Все тут напоминает борт океанского парохода. Перила. Доски пола – палуба. Спасательные круги. Ведра. Спардек. Флагшток с вымпелом, синее прописное «Д» на белом поле. Буфет. Раздевальня. Махровые халатики купальщиц. Головы пловцов в сулевидных синих шапочках-шлемах и с медным номерком от гардероба на пояске.
Вниз, к воде, ведет широчайшая – метров в триста шириной – лестница с нумерованными местами для зрителей во время спортивных состязаний. Вода забрана плотами, образующими три ящика для плавания: два больших – для игры в водяной футбол и для состязаний, и третий, поменьше, – для начинающих. Есть еще четвертый, совсем маленький, – для детей и для неумеющих.
На плотах вышки с трамплинами для прыгания и линолеумовыми желобами, по которым съезжают храбрецы на животах в воду.
В ящиках плещутся пловцы, ставя рекорды и обдавая друг друга брызгами.
Слева, под висящим над рекой рестораном, лодочная стоянка. Отсюда отплывают любители гребного спорта.
Вся серовато-голубая поверхность реки покрыта гребными судами.
Утлые байдарки. Длинные и узкие, как линейки, гоночные четверки, с заведенным и поднятым перед ударом опереньем весел. Простецкие лодочки для катания с девушками на руле. Странного вида и яркой раскраски индейские пироги. Слабо стрекочущие моторки.
И вот надо всем этим, на фоне белого облака, появляется прыгун.
Не забудьте, товарищ романист, что это наш герой.
Он поднялся по серо-голубой лесенке на высокий помост и встал на самом краю повисшего над водой трамплина. Упругая доска легко гнется под тяжестью хорошо сложенного, молодого кремового тела.
Он широко разводит руки, словно хочет обнять все, что лежит перед ним в этом чудесном мире: реку, пловцов, лодки, цветные, как пасека, павильоны Парка культуры и отдыха, Крымский мост, Воробьевы горы, пароходик с баржей, проволочную вершу Шаболовской радиостанции, облака, цветы, трамвай, строящийся дом.
Он глубоко вздыхает. Он поднимает руки и, вытянув их, соединяет ладони над головой. Теперь он не человек – стрела.
Он чуть покачнулся. Он медленно выходит из состояния равновесия. Не торопясь, разводя руки, он падает. Он летит! Теперь он не стрела – ласточка.
Я вижу напряженные его лопатки и упруго вогнутую черту вдоль спины, от головы до поясницы. Он в воздухе. Руки медленно соединяются над головой. Ноги – сжатые струны. Он весь натянутый лук. И опять человек-стрела.
Мгновение – и он ключом уходит в литую, изумленную воду.
1930 г.
Простое сложение
Два плюс два – четыре. Ни больше, ни меньше. На первый взгляд, как ни верти, из этого простого арифметического действия ничего другого не выжмешь.
Один из недавно ушедших от нас людей пояснил эту истину развернутой метафорой, столь же ядовитой, сколь и обывательской.
Возьмите любое количество лодок и сложите их. Лодка плюс лодка, плюс лодка, плюс лодка… сколько лодок ни складываешь, все равно парохода не получишь.
Оно конечно. Будто бы и так.
Но дело в том, что автор лодочного афоризма совершенно забыл о такой прекрасной вещи, как диалектика. Он показал себя сухим педантом и безнадежным схоластом. По его мнению, очевидно, если к одному пальцу прибавить другой палец, да еще палец, да еще палец – получится пять пальцев. Простая растопыренная пятерка. И ничего больше.
Для диалектика же вопрос обстоит несколько иначе.
Для него важен не самый факт сложения пальцев. Весь гвоздь для него в том, как их сложить. Например, при хорошей большевистской организации из пяти пальцев складывается весьма крепкий кулак, вдребезги разбивающий любое количество заботливо сложенных меньшевистских лодочек, приготовленных для спешного переезда с левого берега на правый.
На днях мне удалось увидеть собственными глазами, как простое сложение крестьянских хозяйств плюс крепкое пролетарское руководство – и ничего больше – создало сельскохозяйственную артель, которой вправе гордиться не только Нижне-Волжский край, но и весь Советский Союз.
Я говорю о сельскохозяйственной артели имени Демьяна Бедного.
Сперва несколько фактов и цифр.
Сельскохозяйственная артель имени Демьяна Бедного находится невдалеке от ст. Филоново в Ново-Анненском районе. Из 14 хуторов она объединяет около 800 бедняцких хозяйств, общей сложностью примерно в 14 000 гектаров земли, из которых в этом году засеяно и убрано тысяч двенадцать.
Население – донские казаки, станичники и хуторяне.
Тракторов всего три. Из них один неисправен. Сложных машин – молотилок-барабанов – пять. Есть еще амовский грузовичок, полученный из района в кредит. Работают главным образом на волах.
Короче говоря, механизации производства никакой. Обрабатывают землю без особой помощи государства. Обходятся простым объединением земли, тягловой силы, личного труда и тех машин, какие были в единоличном пользовании. Плюс, конечно, правильное пролетарское руководство и блестящая организация.
И в этом весь гвоздь.
Именно в этом и заключается причина того, что меньше чем за год своего существования артель стала образцовой и показала такие превзошедшие все ожидания темпы, результаты, что центральный орган партии газета «Правда» посвятила ее достижениям целую обстоятельную страницу (см. «Правду» № 245 от 5 сентября этого года), а Демьян Бедный написал стихотворение, в котором следующим образом формулирует значение победы, одержанной артелью его имени на одном из самых важных участков реконструктивного фронта:
Добивайте скорее кулацкую спесь!
Вот, смотрите, мы за год чего навертели!
Путь к спасенью крестьянскому здесь, только здесь,
В колхозной артели!
Если к этому применить общеизвестную мысль Ленина о необходимости искать на каждом данном этапе исторического развития центральное, так сказать, узловое звено и, ухватившись за него, вытаскивать всю цепь, то именно таким звеном на данном этапе является правильная организация бедняцких и середняцких масс в сельскохозяйственные артели.
Образцом такого рода звена оказалась артель имени Демьяна Бедного. Потому-то мы – Демьян Бедный и я – решили съездить и познакомиться на месте во всех подробностях с бытом и историей организации этой артели.
Хорошая погода бежит за нами по пятам, как легавая собака.
Уборка в самом разгаре.
Артельная земля лежит под дымчатым солнцем, как обширная русая голова, круглая и коротко остриженная под машинку. Она вся уставлена в шашечном порядке копнами пшеницы.
По дорогам, качаясь, скрипят нагруженные сверх всякой меры арбы. Длинные слюни, как вожжи, свисают с широкогубых воловьих морд.
Вереницы пустых арб, сбросивших свой груз возле молотилок, резко тарахтят по дороге в поле.
Иногда попадаются подводы, заваленные тугими мешками. Это беднодемьяновцы спешат сдать государству свои товарные излишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Вниз, к воде, ведет широчайшая – метров в триста шириной – лестница с нумерованными местами для зрителей во время спортивных состязаний. Вода забрана плотами, образующими три ящика для плавания: два больших – для игры в водяной футбол и для состязаний, и третий, поменьше, – для начинающих. Есть еще четвертый, совсем маленький, – для детей и для неумеющих.
На плотах вышки с трамплинами для прыгания и линолеумовыми желобами, по которым съезжают храбрецы на животах в воду.
В ящиках плещутся пловцы, ставя рекорды и обдавая друг друга брызгами.
Слева, под висящим над рекой рестораном, лодочная стоянка. Отсюда отплывают любители гребного спорта.
Вся серовато-голубая поверхность реки покрыта гребными судами.
Утлые байдарки. Длинные и узкие, как линейки, гоночные четверки, с заведенным и поднятым перед ударом опереньем весел. Простецкие лодочки для катания с девушками на руле. Странного вида и яркой раскраски индейские пироги. Слабо стрекочущие моторки.
И вот надо всем этим, на фоне белого облака, появляется прыгун.
Не забудьте, товарищ романист, что это наш герой.
Он поднялся по серо-голубой лесенке на высокий помост и встал на самом краю повисшего над водой трамплина. Упругая доска легко гнется под тяжестью хорошо сложенного, молодого кремового тела.
Он широко разводит руки, словно хочет обнять все, что лежит перед ним в этом чудесном мире: реку, пловцов, лодки, цветные, как пасека, павильоны Парка культуры и отдыха, Крымский мост, Воробьевы горы, пароходик с баржей, проволочную вершу Шаболовской радиостанции, облака, цветы, трамвай, строящийся дом.
Он глубоко вздыхает. Он поднимает руки и, вытянув их, соединяет ладони над головой. Теперь он не человек – стрела.
Он чуть покачнулся. Он медленно выходит из состояния равновесия. Не торопясь, разводя руки, он падает. Он летит! Теперь он не стрела – ласточка.
Я вижу напряженные его лопатки и упруго вогнутую черту вдоль спины, от головы до поясницы. Он в воздухе. Руки медленно соединяются над головой. Ноги – сжатые струны. Он весь натянутый лук. И опять человек-стрела.
Мгновение – и он ключом уходит в литую, изумленную воду.
1930 г.
Простое сложение
Два плюс два – четыре. Ни больше, ни меньше. На первый взгляд, как ни верти, из этого простого арифметического действия ничего другого не выжмешь.
Один из недавно ушедших от нас людей пояснил эту истину развернутой метафорой, столь же ядовитой, сколь и обывательской.
Возьмите любое количество лодок и сложите их. Лодка плюс лодка, плюс лодка, плюс лодка… сколько лодок ни складываешь, все равно парохода не получишь.
Оно конечно. Будто бы и так.
Но дело в том, что автор лодочного афоризма совершенно забыл о такой прекрасной вещи, как диалектика. Он показал себя сухим педантом и безнадежным схоластом. По его мнению, очевидно, если к одному пальцу прибавить другой палец, да еще палец, да еще палец – получится пять пальцев. Простая растопыренная пятерка. И ничего больше.
Для диалектика же вопрос обстоит несколько иначе.
Для него важен не самый факт сложения пальцев. Весь гвоздь для него в том, как их сложить. Например, при хорошей большевистской организации из пяти пальцев складывается весьма крепкий кулак, вдребезги разбивающий любое количество заботливо сложенных меньшевистских лодочек, приготовленных для спешного переезда с левого берега на правый.
На днях мне удалось увидеть собственными глазами, как простое сложение крестьянских хозяйств плюс крепкое пролетарское руководство – и ничего больше – создало сельскохозяйственную артель, которой вправе гордиться не только Нижне-Волжский край, но и весь Советский Союз.
Я говорю о сельскохозяйственной артели имени Демьяна Бедного.
Сперва несколько фактов и цифр.
Сельскохозяйственная артель имени Демьяна Бедного находится невдалеке от ст. Филоново в Ново-Анненском районе. Из 14 хуторов она объединяет около 800 бедняцких хозяйств, общей сложностью примерно в 14 000 гектаров земли, из которых в этом году засеяно и убрано тысяч двенадцать.
Население – донские казаки, станичники и хуторяне.
Тракторов всего три. Из них один неисправен. Сложных машин – молотилок-барабанов – пять. Есть еще амовский грузовичок, полученный из района в кредит. Работают главным образом на волах.
Короче говоря, механизации производства никакой. Обрабатывают землю без особой помощи государства. Обходятся простым объединением земли, тягловой силы, личного труда и тех машин, какие были в единоличном пользовании. Плюс, конечно, правильное пролетарское руководство и блестящая организация.
И в этом весь гвоздь.
Именно в этом и заключается причина того, что меньше чем за год своего существования артель стала образцовой и показала такие превзошедшие все ожидания темпы, результаты, что центральный орган партии газета «Правда» посвятила ее достижениям целую обстоятельную страницу (см. «Правду» № 245 от 5 сентября этого года), а Демьян Бедный написал стихотворение, в котором следующим образом формулирует значение победы, одержанной артелью его имени на одном из самых важных участков реконструктивного фронта:
Добивайте скорее кулацкую спесь!
Вот, смотрите, мы за год чего навертели!
Путь к спасенью крестьянскому здесь, только здесь,
В колхозной артели!
Если к этому применить общеизвестную мысль Ленина о необходимости искать на каждом данном этапе исторического развития центральное, так сказать, узловое звено и, ухватившись за него, вытаскивать всю цепь, то именно таким звеном на данном этапе является правильная организация бедняцких и середняцких масс в сельскохозяйственные артели.
Образцом такого рода звена оказалась артель имени Демьяна Бедного. Потому-то мы – Демьян Бедный и я – решили съездить и познакомиться на месте во всех подробностях с бытом и историей организации этой артели.
Хорошая погода бежит за нами по пятам, как легавая собака.
Уборка в самом разгаре.
Артельная земля лежит под дымчатым солнцем, как обширная русая голова, круглая и коротко остриженная под машинку. Она вся уставлена в шашечном порядке копнами пшеницы.
По дорогам, качаясь, скрипят нагруженные сверх всякой меры арбы. Длинные слюни, как вожжи, свисают с широкогубых воловьих морд.
Вереницы пустых арб, сбросивших свой груз возле молотилок, резко тарахтят по дороге в поле.
Иногда попадаются подводы, заваленные тугими мешками. Это беднодемьяновцы спешат сдать государству свои товарные излишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104