от холода и, казалось, был возмущен таким непочтительным обхождением, но все же не плакал. Его ярко-голубые глаза, глубокие, как у многих младенцев, не отрывались от ближайшего к нему предмета – амулета, который держал Доминик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84