Те уснули, а я не смог – как он ни бился.
Однако министру удалось его обездвижить – сценку с человеком в капюшоне он и в следующей жизни не забудет. Чересчур, видимо, аховое воздействие на него оказывалось… Хотя, с другой стороны, разве это внушение – руки пригвоздило к простыне?
– Ты уникален, человек, – завистливо протянул Потомаху. – В этом мире ты можешь совершать великие дела. Проникать в такие места, куда простым смертным дорога заказана. Обманывать и диктовать. Показывать фокусы и развенчивать шарлатанов. И поменьше, кстати, болтать о своем феномене. Как ты объяснил свою победу друзьям?
– Я сказал, что успел спрятаться… Они все равно не видели, поскольку замерли спиной ко мне. А когда Пархан приблизился, я стал стрелять ему в глаз.
«Министр обманул меня! – прозрел Верест. – Он точно знал, что я не подвержен магии! Вычислил еще в тюряге у Варвира: лупит смертным боем, резок, неглуп, удачлив. Обманул, сволочь, обманул… – стучало в голове. – На площади Согласия «узкий специалист» Вун на твоих глазах заставил человека покончить с собой. Так будет с любым в случае непослушания – объявил Гибиус. Дескать, ты уже внесен в память старины Вуна, так что сиди и не дергайся. Брехня это собачья. Блеф. Они прекрасно знали, что магией Вереста не пробить. Но еще они знали, что ОН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЕТ! На чем и сыграли. И не проиграли!»
А чего он хотел? Гэбэ – оно и в Тунгноре… это слово.
– Спасибо, мудрый, – Верест поднялся, изобразив низкий поклон признательности. – Твоя доброта не ведает границ, а помощь воистину неоценима.
– Не льсти, человек, – ухмыльнулся Потомаху. – Ты доволен полученной информацией?
– В целом да.
– Так используй ее с максимальной выгодой, – «аксакал» зевнул и потянулся к подушке. – И не забудь, человек – кто владеет информацией, тот владеет миром.
Провожали «освободителей» всей деревней. Со всеми атрибутами – хлебом-солью, чаркой на посошок, хвалебными речами. Состояние после прохладной баньки было в меру приличное. Похмелья Верест избежал, несварение желудка не заработал. И Арика не возмущалась. Проснулась девочка на груди у Вереста – с незапятнанной честью и практически в одеждах, чему потом очень сильно удивлялась.
Остальным досталось по первое число. Из какой-то подворотни вылез Прух – глаза дикие, волосья дыбом. Подобного похмелья Верест не то что не испытывал – не видел никогда! Беднягу буквально плющило от чудовищных возлияний. Узнав, что предстоит незамедлительно двигать, коротышка сел в пыль и горько заплакал, но вовремя подбежали вчерашние девочки с чарками, в которых он и утонул, пока Верест не опомнился.
Непростая ночь досталась и охотнику. Природной хитростью Толмак открутился от назойливых шлюшек, но взамен пришлось «догоняться» вагой – дабы тотально исключить искус адюльтера с троицей обезьянок. Но переговорный процесс от загула не пострадал. Двадцать золотых решили дело. Молодцеватые жеребцы: гнедой – в качестве коренного, пегий, каурый – в качестве пристяжных, уже стояли у центрального сарая, запряженные не то в тачанку, не то в квадригу с широкими колесами, высокими бортами и сидениями для пассажиров.
Готовились трогаться, когда Верест приметил подходящего с тросточкой Потомаху. Идея созрела спонтанно. Он спрыгнул с тачанки и подошел к старцу. Заговорил тихо, не оборачиваясь:
– Прости, мудрейший Потомаху, последняя просьба. Не привлекай внимания моих спутников, сделай вид, будто разговариваешь со мной. С одним из них неладно. Он рядится под верного друга, но имеет против нас коварные замыслы. Я чувствую исходящую от него неприязнь. Напрягись, мудрейший, заберись в их мысли. Кто он?
– Хорошо, – пробормотал уродец. – Ты сделал благое дело для тунгов, я помогу тебе. Но ты должен встать боком, склониться до земли и сделать вид, будто благодаришь за ночлег. А я постараюсь с ними поработать.
Спустя минуту он заметно расслабился. Но морщинистая мордашка осталась непроницаемой.
– Не удается, человек. Потомаху бессилен. Ты прав – у тебя есть недруг. Он хитрый и владеет защитой. Я упираюсь в экран – он выстроил перед всеми тремя высокую энергетическую стену – поди догадайся, кто такой. Я могу, конечно, попытаться ее разбить, но тогда он поймет…
– Не надо, – отказался Верест. – Я постараюсь вычислить его сам. Спасибо за приют, мудрейший Потомаху. До встречи. Будем рядом – обязательно заглянем.
О лошадях он знал только одно: они едят овес и сено. Не отличал подпругу от седла, а сбрую от уздечки. О чем и поведал без прикрас, намертво пресекая «наезды» по лошадиной теме.
– Хорошо, – сказал Толмак. – Ты будешь штурманом. Я – возницей, Арика – наблюдателем, а Прух – бездельником.
Никем другим коротышка быть не мог. Разве что пациентом. Он уже долбанул с утра и тихо посапывал, привалясь к заднему борту – в том самом месте, где неплохо бы смотрелся пулемет.
Пока ехали по открытому пространству, душа не страдала. Снабженные металлическими ободьями колеса легко проходили выбоины. От жеребцов исходила энергия неплохого «Мерседеса». Но вскоре лес потемнел, взгромоздился на скалы. Дорога петляла в лабиринтах разломов. Глыбы бесполезных ископаемых, слоистые и иссеченные трещинами, нависали в пугающей близости. Душа поневоле сжималась. И окончательно съежилась, когда Толмак вынужденно натянул поводья – слишком круто пошли повороты.
– Лошадки ушки прижали, – испуганно зашептала Арика. – Опасность почуяли. И ржут часто…
– Я бы тоже ушки прижал, – огрызнулся Толмак. – Здесь опасность за каждой скалой, не надо обладать даром предвидения. Тунги о ней все зубы прожужжали. Особенно этот, как его… С которым я пил… Не то Сток, не то Слив. Он завхозом у мудрейшего трудится. Оставайся, говорит, человек, в нашей деревне, не пройдете на юг, слишком крута дороженька. Двести криллов, по страстям, по мордастям…
– А вы заметили, целая команда заговаривала нашу телегу? – вспомнила девица. – Двое в пыль плевали, остальные круг обрисовали вокруг телеги и бродили по нему, бормоча заклинания.
– А это чтобы враг оставил нас в покое, – охотно объяснил Толмак. – Лично я не верю в эти заклятия. Их накладывают каждый раз перед дальней дорогой, а люди продолжают гибнуть. Берут червя с ножки гриба, капают на него воском от свечи, кладут в вырытую ямку, насыпают холмик, как на могилке. И бормочут беспрестанно: «Кладу врага спать, ты, враг, не вреди, а, как червь, в земле сиди…» Ребячество. Или возьмут живую рыбу, пялятся ей в глаза, покуда не подохнет, и читают нараспев…
«Очуметь», – мелькнуло у Вереста.
– Только истинная колдунья, овладевшая конусом силы, отвадит от вас дорожные и прочие напасти. Но колдуны – это люди. Ни один тунг, как бы ни умел он входить в транс и совмещать сознание с подсознанием, не станет порядочным колдуном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Однако министру удалось его обездвижить – сценку с человеком в капюшоне он и в следующей жизни не забудет. Чересчур, видимо, аховое воздействие на него оказывалось… Хотя, с другой стороны, разве это внушение – руки пригвоздило к простыне?
– Ты уникален, человек, – завистливо протянул Потомаху. – В этом мире ты можешь совершать великие дела. Проникать в такие места, куда простым смертным дорога заказана. Обманывать и диктовать. Показывать фокусы и развенчивать шарлатанов. И поменьше, кстати, болтать о своем феномене. Как ты объяснил свою победу друзьям?
– Я сказал, что успел спрятаться… Они все равно не видели, поскольку замерли спиной ко мне. А когда Пархан приблизился, я стал стрелять ему в глаз.
«Министр обманул меня! – прозрел Верест. – Он точно знал, что я не подвержен магии! Вычислил еще в тюряге у Варвира: лупит смертным боем, резок, неглуп, удачлив. Обманул, сволочь, обманул… – стучало в голове. – На площади Согласия «узкий специалист» Вун на твоих глазах заставил человека покончить с собой. Так будет с любым в случае непослушания – объявил Гибиус. Дескать, ты уже внесен в память старины Вуна, так что сиди и не дергайся. Брехня это собачья. Блеф. Они прекрасно знали, что магией Вереста не пробить. Но еще они знали, что ОН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЕТ! На чем и сыграли. И не проиграли!»
А чего он хотел? Гэбэ – оно и в Тунгноре… это слово.
– Спасибо, мудрый, – Верест поднялся, изобразив низкий поклон признательности. – Твоя доброта не ведает границ, а помощь воистину неоценима.
– Не льсти, человек, – ухмыльнулся Потомаху. – Ты доволен полученной информацией?
– В целом да.
– Так используй ее с максимальной выгодой, – «аксакал» зевнул и потянулся к подушке. – И не забудь, человек – кто владеет информацией, тот владеет миром.
Провожали «освободителей» всей деревней. Со всеми атрибутами – хлебом-солью, чаркой на посошок, хвалебными речами. Состояние после прохладной баньки было в меру приличное. Похмелья Верест избежал, несварение желудка не заработал. И Арика не возмущалась. Проснулась девочка на груди у Вереста – с незапятнанной честью и практически в одеждах, чему потом очень сильно удивлялась.
Остальным досталось по первое число. Из какой-то подворотни вылез Прух – глаза дикие, волосья дыбом. Подобного похмелья Верест не то что не испытывал – не видел никогда! Беднягу буквально плющило от чудовищных возлияний. Узнав, что предстоит незамедлительно двигать, коротышка сел в пыль и горько заплакал, но вовремя подбежали вчерашние девочки с чарками, в которых он и утонул, пока Верест не опомнился.
Непростая ночь досталась и охотнику. Природной хитростью Толмак открутился от назойливых шлюшек, но взамен пришлось «догоняться» вагой – дабы тотально исключить искус адюльтера с троицей обезьянок. Но переговорный процесс от загула не пострадал. Двадцать золотых решили дело. Молодцеватые жеребцы: гнедой – в качестве коренного, пегий, каурый – в качестве пристяжных, уже стояли у центрального сарая, запряженные не то в тачанку, не то в квадригу с широкими колесами, высокими бортами и сидениями для пассажиров.
Готовились трогаться, когда Верест приметил подходящего с тросточкой Потомаху. Идея созрела спонтанно. Он спрыгнул с тачанки и подошел к старцу. Заговорил тихо, не оборачиваясь:
– Прости, мудрейший Потомаху, последняя просьба. Не привлекай внимания моих спутников, сделай вид, будто разговариваешь со мной. С одним из них неладно. Он рядится под верного друга, но имеет против нас коварные замыслы. Я чувствую исходящую от него неприязнь. Напрягись, мудрейший, заберись в их мысли. Кто он?
– Хорошо, – пробормотал уродец. – Ты сделал благое дело для тунгов, я помогу тебе. Но ты должен встать боком, склониться до земли и сделать вид, будто благодаришь за ночлег. А я постараюсь с ними поработать.
Спустя минуту он заметно расслабился. Но морщинистая мордашка осталась непроницаемой.
– Не удается, человек. Потомаху бессилен. Ты прав – у тебя есть недруг. Он хитрый и владеет защитой. Я упираюсь в экран – он выстроил перед всеми тремя высокую энергетическую стену – поди догадайся, кто такой. Я могу, конечно, попытаться ее разбить, но тогда он поймет…
– Не надо, – отказался Верест. – Я постараюсь вычислить его сам. Спасибо за приют, мудрейший Потомаху. До встречи. Будем рядом – обязательно заглянем.
О лошадях он знал только одно: они едят овес и сено. Не отличал подпругу от седла, а сбрую от уздечки. О чем и поведал без прикрас, намертво пресекая «наезды» по лошадиной теме.
– Хорошо, – сказал Толмак. – Ты будешь штурманом. Я – возницей, Арика – наблюдателем, а Прух – бездельником.
Никем другим коротышка быть не мог. Разве что пациентом. Он уже долбанул с утра и тихо посапывал, привалясь к заднему борту – в том самом месте, где неплохо бы смотрелся пулемет.
Пока ехали по открытому пространству, душа не страдала. Снабженные металлическими ободьями колеса легко проходили выбоины. От жеребцов исходила энергия неплохого «Мерседеса». Но вскоре лес потемнел, взгромоздился на скалы. Дорога петляла в лабиринтах разломов. Глыбы бесполезных ископаемых, слоистые и иссеченные трещинами, нависали в пугающей близости. Душа поневоле сжималась. И окончательно съежилась, когда Толмак вынужденно натянул поводья – слишком круто пошли повороты.
– Лошадки ушки прижали, – испуганно зашептала Арика. – Опасность почуяли. И ржут часто…
– Я бы тоже ушки прижал, – огрызнулся Толмак. – Здесь опасность за каждой скалой, не надо обладать даром предвидения. Тунги о ней все зубы прожужжали. Особенно этот, как его… С которым я пил… Не то Сток, не то Слив. Он завхозом у мудрейшего трудится. Оставайся, говорит, человек, в нашей деревне, не пройдете на юг, слишком крута дороженька. Двести криллов, по страстям, по мордастям…
– А вы заметили, целая команда заговаривала нашу телегу? – вспомнила девица. – Двое в пыль плевали, остальные круг обрисовали вокруг телеги и бродили по нему, бормоча заклинания.
– А это чтобы враг оставил нас в покое, – охотно объяснил Толмак. – Лично я не верю в эти заклятия. Их накладывают каждый раз перед дальней дорогой, а люди продолжают гибнуть. Берут червя с ножки гриба, капают на него воском от свечи, кладут в вырытую ямку, насыпают холмик, как на могилке. И бормочут беспрестанно: «Кладу врага спать, ты, враг, не вреди, а, как червь, в земле сиди…» Ребячество. Или возьмут живую рыбу, пялятся ей в глаза, покуда не подохнет, и читают нараспев…
«Очуметь», – мелькнуло у Вереста.
– Только истинная колдунья, овладевшая конусом силы, отвадит от вас дорожные и прочие напасти. Но колдуны – это люди. Ни один тунг, как бы ни умел он входить в транс и совмещать сознание с подсознанием, не станет порядочным колдуном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71