Готовились, но разве для этого?
Разъехались по домам. Михаил Михайлович сразу отбросил легенду. Какая
там к черту Балашиха! Разве его жену проведешь? Посидели, поговорили. Жена
успокаивала, как могла, ничего, мол, батя, прорвемся. Не впервые. А когда
под окном просигналила машина, Романов снял с вешалки куртку дзюдоиста,
всю в медалях и значках, на поясе расписался и отдал сыну - на добрую от
отца память.
Обнялись. Тут и Володя Гришин на пороге. Жена увидела его, в лице
переменилась. Они знали друг друга, раньше в одном подразделении работали.
- Что ж ты Вовку втянул? У него двое маленьких. И вправду, похолодел
Романов, двое грудничков. В суматохе, в беготне забыли. А сам Гришин
промолчал. Спустились вниз, сели в машину.
- Володя, ты ж у нас, считай, многодетный. А Бесчастнов что сказал?
Гришин молча "врубил" скорость. По дороге Романов убеждал его
остаться, а сам думал: как же без него, без Вовки? Машину водит виртуозно,
стреляет великолепно, мастер спорта. И мужик надежнейший.
Так ни о чем и не договорились, приехали в подразделение. У дверей
кабинета Романов увидел Глеба Толстикова, старого товарища, командира
одного из отделений группы.
- Хорошо, что ты приехал, - обрадовался Михаил Михайлович,
- Зайди, посмотри своих ребят.
Глеб посмотрел список. С кандидатурами в основном согласился, но
подсказал Романову, что у одного из бойцов болит нога.
- Добро, - сказал Романов, - вычеркни его. И вдруг Глеб понял, что
его самого нет в боевом расчете. Пробежался еще раз по списку: фамилия
Толстикова отсутствовала.
- Миша, я что-то не понял, мое отделение едет, а я нет?
- А что делать, - сказал Романов, - надо же кому-то и на хозяйстве
оставаться. В следующий раз поедешь...
Кровь ударила в виски. Давно не было такого с Толстиковым. Бокс
приучил держать себя в узде. Но тут узда не выдержала.
- Миша, если я не буду включен в расчет вместе с ребятами, завтра
тебя не знаю.
И, резко развернувшись, вышел из кабинета.
- Подожди, Глеб, - крикнул вслед Романов, но Толстиков уже ушел.
Правда, через несколько минут его вернули.
- Ты не кипятись, - объяснил Михаил. - Состав группы утвержден. Мне
что теперь - на Бесчастнова выходить?
- Выходи, - ответил Глеб.
Пришлось звонить начальнику управления, объясняться. Бесчастнов,
выслушав майора, с укоризной произнес:
- Романов, ну стар твой Толстиков, мы же говорили...
- Товарищ генерал, да он молодым фору даст. По последним прикидкам, в
стрельбе и на полосе, второе место занял. Мастер спорта, чемпион Союза по
боксу.
Бесчастнов сдался. Толстикова включили в состав группы. Добился
своего и Гришин. Его так и не уговорили остаться. Итак, впереди ждал
неведомый Афганистан.
Капитан Геннадий Зудин любил домашние котлеты. С пылу, с жару, прямо
с плиты. Умела его Нина стряпать, котлеты получались ароматными,
поджаристыми, сладостно похрустывали на зубах.
Геннадий ел котлеты, глядел в румяное, раскрасневшееся от кухонного
жара лицо жены. Повезло ему с Ниной. Встретил нежданнонегаданно. Женился
без оглядки, и не прогадал. Душевная, кроткая, добрая. С расспросами не
лезет. Сказал: в командировку - и все ясно. Куда, зачем - в их семье
спрашивать не принято. Да и он самто много ли знает? Вроде бы в
Афганистан, на охрану посольства. Не он первый, не он последний. Месяца
два назад Коля Берлев оттуда вернулся, а сейчас Шергин там,
Картофельников, другие ребята.
Правда, раньше их без особых напутствий провожали, а сегодня сам
Бесчастнов приехал. Хотя Алексей Дмитриевич и прежде их не забывал, но вот
фраза его о том, что "будут и в вас стрелять" как-то больно царапнула
сознание. Зудин вспомнил лицо генерала. Вроде не уловил в нем ничего
тревожного. Тогда к чему эта фраза? Для острастки? Бесчастнов стращать не
любит. Для порядка, чтоб служба медом не казалась? Так он ведь не генерал
Пирожков. Тот закрутит напряженку - ни кашлянуть, ни ахнуть. А впрочем,
так ли уж редко говорят им подобные слова. Группа антитеррора - не
балетная труппа. И все-таки, тревожно на душе.
Геннадий отодвинул тарелку, поблагодарил жену, взвесил на руке
приготовленный женой увесистый сверток.
- Нина, мне толстеть нельзя. Со службы погонят.
- Ничего, - усмехнулась жена, - хорошего человека должно быть много.
Он заглянул в сверток. Просил лимоны не класть, положила. Он вытащил
лимоны.
- Это девчонкам. Чайку попьете.
Жена хотела возразить, но он приложил к губам палец. - Молчи, жена,
молчи. Там, где я буду, этого добра навалом. Понятно?
Нина лишь пожала плечами, но спорить не стала. Навалом так навалом.
Пришло время прощаться. Прибежала младшая дочь, папина любимица,
расцеловала. Старшая, уже совсем невеста, десятый класс кончает,
подставила щеку: "Не грусти, па..." Жена проводила до угла дома.
Милые, родные люди, никто из них не знал, что видятся они в последний
раз, в последний раз.
Нина вернулась, проводив мужа, занялась с младшей дочерью.
Первоклассница - мало ли забот. Написала буквы, почитала, и только поздно
вечером Нина заглянула на кухню. Заглянула и ахнула: сверток с продуктами
Геннадий забрал, а рядом, тоже сверток, со сменным бельем - забыл.
Бросилась к телефону, позвонила в отдел, оказалось, они еще на месте, не
уехали. Накинула пальто и выскочила на улицу.
...Промерзший троллейбус скрипел заиндевелыми дверьми, полз по
тоскливо длинному проспекту. Она боялась не успеть, но когда от метро
позвонила, трубку поднял Геннадий. Объяснила. "Хорошо, жди там, я
подойду", - сказал он.
Геннадий не разрешал бывать у него на работе. Да, признаться, она и
не знала, где квартирует их группа. Они встречались у посольства, недалеко
от Октябрьской площади.
И теперь в свете фонаря она издалека узнала его фигуру, бросилась к
нему, протянула сверток.
- Нина, - с укоризной сказал он, - ну зачем? Глянь, уже транспорт не
ходит, как я тебя домой отправлю?
- Нашел, о чем волноваться, доберусь.
Он не стал ни спорить, ни возражать. Обнял еще раз и ушел. Видимо,
времени было в обрез. Так и осталась в ее памяти эта, уже окончательно
последняя встреча, осталась навсегда. Еще подумала: расставание какое-то
суетливое, на бегу, и он со свертком под мышкой, исчезающий в ночи, и она,
одна в ледяном городе.
Нина вышла на проспект. Он был пуст и тих. Желтые равнодушные глаза
светофоров отбрасывали леденящие блики на грязные сугробы по обочинам.
Морозно скрипел снег под ногами.
Прогромыхал одинокий грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76