Но что он мог поделать? То, что он хотел сказать, он уже сказал. А ругаться и сыпать проклятиями – какой в этом смысл. Да и вообще, ему лучше держать рот закрытым, а то начнет рвать. Только лишнее унижение…
Коренастый едва заметно поморщился.
– Никто не спорит, – терпеливо пояснил он. – Вы получите плату. Но речь идет о другом. Покуда волк не окажется там, где ему и положено быть, я не могу принять исполнение договора. Что, если веревки порвутся по дороге, зверь сбежит и по дороге прикончит кого-то из моих людей?
Хью и парень в комбинезоне молчали.
– Ваши сомнения легко устранить. Разговоров больше… – проговорил наконец второй.
Он сунул руку куда-то себе за спину и достал пистолет с длинным стволом. Не успел коренастый и рта раскрыть, как парень навел оружие на Курта. Раздался короткий хлопок. Из ствола вылетел длинный дротик и вонзился в живот волку. Курта пронзила страшная боль, он с великим трудом удержался от рвоты.
Он попытался что-то сказать, но тщетно.
А потом настала темнота.
Он открыл глаза.
Тени мало-помалу расступались, и вскоре Курт смог видеть более или менее отчетливо. Он лежал на спине, а потому сначала увидел потолок, сырой и темный, из больших бетонных плит. Испарения собирались на нем прозрачными каплями. Кое-где, если вглядеться в пятна сырости, проступали смутные картины – уродливая морда, двуглавый змей, свернувшийся кольцами, разбитая электронная схема…
Бетонный небосвод и тусклые созвездия.
Волк поочередно шевельнул лапами. Те были на месте, все четыре. Более того, они были свободны – путы куда-то подевались, и Курт чувствовал прилив уверенности.
Он приподнялся, опершись на локоть. Но стоило ему поднять голову, как перед глазами все закружилось, к горлу снова подступила тошнота. Подождав, пока это пройдет, Курт, стараясь не делать резких движений, посмотрел по сторонам. То, что он увидел, наполнило его душу гневом и безысходностью. Он дернулся – и его вырвало горькой желчью на холодный каменный пол.
Курт находился в классической темнице, какие можно было видеть в приключенческих фильмах и стим-конструктах на исторические темы (спасение принцессы из Черного замка, как правило, было сопряжено с весьма непродолжительным пребыванием в мрачном узилище). Темные каменные стены древней кладки, низкий потолок, грязный пол, черная дыра в дальнем углу (судя по сколь красноречивым, столь и застарелым запахам, предназначенная для отправления естественных надобностей)… Не было ни единого оконца, ни даже зарешеченного люка, посмотрев на который, удалось бы узнать, какое снаружи время суток… Зато присутствовала огромная, массивная решетка, представлявшая собою, по сути, четвертую стену. За толстыми прутьями простиралось помещение, величиной превышавшее почти втрое скромные размеры камеры. В стене как раз напротив камеры виднелась какая-то дверь.
Источником света служил тускло-желтый плафон, накрытый решетчатым колпаком.
И – больше ничего. Если не считать видеокамеру, что крепилась к потолку на расстоянии пары метров от решетки. В блестящем объективе читалось холодное равнодушие. Аппарату было безразлично, за кем вести наблюдение, кто находился в камере – он просто делал свою работу.
Черный выпуклый глаз был уставлен прямо на Курта, что вызвало у него глухое раздражение и только. Он не знал, хотя и догадывался, кто за ним наблюдает.
Подняться удалось с четвертой попытки. Курт уселся и поглядел себе под ноги.
Он сидел на старой панцирной кровати, жутко скрежетавшей при каждом его движении. Спинка, каркас и, конечно, пружины были металлические. Матрац заменял толстый пласт темперлона. Другой, чуть тоньше, валялся поодаль – вероятно, одеяло. Не было ни простыни, ни наволочки. Куда-то исчезла и одежда Курта, за исключением трусов.
Поразмыслив, волк сообразил, в чем тут дело. Неведомые тюремщики боялись, как бы пленник не сделал чего-нибудь с собой. Потому-то кровать и была металлическая, ведь деревянные и пластиковые части можно было сломать, превратив тем самым в зазубренные колья, темперлон же заменял простыни, которые можно разорвать, изготовив подобия веревок… Зря боятся, подумал Курт с угрюмой решимостью.
Он не собирался с собой что-либо делать. Во всяком случае, пока… пока у него оставался маломальский шанс выполнить клятву. Покуда по земле ходили ублюдки, что вырезали всю стаю, а последнего волка бросили в какую-то темницу…
Курт тряхнул головой, оскалил клыки. Эти движения, как ни странно, причинили ему странный дискомфорт. Он поднял лапу к шее, практически сразу наткнувшись на какое-то препятствие. Левая лапа поднялась следом, и все десять пальцев принялись ощупывать необычный предмет. Им оказался некий металлический обруч, – не холодный, а нагретый волчьим телом, – что опоясывал шею волка наподобие ошейника. Поверхность была покрыта мелкими шероховатостями: то ли простые царапины, то ли гравировка (которая, в свою очередь, также могла быть то ли узором, то ли какими-то символами, но Курт не обладал нужными навыками, чтобы почувствовать эту тонкую разницу, используя только подушечки пальцев). А в одном месте он нащупал узкое гнездо, закрытое изнутри какой-то заглушкой. Замок, как таковой, также отсутствовал. Его детали могли так плотно соприкасаться друг с другом, что оставляли снаружи лишь едва ощутимые неровности.
Странная штуковина не слишком плотно прилегала к шее, благодаря чему волку удалось просунуть в щель несколько пальцев. Однако, как он ни тужился, металлическое кольцо не поддавалось. Тем не менее как крепления, так и замок там были, поскольку Курт не представлял, каким другим образом эту штуковину смогли нацепить ему на шею (не заливали же расплавленный металл в готовую форму?) Что это был за обруч, можно было только гадать.
Одно он знал – во все времена ошейник служил отличительным признаком рабов.
Взревев от ярости, волк поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к металлической решетке. Ярость его не знала предела. Он схватился за прутья и тряс их, пока пальцы не потеряли всякую чувствительность. Из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки, исполненные гнева и боли. Однако приступ ярости обессилил Курта. Пальцы его сами собой разжались, он сполз на пол. Грудь его тяжело вздымалась, всасывая застоявшийся воздух, перед глазами плясали в хороводе темные пятна. Стенки желудка сокращались в новом приступе тошноты. Курт выгнулся над полом, однако из пасти капала лишь горькая слюна.
Ему было еще хуже, чем в тот раз, когда он впервые отведал с приятелями неразбавленного спирта.
Затем полегчало, но только физически. Волк в изнеможении застыл, опершись спиной о решетку и глядя перед собой невидящими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Коренастый едва заметно поморщился.
– Никто не спорит, – терпеливо пояснил он. – Вы получите плату. Но речь идет о другом. Покуда волк не окажется там, где ему и положено быть, я не могу принять исполнение договора. Что, если веревки порвутся по дороге, зверь сбежит и по дороге прикончит кого-то из моих людей?
Хью и парень в комбинезоне молчали.
– Ваши сомнения легко устранить. Разговоров больше… – проговорил наконец второй.
Он сунул руку куда-то себе за спину и достал пистолет с длинным стволом. Не успел коренастый и рта раскрыть, как парень навел оружие на Курта. Раздался короткий хлопок. Из ствола вылетел длинный дротик и вонзился в живот волку. Курта пронзила страшная боль, он с великим трудом удержался от рвоты.
Он попытался что-то сказать, но тщетно.
А потом настала темнота.
Он открыл глаза.
Тени мало-помалу расступались, и вскоре Курт смог видеть более или менее отчетливо. Он лежал на спине, а потому сначала увидел потолок, сырой и темный, из больших бетонных плит. Испарения собирались на нем прозрачными каплями. Кое-где, если вглядеться в пятна сырости, проступали смутные картины – уродливая морда, двуглавый змей, свернувшийся кольцами, разбитая электронная схема…
Бетонный небосвод и тусклые созвездия.
Волк поочередно шевельнул лапами. Те были на месте, все четыре. Более того, они были свободны – путы куда-то подевались, и Курт чувствовал прилив уверенности.
Он приподнялся, опершись на локоть. Но стоило ему поднять голову, как перед глазами все закружилось, к горлу снова подступила тошнота. Подождав, пока это пройдет, Курт, стараясь не делать резких движений, посмотрел по сторонам. То, что он увидел, наполнило его душу гневом и безысходностью. Он дернулся – и его вырвало горькой желчью на холодный каменный пол.
Курт находился в классической темнице, какие можно было видеть в приключенческих фильмах и стим-конструктах на исторические темы (спасение принцессы из Черного замка, как правило, было сопряжено с весьма непродолжительным пребыванием в мрачном узилище). Темные каменные стены древней кладки, низкий потолок, грязный пол, черная дыра в дальнем углу (судя по сколь красноречивым, столь и застарелым запахам, предназначенная для отправления естественных надобностей)… Не было ни единого оконца, ни даже зарешеченного люка, посмотрев на который, удалось бы узнать, какое снаружи время суток… Зато присутствовала огромная, массивная решетка, представлявшая собою, по сути, четвертую стену. За толстыми прутьями простиралось помещение, величиной превышавшее почти втрое скромные размеры камеры. В стене как раз напротив камеры виднелась какая-то дверь.
Источником света служил тускло-желтый плафон, накрытый решетчатым колпаком.
И – больше ничего. Если не считать видеокамеру, что крепилась к потолку на расстоянии пары метров от решетки. В блестящем объективе читалось холодное равнодушие. Аппарату было безразлично, за кем вести наблюдение, кто находился в камере – он просто делал свою работу.
Черный выпуклый глаз был уставлен прямо на Курта, что вызвало у него глухое раздражение и только. Он не знал, хотя и догадывался, кто за ним наблюдает.
Подняться удалось с четвертой попытки. Курт уселся и поглядел себе под ноги.
Он сидел на старой панцирной кровати, жутко скрежетавшей при каждом его движении. Спинка, каркас и, конечно, пружины были металлические. Матрац заменял толстый пласт темперлона. Другой, чуть тоньше, валялся поодаль – вероятно, одеяло. Не было ни простыни, ни наволочки. Куда-то исчезла и одежда Курта, за исключением трусов.
Поразмыслив, волк сообразил, в чем тут дело. Неведомые тюремщики боялись, как бы пленник не сделал чего-нибудь с собой. Потому-то кровать и была металлическая, ведь деревянные и пластиковые части можно было сломать, превратив тем самым в зазубренные колья, темперлон же заменял простыни, которые можно разорвать, изготовив подобия веревок… Зря боятся, подумал Курт с угрюмой решимостью.
Он не собирался с собой что-либо делать. Во всяком случае, пока… пока у него оставался маломальский шанс выполнить клятву. Покуда по земле ходили ублюдки, что вырезали всю стаю, а последнего волка бросили в какую-то темницу…
Курт тряхнул головой, оскалил клыки. Эти движения, как ни странно, причинили ему странный дискомфорт. Он поднял лапу к шее, практически сразу наткнувшись на какое-то препятствие. Левая лапа поднялась следом, и все десять пальцев принялись ощупывать необычный предмет. Им оказался некий металлический обруч, – не холодный, а нагретый волчьим телом, – что опоясывал шею волка наподобие ошейника. Поверхность была покрыта мелкими шероховатостями: то ли простые царапины, то ли гравировка (которая, в свою очередь, также могла быть то ли узором, то ли какими-то символами, но Курт не обладал нужными навыками, чтобы почувствовать эту тонкую разницу, используя только подушечки пальцев). А в одном месте он нащупал узкое гнездо, закрытое изнутри какой-то заглушкой. Замок, как таковой, также отсутствовал. Его детали могли так плотно соприкасаться друг с другом, что оставляли снаружи лишь едва ощутимые неровности.
Странная штуковина не слишком плотно прилегала к шее, благодаря чему волку удалось просунуть в щель несколько пальцев. Однако, как он ни тужился, металлическое кольцо не поддавалось. Тем не менее как крепления, так и замок там были, поскольку Курт не представлял, каким другим образом эту штуковину смогли нацепить ему на шею (не заливали же расплавленный металл в готовую форму?) Что это был за обруч, можно было только гадать.
Одно он знал – во все времена ошейник служил отличительным признаком рабов.
Взревев от ярости, волк поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к металлической решетке. Ярость его не знала предела. Он схватился за прутья и тряс их, пока пальцы не потеряли всякую чувствительность. Из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки, исполненные гнева и боли. Однако приступ ярости обессилил Курта. Пальцы его сами собой разжались, он сполз на пол. Грудь его тяжело вздымалась, всасывая застоявшийся воздух, перед глазами плясали в хороводе темные пятна. Стенки желудка сокращались в новом приступе тошноты. Курт выгнулся над полом, однако из пасти капала лишь горькая слюна.
Ему было еще хуже, чем в тот раз, когда он впервые отведал с приятелями неразбавленного спирта.
Затем полегчало, но только физически. Волк в изнеможении застыл, опершись спиной о решетку и глядя перед собой невидящими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83