Самым разумным для меня было бы быстрее избавиться от нее и выкарабкиваться самому. Одному проще. Она рассказала мне все, что знала, и больше принести пользы не могла. Я пытался настроить себя против нее: она из их команды, из-за нее я расстался с Наташей и наделал кучу глупостей. Если мы будем вдвоем, нас быстрее и легче вычислят и у противников будет лишний козырь против меня. Но это не помогало. Я чувствовал, что не смогу оставить ее.
— Нам надо где-то спрятаться. Ни твоя, ни моя квартиры для этого не подходят. Гостиница тоже. Нужно место, о котором никто не знает. У тебя есть что-нибудь?
Она внимательно посмотрела на меня.
— Есть. У одной девчонки есть вторая квартира, она там не живет. Квартира далеко, в Десяткино, а у нее парень какая-то шишка у «омских» и снял ей поближе. Чтобы всегда под рукой была. Пока не надоела.
— Кто про это знает?
— Никто.
— Так не бывает. Анжела знает?
— Ну, она знает, что у меня такая подруга есть, адрес я ей не говорила. И Катьку, подругу эту, она найти не сможет. А больше никто.
Не самый лучший вариант. Можно, конечно, обратиться к старушкам на вокзале, предлагающим угол за умеренную плату… Там милиция кишит. Кто знает, может быть, Марголин уже сообщил, и сейчас постовые получили мою фотографию из паспорта, с полным перечнем данных.
— Поехали. — Я спрыгнул со скамейки.
* * *
Катька оказалась дома — в той самой квартире, которую ей снял ее парень. Готовилась к вечернему выходу. Под звуки включенных магнитофона и телевизора пританцовывала перед зеркалом в лосинах и прозрачной расстегнутой блузке, укладывая волосы огромным феном. Ей было не больше семнадцати лет, но оценивающий и откровенно блудливый взгляд больших карих глаз говорил о том, что увидеть и узнать она успела немало.
Без лишних разговоров она дала ключи от квартиры, извинившись, что там не прибрано и нечего жрать. Предложила остаться у нее, если мы управимся к часу ночи, к ее возвращению. Мы отказались и ушли.
До дома мы ехали на такси. Он располагался на голом пустыре, в сотне метров от железнодорожных путей. Перед подъездами сиротливо жались пара «москвичей» и ободранная «копейка», а из квартиры на первом этаже доносились характерные звуки нарастающего бытового скандала.
Лифт не работал, и нам пришлось идти пешком на седьмой этаж.
— У нее папа железнодорожником был, — неожиданно сказала Лика. — Три года назад от рака умер. А мама спилась.
Я пожал плечами. Слишком много трагедий за сегодняшний день. Со своей бы разобраться.
Квартира была двухкомнатная. Смесь роскоши и нищеты. Грязные обои, поломанная мебель, тяжелый запах пепельниц — и разбросанная по кроватям дорогая одежда, японский музыкальный центр, рассыпанная под окном французская косметика. На тумбочке около дивана небрежно забыта папироса с «травкой».
— У нее всегда так, — извиняющимся тоном сказала Лика.
Дверь была слабая, почти из бумаги, с простейшим замком. Наверное, квартирных краж здесь не знали испокон веку.
В ванной на грязном кафельном полу возле пыльного плинтуса валялся патрон от ПМ. Новенький, будто только что с завода, не успевший потускнеть. Я заглянул под ванну и обнаружил кучи промасленных газет и тряпок. Судя по количеству упаковки, Катькин приятель хранил здесь целый арсенал. Хотелось верить, что сегодня ночью ему не потребуется что-нибудь вернуть или забрать гранатомет из-под кровати, на которой мы будем спать.
— Надо было продукты купить, — сказала Лика, выходя из кухни. — Здесь только бутылка виски и заварка, даже сахара нет.
Я чувствовал голод, но идти к ларькам не хотелось.
— Давай ложиться. Утром что-нибудь купим.
— Смотри, я-то ужинала. Пить будешь?
— А она не обидится?
— Думаешь, она помнит, сколько у нее оставалось?
— Буду.
Пистолет я положил под подушку, но, дважды больно ударившись о него локтем, убрал под кровать.
Через час я снова включил свет, закурил и отхлебнул из бутылки. Я плохо разбирался в виски, пробовал его редко, но чувствовалось, что это добротный, дорогой напиток. Приятель малолетней Катьки имел хороший вкус. Я приложился к бутылке.
— Дай мне, — попросила Лика.
Она залпом выпила почти полстакана и поморщилась:
— Олег ее как был жмотом, так и остался… Чем все это закончится?
— Что — все?
— С нами.
Я пожал плечами.
— Понятно, — она усмехнулась. Горько и устало.
— Извини, ты сама во многом виновата. Не надо было во все это лезть.
— Во что — лезть? Думаешь, мне кто-то давал выбирать?
Лежать в кровати с женщиной и четко осознавать, что, может быть, завтра ее убьют. Или попытаются убить. Она сыграла свою роль и должна уйти со сцены. А бежать ей некуда и не на что. Пойти в милицию? Там ее выслушают, но никто не сможет обеспечить ее охраной. Если охранять каждого, кто чего-то боится или кому есть чего опасаться… Значит, ей остается держаться со мной и надеяться, что у меня хватит ума во всем этом разобраться. Да беда в том, что я и сам на это не очень-то надеюсь.
— Знаешь, чего я больше всего сейчас хочу?
— Чего?
— Покоя. Чтобы никто меня больше не трогал, никому ничего от меня не надо было. Ты говоришь, не надо было лезть. А что мне оставалось?
Гнить до конца жизни в этом сраном Трубцовске? Где все развлечения — купить в ларьке бутылку водки, на одном углу ее выпить, а на другой пойти наблевать? Или здесь закончить ПТУ и всю жизнь до пенсии стены красить? Нарожать детей и у мужа-алкоголика зарплату отбирать, чтобы хоть на хлеб хватило? Нет, лучше уж так, как есть! Хоть жизнь посмотрела и по миру поездила. Лучше уж так, как получилось, чем как должно было быть.
— Тогда и не жалуйся.
— А я и не жалуюсь. И если б можно было начать сначала, так же и поступила бы. Об одном жалею. — Она исподлобья посмотрела на меня, и я невольно насторожился. — У меня ведь была возможность разбогатеть. Сама виновата, испугалась.
— Я думал, ты у нас и так миллионерша.
— Можно было «золотой поезд» грабануть. И ребята подходящие были, да я…
Кто-то мне уже говорил про «золотой поезд». Я еще тогда удивился… Бабко! В баре что-то такое спрашивал…
Я вспомнил нашу с ним пьянку и похолодел. Он ушел раньше, оборвав разговор, а я потом видел на улице, недалеко от кабака, драку. Две иномарки. Я тогда еще посмотрел на номера. Ш015 ВВ. Это же номер машины Столяра! Случайное совпадение?
— Что это за «золотой поезд»?
Я повернулся к Лике. Она улыбнулась:
— Это никакой не поезд, это так называют. Это машина. Каждый понедельник она собирает деньги с торговцев наркотой, а потом куда-то их отвозит.
Я откинулся на подушку и поморщился:
— Бред. Да в городе миллион торговцев этой самой наркотой, кто торгует «травкой», кто «сеном», кто таблетками… И что, каждый понедельник они все кому-то платят?
— Не все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72