Все еще в ночной рубашонке.
– Привет, папуля.
– Здравствуй, золотце мое.
Она направилась к нему. Красивая походка – ее мама в молодости.
– Мамуля говорит, что ты заболел.
– Я уже почти поправился.
– Я очень рада.
– И я тоже.
– Пойдем сегодня гулять?
– Может быть.
– Тогда мы сходим на выставку?
– Может быть.
Ее губки надулись. Очаровательный жест. Он должен был вызвать у него умиление. Все та же Ракель, все те же приемы. Не дай Бог и ей стать столь же тупой, как ее мамочка.
– Поглядим, – произнес он, стараясь, чтобы слова прозвучали, как «Да». Уверенный, что они означают «Нет».
Она забралась к нему на колени – пришлось немного побаловать ее сказками о том, каким озорником был папуля пять лет назад. Наконец он попросил заслушавшееся дитя пойти одеться. От разговоров горло ныло сильнее. Ему уже не хотелось быть сегодня любящим отцом.
Оставшись в одиночестве, он долго смотрел на вальсирующие по площадке газона фигуры теней.
* * *
Сразу же после одиннадцати послышался лай собак. Затем вновь стало тихо. Нортон был занят на кухне: помогал Трейси в приготовлении «Телеги с сеном» – любимого лакомства Ракель, состоявшего из нескольких тысяч тоненьких кусочков. К ним вошел Мэгир:
– Что там случилось?
– Не знаю, босс.
– Так узнай же, чертов ублюдок!
В присутствии дочери он редко ругался – сейчас же готов был застрелить Нортона у нее на глазах. Тот отреагировал молниеносно, словно уловил и другое, скрытое желание босса. Он подскочил к задней двери и быстро отпер. Мэгир почувствовал свежий запах хорошего дня. Ему захотелось выйти. Чтобы просто глотнуть чистый теплый воздух. Но лай собак все еще отдавался в его голове тяжелыми ударами – он не позволил поддаться порыву. По телу вновь побежали мурашки. Трейси съежилась над творимым блюдом в ожидании проявления отцовского гнева. Но он, не сказав ни слова, направился к своему покинутому креслу.
Разместившись в нем, он увидел Нортона, покрывающего поверхность газона размашистым шагом. Собака не издавали ни звука. Нортон исчез из поля зрения, зайдя за оранжерею. Он не появлялся долго; Мэгир ждал... Терпение его достигло предела, когда Нортон вдруг возник снова – он смотрел на Мэгира и что-то кричал, пожимая плечами. Мэгир открыл дверь и, скользнув в просвет, оказался во внутреннем дворике. День окружил его исцеляющим благоуханием.
– Что ты говоришь? – крикнул он Нортону.
– Собаки в порядке, – отозвался тот.
Мэгир ощутил, как волны успокоения разлились в его теле. Ну, конечно, они в порядке. Почему бы им не полаять – ведь они созданы именно для этого. Чего он испугался, едва не наложив в штаны? Собачьего лая? Он кивнул Нортону и зашагал по направлению к газону. Чудесный день, подумал он и убыстрил шаг. Он торопился к оранжерее, под роскошные кроны деревьев Бонсэ. Нортон ждал его у дверей, деловито нащупывая в карманах мятные конфеты. Он был готов выполнить дальнейшие указания.
– Я могу помочь вам здесь, сэр?
– Нет.
– Вы уверены?
– Абсолютно, – произнес Мэгир великодушно. – Иди-ка ты лучше домой и развлеки малышку.
Нортон оживленно кивнул.
– Собаки в порядке, – опять повторил он.
– Ну да.
– Должно быть, ветер их встревожил.
Было действительно ветрено. Сильные теплые порывы заставляли гнуться стебли красного бука, которыми была обозначена граница сада. Они дрожали, показывая небу бледную внутреннюю сторону своих листьев. Словно умоляли его остановить стихию.
Мэгир отпер дверь оранжереи и оказался под ее высоким навесом.
Навесом, казавшимся небом над Раем, созданным для его экзотических любимцев: Сарджентского можжевельника, выжившего в суровом климате горы Ишизуки, цветоносной айвы... Для его любимой карликовой елочки Йеддо, которую не просто было уговорить зацепиться слабыми корнями за гладкую поверхность камня...
Умиротворенный, он бродил среди своего волшебного мира. Он забыл о том, что рядом существует другой.
* * *
Собаки встретили Ронни озлобленно – он был для них лишь странно пахнущей игрушкой, которую можно было рвать, кусать и забрызгивать слюной. Оказавшись в стенной нише, он не мог от них избавиться до тех пор, пока вошедший Нортон не отвлек их.
Материя в нескольких местах была порвана. Ронни волновало лишь то, сможет ли он сохранить ее форму. Хватит ли сил, чтобы сделать это. Он стоял в нише, сконцентрировавшись и собравшись. Он не знал, что Нортон был рядом и лишь по счастливой случайности не заметил его.
Прятаться было опасно. Он покинул недавнее убежище. Иллюзия его материальности пострадала от схватки с собаками: на животе была большая дыра; саван то и дело распахивался медленно выпуская управляющую им энергию, она покидала его и через разорванную левую ногу; тело было замызгано собачьими слюнями и испражнениями. Пятен становилось все больше – это уже была кровь. Но желание... Желание было сильнее всего этого. Как он мог, стоя у долгожданной цели, позволить силам природы заставить его сдаться? Он, само существование которого было мятежом против этих сил? Сейчас, впервые в своей жизни – и в своей смерти, – он чувствовал избранность своей участи, своего положения, своей сверхъестественности, нарушавшей основы законов и здравомыслия. Разве это плохо? Он был заляпан кровью и дерьмом, он был мертвым и воскресшим в куске запачканной материи. Он был каким-то абсурдом. Но все-таки он был! И пока его желание быть не умерло, – никто и ничто не властно над ним. Только эту мысль он мог противопоставить ослепшему и оглохшему миру, который он не хотел сейчас покидать. Он знал, что Мэгир в оранжерее. Он долго уже наблюдал за ним: враг был полностью погружен в заботу о растениях. Он даже насвистывал государственный гимн, когда наклонялся над каким-нибудь из них. Тихо и нежно...
Но Мэгир не слышал этого призрачного звука. Тогда Ронни надавил лицом на стекло так, что черты его расплющились и изуродовались. Раздался скрипящий треск... Вздрогнувший Мэгир случайно задел елочку Йеддо. Ока соскочила со своего ненадежного фундамента и упала на пол, расщепившись пополам.
Мэгир хотел закричать, но голосовые связки издали какой-то сдавленный визг. Он бросился к двери как раз в тот момент, когда стекло треснуло под нажимом Ронни. Что произошло дальше, Мэгиру трудно было понять.
Ему показалось, что нечто стремительное и невесомое скользнуло вовнутрь через выломанный проход и встало перед ним, представ в виде человека.
Нет, вряд ли можно было назвать это человеком... Скорее перед ним была жертва жесточайшего избиения: обвисший правый бок, оплывшие формы бледного лица. Половинки порванной ноги шевелились, словно жабры рыбы, когда существо переносило на нее центр тяжести.
Мэгир распахнул дверь, открыв путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Привет, папуля.
– Здравствуй, золотце мое.
Она направилась к нему. Красивая походка – ее мама в молодости.
– Мамуля говорит, что ты заболел.
– Я уже почти поправился.
– Я очень рада.
– И я тоже.
– Пойдем сегодня гулять?
– Может быть.
– Тогда мы сходим на выставку?
– Может быть.
Ее губки надулись. Очаровательный жест. Он должен был вызвать у него умиление. Все та же Ракель, все те же приемы. Не дай Бог и ей стать столь же тупой, как ее мамочка.
– Поглядим, – произнес он, стараясь, чтобы слова прозвучали, как «Да». Уверенный, что они означают «Нет».
Она забралась к нему на колени – пришлось немного побаловать ее сказками о том, каким озорником был папуля пять лет назад. Наконец он попросил заслушавшееся дитя пойти одеться. От разговоров горло ныло сильнее. Ему уже не хотелось быть сегодня любящим отцом.
Оставшись в одиночестве, он долго смотрел на вальсирующие по площадке газона фигуры теней.
* * *
Сразу же после одиннадцати послышался лай собак. Затем вновь стало тихо. Нортон был занят на кухне: помогал Трейси в приготовлении «Телеги с сеном» – любимого лакомства Ракель, состоявшего из нескольких тысяч тоненьких кусочков. К ним вошел Мэгир:
– Что там случилось?
– Не знаю, босс.
– Так узнай же, чертов ублюдок!
В присутствии дочери он редко ругался – сейчас же готов был застрелить Нортона у нее на глазах. Тот отреагировал молниеносно, словно уловил и другое, скрытое желание босса. Он подскочил к задней двери и быстро отпер. Мэгир почувствовал свежий запах хорошего дня. Ему захотелось выйти. Чтобы просто глотнуть чистый теплый воздух. Но лай собак все еще отдавался в его голове тяжелыми ударами – он не позволил поддаться порыву. По телу вновь побежали мурашки. Трейси съежилась над творимым блюдом в ожидании проявления отцовского гнева. Но он, не сказав ни слова, направился к своему покинутому креслу.
Разместившись в нем, он увидел Нортона, покрывающего поверхность газона размашистым шагом. Собака не издавали ни звука. Нортон исчез из поля зрения, зайдя за оранжерею. Он не появлялся долго; Мэгир ждал... Терпение его достигло предела, когда Нортон вдруг возник снова – он смотрел на Мэгира и что-то кричал, пожимая плечами. Мэгир открыл дверь и, скользнув в просвет, оказался во внутреннем дворике. День окружил его исцеляющим благоуханием.
– Что ты говоришь? – крикнул он Нортону.
– Собаки в порядке, – отозвался тот.
Мэгир ощутил, как волны успокоения разлились в его теле. Ну, конечно, они в порядке. Почему бы им не полаять – ведь они созданы именно для этого. Чего он испугался, едва не наложив в штаны? Собачьего лая? Он кивнул Нортону и зашагал по направлению к газону. Чудесный день, подумал он и убыстрил шаг. Он торопился к оранжерее, под роскошные кроны деревьев Бонсэ. Нортон ждал его у дверей, деловито нащупывая в карманах мятные конфеты. Он был готов выполнить дальнейшие указания.
– Я могу помочь вам здесь, сэр?
– Нет.
– Вы уверены?
– Абсолютно, – произнес Мэгир великодушно. – Иди-ка ты лучше домой и развлеки малышку.
Нортон оживленно кивнул.
– Собаки в порядке, – опять повторил он.
– Ну да.
– Должно быть, ветер их встревожил.
Было действительно ветрено. Сильные теплые порывы заставляли гнуться стебли красного бука, которыми была обозначена граница сада. Они дрожали, показывая небу бледную внутреннюю сторону своих листьев. Словно умоляли его остановить стихию.
Мэгир отпер дверь оранжереи и оказался под ее высоким навесом.
Навесом, казавшимся небом над Раем, созданным для его экзотических любимцев: Сарджентского можжевельника, выжившего в суровом климате горы Ишизуки, цветоносной айвы... Для его любимой карликовой елочки Йеддо, которую не просто было уговорить зацепиться слабыми корнями за гладкую поверхность камня...
Умиротворенный, он бродил среди своего волшебного мира. Он забыл о том, что рядом существует другой.
* * *
Собаки встретили Ронни озлобленно – он был для них лишь странно пахнущей игрушкой, которую можно было рвать, кусать и забрызгивать слюной. Оказавшись в стенной нише, он не мог от них избавиться до тех пор, пока вошедший Нортон не отвлек их.
Материя в нескольких местах была порвана. Ронни волновало лишь то, сможет ли он сохранить ее форму. Хватит ли сил, чтобы сделать это. Он стоял в нише, сконцентрировавшись и собравшись. Он не знал, что Нортон был рядом и лишь по счастливой случайности не заметил его.
Прятаться было опасно. Он покинул недавнее убежище. Иллюзия его материальности пострадала от схватки с собаками: на животе была большая дыра; саван то и дело распахивался медленно выпуская управляющую им энергию, она покидала его и через разорванную левую ногу; тело было замызгано собачьими слюнями и испражнениями. Пятен становилось все больше – это уже была кровь. Но желание... Желание было сильнее всего этого. Как он мог, стоя у долгожданной цели, позволить силам природы заставить его сдаться? Он, само существование которого было мятежом против этих сил? Сейчас, впервые в своей жизни – и в своей смерти, – он чувствовал избранность своей участи, своего положения, своей сверхъестественности, нарушавшей основы законов и здравомыслия. Разве это плохо? Он был заляпан кровью и дерьмом, он был мертвым и воскресшим в куске запачканной материи. Он был каким-то абсурдом. Но все-таки он был! И пока его желание быть не умерло, – никто и ничто не властно над ним. Только эту мысль он мог противопоставить ослепшему и оглохшему миру, который он не хотел сейчас покидать. Он знал, что Мэгир в оранжерее. Он долго уже наблюдал за ним: враг был полностью погружен в заботу о растениях. Он даже насвистывал государственный гимн, когда наклонялся над каким-нибудь из них. Тихо и нежно...
Но Мэгир не слышал этого призрачного звука. Тогда Ронни надавил лицом на стекло так, что черты его расплющились и изуродовались. Раздался скрипящий треск... Вздрогнувший Мэгир случайно задел елочку Йеддо. Ока соскочила со своего ненадежного фундамента и упала на пол, расщепившись пополам.
Мэгир хотел закричать, но голосовые связки издали какой-то сдавленный визг. Он бросился к двери как раз в тот момент, когда стекло треснуло под нажимом Ронни. Что произошло дальше, Мэгиру трудно было понять.
Ему показалось, что нечто стремительное и невесомое скользнуло вовнутрь через выломанный проход и встало перед ним, представ в виде человека.
Нет, вряд ли можно было назвать это человеком... Скорее перед ним была жертва жесточайшего избиения: обвисший правый бок, оплывшие формы бледного лица. Половинки порванной ноги шевелились, словно жабры рыбы, когда существо переносило на нее центр тяжести.
Мэгир распахнул дверь, открыв путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60