Барберио слышал голоса, раздающиеся из-за стены. Очевидно, с другой ее стороны был экран, на котором шел сейчас последний вечерний фильм. Это был «Сатирикон» Феллини, впрочем, Барберио едва ли узнал бы эту картину. Он не только никогда не смотрел фильм, но даже и не слышал о Феллини. Барберио предпочитал морские приключения, боевики, а главное – фильмы с танцующими девочками. Что угодно с танцующими девочками.
Хотя он находился в помещении абсолютно один, он вдруг ощутил странную вещь: казалось, тысячи глаз смотрят сейчас на Барберио. Это было необыкновенное, никогда прежде не испытываемое им чувство. Оно было достаточно приятно. Множество глаз внимательно следили за ним, иногда смеясь, иногда плача, а чаще просто неотрывно следуя за каждым его шагом.
Барберио ничего не мог понять в происходящем. Он утратил ощущение реальности, перестал понимать где он и что с ним. Он не чувствовал своего тела, больная нога больше не беспокоила, словно ее и вовсе не было. Барберио, к сожалению (или, возможно, к счастью), не знал, что рана его открылась, кровотечение не прекращается и такая потеря крови грозит ему смертью.
Около получаса спустя, когда на экране шли заключительные кадры «Сатирикона», Барберио скончался в темном узком закутке между обратной стороной экрана и стеной кинотеатра.
В помещении Дома Кино раньше была церковь Евангелистов. Если бы Барберио, умирая, поднял взгляд, то смог бы увидеть совершенно неуместную в кинотеатре фреску, являющую явление Святого Духа, и отошел бы в мир иной очищенным и просветленным. Но Барберио умирал, созерцая танцующих девочек. Возможно, так было лучше для него.
Стена, через которую пробивался тусклый свет, падающий на бездыханное уже тело, на самом деле была просто перегородкой и предназначалась для того, чтобы закрыть фреску от любопытных глаз. Довольно мудрое решение; по крайней мере, лучше, чем заштукатуривать фреску или выставлять ее на всеобщее обозрение. Возможно, человек, который занимался оборудованием помещения, втайне подозревал, что жанр кино вскоре отомрет, лопнет как мыльный пузырь. Тогда можно будет сломать новую перегородку, и вновь в этом доме воцарится культ Господа, а не Софи Лорен.
Но этого не произошло. Мыльный пузырь не лопнул, некоторые сеансы приносили недурные кассовые сборы, и о помещении, в котором умер Барберио, было позабыто. Никто просто не знал о его существовании. И если бы бедняга Барберио обыскал все строения города с чердака до подвала, нигде не нашел бы он места более укромного и безопасного.
Однако на протяжении уже пятидесяти лет воздух в этом помещении жил своей жизнью. Он впитывал в себя вибрации, исходящие от экрана, и тысячи, десятки тысяч глаз посылали свою энергию этому резервуару. Полвека продолжались сеансы в кинотеатре, бушевали страсти, и воздух впитывал в себя человеческие симпатии и антипатии. Он проникался этой энергией, переполнялся ею, был заряжен уже до предела. Очевидной была необходимость какого либо взрыва. Не хватало только катализатора...
Им стали раковые клетки Барберио.
* * *
После двадцатиминутного ожидания в душном фойе девчонка в желтом платье выглядела весьма взволнованной. Было почти три часа утра, уже закончились ночные сеансы.
Восемь месяцев прошло с тех пор, как Барберио умер в душном закутке за экраном, восемь долгих месяцев жизнь шла своим чередом. Кинотеатр хотя и не процветал, но ночные сеансы по пятницам и субботам всегда давали хороший кассовый сбор. Сегодня демонстрировались два вестерна. Девочка в желтом платье не была похожа на поклонницу Иствуда. Как считала Берди, вестерн – не женский жанр. Возможно, девушка пришла сюда за неимением лучшего. Бог ее знает.
– Чем могу помочь? – участливо спросила Берди.
Девчонка вздрогнула и взглянула на нее хмуро и недоверчиво.
– Я жду своего приятеля, – произнесла она.
– Вы его потеряли?
– Он пошел в уборную и до сих пор не вернулся.
– А не был ли он... гм... не было ли ему плохо?
– Нет-нет, – быстро произнесла девчонка, отметая все сомнения в трезвости своего друга.
– Я пошлю кого-нибудь поискать его, – сообщила Берди.
Было уже поздно, она жутко устала за сегодняшний день и была сейчас как выжатый лимон. Идея провести здесь еще полчаса была не слишком привлекательной. Берди хотела домой. В теплый душ и спать, просто спать. В тридцать четыре пора перестать думать о каком-либо сексе. Кровать только для мирного сна, особенно для таких толстушек.
Берди толкнула дверь в зал и почувствовала тошнотворный запах пота, воздушной кукурузы и сигарет. Здесь было на несколько градусов жарче, чем в фойе.
– Рики!
Рики закрывал выход из кинотеатра.
– Проклятая вонь почти исчезла, – сообщил он.
– Хорошо.
Несколько месяцев тому назад в кинотеатре, в районе экрана, почему-то чувствовалась странная вонь.
– Уже все нормально, – повторил Рики.
– Не мог бы ты мне помочь?
– А что нужно?
Он медленно побрел навстречу по проходу между кресел, позвякивая ключами. Сегодня он был в футболке с надписью «Умереть молодым».
– Что случилось?
– Девочка потеряла своего друга. Говорит, что тот пошел в сортир и не вернулся.
– В сортир?
– Да. Посмотри, пожалуйста. Тебя это не слишком затруднит?
Рики изобразил на лице некое подобие вежливой улыбки. Они находились сейчас в натянутых отношениях. Слишком много времени, проведенного вместе, – не лучшее средство для симпатии. Поднадоели друг другу уже изрядно. К тому же Верди сделала несколько весьма язвительных замечаний относительно знакомств Рики. Кое-где она попала в больную точку, и он не мог не ответить рядом скверных высказываний со своей стороны. Более трех недель они дулись друг на друга и вовсе не разговаривали, а теперь наступило перемирие. Сейчас было принято здороваться и обмениваться парой деловых фраз, не более.
Рики нехотя побрел обратно по пыльной ковровой дорожке к выходу, рядом с которым находилась дверь в туалет, по дороге поднимая сиденья кресел. Когда-то зал был недурно оборудован, и кресла эти знали лучшие времена. Теперь же их стоило, и уже давно, сменить. Или хотя бы сделать новую обивку. Четыре соседних кресла в шестом ряду уже не могла спасти никакая починка, их можно было только выкинуть. Рики заметил новую поломку в третьем ряду. Какой-то ублюдочный подросток, которому наскучило кино и его девчонка, не нашел ничего лучшего, как разворотить сиденье. Впрочем, лет несколько назад Рики сам проделывал такого рода штучки, считая их акцией протеста против бесчеловечного буржуазного общества вообще и капиталистов, содержащих кинотеатр, в частности. Да, в те времена он натворил немало глупостей...
Берди наблюдала, как он приоткрывает дверь мужского туалета, просовывает голову внутрь, затем входит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Хотя он находился в помещении абсолютно один, он вдруг ощутил странную вещь: казалось, тысячи глаз смотрят сейчас на Барберио. Это было необыкновенное, никогда прежде не испытываемое им чувство. Оно было достаточно приятно. Множество глаз внимательно следили за ним, иногда смеясь, иногда плача, а чаще просто неотрывно следуя за каждым его шагом.
Барберио ничего не мог понять в происходящем. Он утратил ощущение реальности, перестал понимать где он и что с ним. Он не чувствовал своего тела, больная нога больше не беспокоила, словно ее и вовсе не было. Барберио, к сожалению (или, возможно, к счастью), не знал, что рана его открылась, кровотечение не прекращается и такая потеря крови грозит ему смертью.
Около получаса спустя, когда на экране шли заключительные кадры «Сатирикона», Барберио скончался в темном узком закутке между обратной стороной экрана и стеной кинотеатра.
В помещении Дома Кино раньше была церковь Евангелистов. Если бы Барберио, умирая, поднял взгляд, то смог бы увидеть совершенно неуместную в кинотеатре фреску, являющую явление Святого Духа, и отошел бы в мир иной очищенным и просветленным. Но Барберио умирал, созерцая танцующих девочек. Возможно, так было лучше для него.
Стена, через которую пробивался тусклый свет, падающий на бездыханное уже тело, на самом деле была просто перегородкой и предназначалась для того, чтобы закрыть фреску от любопытных глаз. Довольно мудрое решение; по крайней мере, лучше, чем заштукатуривать фреску или выставлять ее на всеобщее обозрение. Возможно, человек, который занимался оборудованием помещения, втайне подозревал, что жанр кино вскоре отомрет, лопнет как мыльный пузырь. Тогда можно будет сломать новую перегородку, и вновь в этом доме воцарится культ Господа, а не Софи Лорен.
Но этого не произошло. Мыльный пузырь не лопнул, некоторые сеансы приносили недурные кассовые сборы, и о помещении, в котором умер Барберио, было позабыто. Никто просто не знал о его существовании. И если бы бедняга Барберио обыскал все строения города с чердака до подвала, нигде не нашел бы он места более укромного и безопасного.
Однако на протяжении уже пятидесяти лет воздух в этом помещении жил своей жизнью. Он впитывал в себя вибрации, исходящие от экрана, и тысячи, десятки тысяч глаз посылали свою энергию этому резервуару. Полвека продолжались сеансы в кинотеатре, бушевали страсти, и воздух впитывал в себя человеческие симпатии и антипатии. Он проникался этой энергией, переполнялся ею, был заряжен уже до предела. Очевидной была необходимость какого либо взрыва. Не хватало только катализатора...
Им стали раковые клетки Барберио.
* * *
После двадцатиминутного ожидания в душном фойе девчонка в желтом платье выглядела весьма взволнованной. Было почти три часа утра, уже закончились ночные сеансы.
Восемь месяцев прошло с тех пор, как Барберио умер в душном закутке за экраном, восемь долгих месяцев жизнь шла своим чередом. Кинотеатр хотя и не процветал, но ночные сеансы по пятницам и субботам всегда давали хороший кассовый сбор. Сегодня демонстрировались два вестерна. Девочка в желтом платье не была похожа на поклонницу Иствуда. Как считала Берди, вестерн – не женский жанр. Возможно, девушка пришла сюда за неимением лучшего. Бог ее знает.
– Чем могу помочь? – участливо спросила Берди.
Девчонка вздрогнула и взглянула на нее хмуро и недоверчиво.
– Я жду своего приятеля, – произнесла она.
– Вы его потеряли?
– Он пошел в уборную и до сих пор не вернулся.
– А не был ли он... гм... не было ли ему плохо?
– Нет-нет, – быстро произнесла девчонка, отметая все сомнения в трезвости своего друга.
– Я пошлю кого-нибудь поискать его, – сообщила Берди.
Было уже поздно, она жутко устала за сегодняшний день и была сейчас как выжатый лимон. Идея провести здесь еще полчаса была не слишком привлекательной. Берди хотела домой. В теплый душ и спать, просто спать. В тридцать четыре пора перестать думать о каком-либо сексе. Кровать только для мирного сна, особенно для таких толстушек.
Берди толкнула дверь в зал и почувствовала тошнотворный запах пота, воздушной кукурузы и сигарет. Здесь было на несколько градусов жарче, чем в фойе.
– Рики!
Рики закрывал выход из кинотеатра.
– Проклятая вонь почти исчезла, – сообщил он.
– Хорошо.
Несколько месяцев тому назад в кинотеатре, в районе экрана, почему-то чувствовалась странная вонь.
– Уже все нормально, – повторил Рики.
– Не мог бы ты мне помочь?
– А что нужно?
Он медленно побрел навстречу по проходу между кресел, позвякивая ключами. Сегодня он был в футболке с надписью «Умереть молодым».
– Что случилось?
– Девочка потеряла своего друга. Говорит, что тот пошел в сортир и не вернулся.
– В сортир?
– Да. Посмотри, пожалуйста. Тебя это не слишком затруднит?
Рики изобразил на лице некое подобие вежливой улыбки. Они находились сейчас в натянутых отношениях. Слишком много времени, проведенного вместе, – не лучшее средство для симпатии. Поднадоели друг другу уже изрядно. К тому же Верди сделала несколько весьма язвительных замечаний относительно знакомств Рики. Кое-где она попала в больную точку, и он не мог не ответить рядом скверных высказываний со своей стороны. Более трех недель они дулись друг на друга и вовсе не разговаривали, а теперь наступило перемирие. Сейчас было принято здороваться и обмениваться парой деловых фраз, не более.
Рики нехотя побрел обратно по пыльной ковровой дорожке к выходу, рядом с которым находилась дверь в туалет, по дороге поднимая сиденья кресел. Когда-то зал был недурно оборудован, и кресла эти знали лучшие времена. Теперь же их стоило, и уже давно, сменить. Или хотя бы сделать новую обивку. Четыре соседних кресла в шестом ряду уже не могла спасти никакая починка, их можно было только выкинуть. Рики заметил новую поломку в третьем ряду. Какой-то ублюдочный подросток, которому наскучило кино и его девчонка, не нашел ничего лучшего, как разворотить сиденье. Впрочем, лет несколько назад Рики сам проделывал такого рода штучки, считая их акцией протеста против бесчеловечного буржуазного общества вообще и капиталистов, содержащих кинотеатр, в частности. Да, в те времена он натворил немало глупостей...
Берди наблюдала, как он приоткрывает дверь мужского туалета, просовывает голову внутрь, затем входит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60