Большая узловатая рука гладит пышные волосы.
Мир прижимает наушники. Почему так плохо слышны кибы? Бормочут что-то, не могут заглушить это воркованье. Мир включает репродуктор. Пусть орет! С ним же не считаются, и он не будет считаться. Все равно еле слышно. Да что там творится, на Уране?
И вдруг спокойный и ясный голос Юны заполняет комнату. Не девушки Юны, а Юны-кибы, той, что на Уране
– Ослепительно-белые струи, синеватые искры, – рассказывает киба. – Что-то лопается и рвется, толкает и давит. Прошла маршрут до конца, достигла проектной глубины. Давление на пределе прочности. Поверхность электризуется. Металл, керамика течет. Что делать дальше? Для чего меня послали сюда?
И тут большая рука отодвигает смуглую голову с влажными губами.
– Почему эта киба слышна лучше всех, Мир?
Мир отвечает с неохотой:
– Я хотел сохранить обертоны, записал голос на более высокой частоте, на порядок выше, чем другие.
– Значит, низкая частота глушится, Мир?
– Как слышите.
– Значит, низкая частота глушится, Мир? – повторяет Далин. – Но это понятно, пожалуй. Ионизированные газы, ионизированная оболочка, возбужденные атомы, свои токи, свое собственное поле. Что же у нас там работает на низких частотах? Приказы до киб доходят, луч включается постоянным током. Ах, вот что: поворотный механизм, на нем обычный мотор – пятьдесят герц… А ну-ка, Мир, составляй новый приказ: еще раз включить режущий луч, а вслед за тем крутить поворотный механизм вручную, манипуляторами.
13
Все было как в первый раз: в передатчик заложена кодированная лента, тикает метроном, пять взволнованных свидетелей лбами прижались к окну.
Приказ кибам отправился в 17 часов 46 минут.
Метроном тикал медленно и зловеще. Миру не хотелось дышать. Горло сдавило от волнения.
Прошла одна минута.
Потом вторая.
И вот к концу третьей минуты Миру почудилось, что на огромном зеленом диске появилась голубоватая ниточка.
Он не поверил глазам. Закрыл глаза, опять открыл. Есть или нет? Есть! И вот вторая, вот и третья – на экваторе…
– Лава, – сказал Далин хрипло.
Где-то в глубине, под тысячекилометровой толщей атмосферы, уже текли огненные реки. Но сквозь зеленую муть метана пробивались только слабенькие лучи.
Керим крякнул, словно с размаху разрубил пень, потом сгреб в объятия жену и товарища. Так они и простояли втроем, обнявшись, полчаса или больше, не отрывая глаз от Урана. А Юна оказалась на отлете. Даже нарочно отодвинулась на шаг.
– Чем хороша наука? – сказал Далин счастливым голосом. – Тут можно ошибаться сто раз, но первая удача зачеркивает все заблуждения. Никогда не падайте духом, ребята. Делайте вторую, третью, четвертую, пятую попытки…
Как будто это не он в глухом отчаянии сидел тут два часа назад.
Они стояли и смотрели.
Это не было похоже на взрыв, не похоже даже на замедленную съемку. Глаз не замечал движения. Но, пока осмотришь огромный шар – пятнадцать градусов в поперечнике, – какие-то изменения произошли: голубые нитки стали толще, сделались как шнурки. Синие и оранжевые искры заиграли на шнурках – это загорелись метан и водород в атмосфере. Шнурки еще толще – превратились в пояски. На поясках – тучи черными крапинками. Пояски все шире – они желтеют, потом краснеют. И вот Уран разрезан на ломти, а каждый ломоть пополам. Сквозь зеленую корку просвечивает нутро – красное, как и полагается арбузу.
Ломти раздвигаются, просветы между ними все шире. Кипят и горят газы. Весь Уран окутан багровым дымом. И тени на Ариэле становятся не черно-зелеными, как обычно, а бурыми. Зловеще выглядят скалы – серые на свету, в тени – цвета запекшейся крови. Но это минутное впечатление. Через минуту освещение другое, тени уже бордовые, а на свету алые блики.
Ломти раздвинулись. Они висят на черном небе независимо друг от друга. На углах блестящие капли. Начинается процесс сглаживания, округления планет. Ведь поле тяготения у каждого осколка теперь самостоятельное. Углы и грани стали высоченными хребтами и пиками. А пики эти состоят из пластичной горячей магмы; конечно, они сползают, рушатся. Но только засмотришься на эти капли, уже на Ариэле другая расцветка – как на сцене, когда зажгут другие прожекторы. Залюбовался Ариэлем, а на Уране – на бывшем Уране – ломти расставлены еще шире, острые углы округлились, огня стало больше, зеленого тумана меньше…
Позже Мир много раз пытался в стихах и в беседах описать эту цветовую симфонию, пляску красок. Пытался выразить свое настроение – чувство сдержанного торжества, удовлетворенной гордости, сознания своего могущества. И не мог. Не нашел достойных слов.
Лю оторвал их от молчаливого созерцания. Минут через сорок после разреза на одном из экранов появилось его улыбающееся лицо.
– Говорит Лю, комендант Поэзии. Планета сформировалась, «ум» Далин, разрешите стартовать?
А Земля еще ничего не знала о победе. Свет до Земли шел два с половиной часа. Только через два с половиной часа земные астрономы заметили изменения на Уране. И тогда было объявлено по радио, что опыт с Ураном прошел успешно. И миллиарды земных жителей распахнули окна, чтобы посмотреть на неяркую звезду в созвездии Весов – не седьмой и не шестой величины, как обычно, а четвертой…
14
–Потеряла ориентировку, потеряла глубину. Вижу звездное небо, временами его застилает пламя. Вижу красно-огненные горы. Они лопаются, выворачиваются и ползут. Гора за горой превращаются в огненное тесто. Открываются сияющие недра цвета белого каления. Взрывы, всюду взрывы. Фонтаны и гейзеры огня. Грохот, рев, гул и вой. Потеряла ориентировку. Куда вы меня послали? Что мне делать, что делать дальше?
Все остальные кибы замолчали сразу – очевидно, были раздавлены в первый же момент, – а эта, с голосом Юны, сохранилась каким-то чудом, крутилась в потоках лавы, всплывала и тонула, прерывистым голосом слала в эфир свои жалобы.
Мир записывал сообщения кибы на два магнитофона. Каждое слово ее неоценимо было для науки. Ни один человек не уцелел бы там, в пекле, ни один не мог бы увидеть столько подробностей.
Взрывы и электрические разряды забивали передачу. Голос кибы захлебывался, переходил на свистящий шепот, потом взвивался до истерического крика. Звучали непривычно неуравновешенные интонации, как в голосе Юны, когда она клялась в любви сегодня. И Мир снова и снова вспоминал сегодняшнюю сцену, о которой так хотел не думать.
– Действительно, глупая шутка была с этим голосом, – шептал он. – Сам себе дергаю нервы.
– Зачем вы послали меня сюда? – взвывала киба.
Прошло часа два после разделения Урана, и картина за окном заметно изменилась. Все еще красные ломти Урана виднелись на небе, целых четырнадцать солнц цвета раскаленного угля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11