а антирелигией – культ Рема – местного Дьявола.
Публика разношерстная: от бродяг в подворотнях – в хламидах, с сочащимися гноем глазами, до вполне респектабельных леди и джентльменов, предпочитающих прогуливаться по центральным улицам. Дамы – в чепчиках, мужчины – в шляпах, напоминающих тирольские. Районы побогаче, районы победнее. Вблизи моста через Даман гудел центральный порт. Нечто среднее между шхуной и пароходом с распахнутым трюмом стояло под разгрузкой. Он спустился к причалу – полюбопытствовать, не нужны ли грузчики, но был осмеян и с позором выставлен из толпы.
– Угомонись, дружище, здесь с ночи приходят, – охотно поведал бродяга с дыркой в щеке, наслаждающийся винными парами из дверей портового кабачка. – Из сотни желающих берут от силы пятерых. Но тебя не возьмут – уж больно рожа твоя неприятна. Не любят здесь чужаков. Да на кой ляд тебе это нужно, парень? День разгрузки – четыре тулера на нос – восемь кружек пива. Хавло не хватит залить…
Ночь он провел, как и полагается бродяге, под мостом. В опорах между фермами обнаружились чудовищные диагональные трещины, в одну из которых он и забрался. Завернулся в кусок мешковины, утянутый от ворот портового склада, и долго лежал, таращась на гигантскую ядовитую луну. Вспоминал Веронику, обожающую обставленный свечами секс, мерзкое пиво родного города. Сигарету после утреннего кофе. В этом мире – ни того, ни другого, поневоле отвыкнешь… В тюрьме у него не было времени задуматься о своей роли в этом мире – уставал сильно. И засыпал быстро. А теперь вот схватило сердечко…
Хоть в воду бросайся. Уговорив себя, что точку в этом деле ставить рано, а многоточие вполне уместно, он уснул. Утром выдавился из трещины, дрожа от холода, сполоснулся на бережку и опять поднялся в город. Стоило признаться, что по некоторым аспектам тюрьма была лучше. Там, по крайней мере, делали вид, будто кормят.
Он отправился против течения, на северо-восточную оконечность города. Еще Баур советовал прошвырнуться по тому району – на предмет заработать копеечку. В понятии бригадира, вполне нормальный район. «Курятники» с неприличным множеством сексапильных девочек, увеселительные заведения, игровые точки. Патрули – явление нечастое. Не Бродвей, конечно, но и не трущобы северо-западного района Бельперен, чреватые ножом в спину. Ни малин, ни чудильников. Могут, правда, рыло начистить, но это дело рядовое, у самого имеются руки, чтобы отбиться.
Верест брел по улице с каким-то странным названием – «улица Глюка-Освободителя», и откровенно умирал от голода. Здания здесь были в основном деревянные, с вычурными фасадами. Хозяйчики заведений как будто соревновались между собой – чей фасадик перещеголяет. У одних реклама цвела во все ворота, другие украшали фронтоны барельефами или даже скульптурными композициями, изображавшими химер или пугающих василисков.
В первом заведении – «У толстяка Краха» – на предложение поработать полотером, официантом, посудомойкой или специалистом по удалению незваных гостей ответили решительным отказом. В следующем попросили документы. На вопрос, устроит ли их справка из тюрьмы, в ужасе показали на дверь. На постоялом дворе чопорная хозяйка в платье школьной ученицы и с физиономией Бастинды проявила задумчивость. Затем призналась, что упомянутые рабочие профессии уже заняты, но нужно почистить отхожее место. Работы часа на три, вознаграждение достойное – целый тулер. То есть две кружки пива. Верест также проявил задумчивость. Покачал головой, буркнул мегере в глаза: «Ваше предложение убогое, мэм», и вышел на булыжную мостовую.
Из украшенной аранжировочной зеленью витрины бордельчика явилась зрелая мадам с акульим прикусом. Чарующе поманила пальчиком. Верест сконфуженно покачал головой – мол, горячо бы «за», да зарплату вновь задерживают. Провожаемый взглядом сожаления, побрел прочь.
В кабачке с уютным названием «Под липами» его поджидал успех. Не оглушительный, но тем не менее. В дубовом зале за истертой локтями стойкой пребывал хозяин заведения – плешивый колобок в льняной косоворотке. Он с тоской глядел на единственного в этот час посетителя. Клиент, похоже, пару минут назад прекратил буянить. Стол у окна был перевернут, стул вдребезги. На полу осколки посуды. Сам детина в безобразно пьяном виде восседал за столом, соловело пялился в пространство и издавал отрыгивающие звуки. На столе возвышалась практически пустая бутыль зеленоватого стекла. Местный некачественный ром (равно как и спирт, выгнанный из тростника) доведет не только до греха.
«Тип сомнительного поведения, – сделал черновой прикид Верест. – Таких немало в любом мире, вплоть до загробного».
Верест подошел к стойке, повторил заученный текст. Пункт об удалении нежелательных гостей хозяина заинтересовал. Он смерил посетителя печальным взглядом с пояса до вихров, почесал покатый лоб.
– Видишь Рыжего Морта?
– Вижу, – согласился Верест. – Славное имечко.
На языке форзах, познаваемом им по мере ассимиляции в этот мир, данное словечко означало нечто промежуточное между «больной» и «покойный».
– Сделай так, чтобы больше я его не видел. Получишь тулер.
Верест помялся. Вот чего он ненавидел больше всего – так это торговаться.
– Плохой клиент?
– Скверный, – кивнул хозяин, промокая платком потные виски. – Плавал на бриге «Барракуда», слышал о таком? Команда – отъявленные головорезы, но и те не выдержали. Списали козла. Теперь приходит каждое утро, когда посетителей нет, надирается в хлам и буянит. Вот тянет его к моему заведению. А мне это на пользу?
– Ну, хорошо, – прикинул одно к другому Верест. – Отошью я твоего любимчика. Получу тулер. Поем. Но где гарантия, что он не придет завтра?
Колобок пожал плечами.
– Думай. Приходи завтра к закрытию. Если скажу, что Рыжий Морт не появлялся, получишь еще тулер. И так неделю.
Заманчивое предложение. Решение напрашивалось автоматически: избавить общество от пропитого моряка НАВСЕГДА. Грохнуть, зарыть на свалке – и голова не боли. Приходи неделю, да коси бабки.
Рыжий Морт словно почувствовал, что дела его так себе. Заворочался, завращал осоловелыми глазами.
– Ну, вы, фархан вам в душу… – прохрипел и начал медленно подниматься.
– Сейчас стул сломает, – скорбно заметил колобок. – Стойку проломит, бутылки расколошматит. Мне по харе надаёт.
– Куда дверь? – кивнул Верест.
– Во двор. Там мусорка, бочки, пустая тара. О, святой Эрмас…
– Отлично, – Верест двинулся на середину зала, взял клиента за плечо и развернул. – Ну, пошли, братан, перевоспитываться будем.
– Эй, ты, салажатина! – зарычал моряк. Рожа, конечно, караул. Горилла, обросшая седыми сосульками. Почитай, за центнер брутто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Публика разношерстная: от бродяг в подворотнях – в хламидах, с сочащимися гноем глазами, до вполне респектабельных леди и джентльменов, предпочитающих прогуливаться по центральным улицам. Дамы – в чепчиках, мужчины – в шляпах, напоминающих тирольские. Районы побогаче, районы победнее. Вблизи моста через Даман гудел центральный порт. Нечто среднее между шхуной и пароходом с распахнутым трюмом стояло под разгрузкой. Он спустился к причалу – полюбопытствовать, не нужны ли грузчики, но был осмеян и с позором выставлен из толпы.
– Угомонись, дружище, здесь с ночи приходят, – охотно поведал бродяга с дыркой в щеке, наслаждающийся винными парами из дверей портового кабачка. – Из сотни желающих берут от силы пятерых. Но тебя не возьмут – уж больно рожа твоя неприятна. Не любят здесь чужаков. Да на кой ляд тебе это нужно, парень? День разгрузки – четыре тулера на нос – восемь кружек пива. Хавло не хватит залить…
Ночь он провел, как и полагается бродяге, под мостом. В опорах между фермами обнаружились чудовищные диагональные трещины, в одну из которых он и забрался. Завернулся в кусок мешковины, утянутый от ворот портового склада, и долго лежал, таращась на гигантскую ядовитую луну. Вспоминал Веронику, обожающую обставленный свечами секс, мерзкое пиво родного города. Сигарету после утреннего кофе. В этом мире – ни того, ни другого, поневоле отвыкнешь… В тюрьме у него не было времени задуматься о своей роли в этом мире – уставал сильно. И засыпал быстро. А теперь вот схватило сердечко…
Хоть в воду бросайся. Уговорив себя, что точку в этом деле ставить рано, а многоточие вполне уместно, он уснул. Утром выдавился из трещины, дрожа от холода, сполоснулся на бережку и опять поднялся в город. Стоило признаться, что по некоторым аспектам тюрьма была лучше. Там, по крайней мере, делали вид, будто кормят.
Он отправился против течения, на северо-восточную оконечность города. Еще Баур советовал прошвырнуться по тому району – на предмет заработать копеечку. В понятии бригадира, вполне нормальный район. «Курятники» с неприличным множеством сексапильных девочек, увеселительные заведения, игровые точки. Патрули – явление нечастое. Не Бродвей, конечно, но и не трущобы северо-западного района Бельперен, чреватые ножом в спину. Ни малин, ни чудильников. Могут, правда, рыло начистить, но это дело рядовое, у самого имеются руки, чтобы отбиться.
Верест брел по улице с каким-то странным названием – «улица Глюка-Освободителя», и откровенно умирал от голода. Здания здесь были в основном деревянные, с вычурными фасадами. Хозяйчики заведений как будто соревновались между собой – чей фасадик перещеголяет. У одних реклама цвела во все ворота, другие украшали фронтоны барельефами или даже скульптурными композициями, изображавшими химер или пугающих василисков.
В первом заведении – «У толстяка Краха» – на предложение поработать полотером, официантом, посудомойкой или специалистом по удалению незваных гостей ответили решительным отказом. В следующем попросили документы. На вопрос, устроит ли их справка из тюрьмы, в ужасе показали на дверь. На постоялом дворе чопорная хозяйка в платье школьной ученицы и с физиономией Бастинды проявила задумчивость. Затем призналась, что упомянутые рабочие профессии уже заняты, но нужно почистить отхожее место. Работы часа на три, вознаграждение достойное – целый тулер. То есть две кружки пива. Верест также проявил задумчивость. Покачал головой, буркнул мегере в глаза: «Ваше предложение убогое, мэм», и вышел на булыжную мостовую.
Из украшенной аранжировочной зеленью витрины бордельчика явилась зрелая мадам с акульим прикусом. Чарующе поманила пальчиком. Верест сконфуженно покачал головой – мол, горячо бы «за», да зарплату вновь задерживают. Провожаемый взглядом сожаления, побрел прочь.
В кабачке с уютным названием «Под липами» его поджидал успех. Не оглушительный, но тем не менее. В дубовом зале за истертой локтями стойкой пребывал хозяин заведения – плешивый колобок в льняной косоворотке. Он с тоской глядел на единственного в этот час посетителя. Клиент, похоже, пару минут назад прекратил буянить. Стол у окна был перевернут, стул вдребезги. На полу осколки посуды. Сам детина в безобразно пьяном виде восседал за столом, соловело пялился в пространство и издавал отрыгивающие звуки. На столе возвышалась практически пустая бутыль зеленоватого стекла. Местный некачественный ром (равно как и спирт, выгнанный из тростника) доведет не только до греха.
«Тип сомнительного поведения, – сделал черновой прикид Верест. – Таких немало в любом мире, вплоть до загробного».
Верест подошел к стойке, повторил заученный текст. Пункт об удалении нежелательных гостей хозяина заинтересовал. Он смерил посетителя печальным взглядом с пояса до вихров, почесал покатый лоб.
– Видишь Рыжего Морта?
– Вижу, – согласился Верест. – Славное имечко.
На языке форзах, познаваемом им по мере ассимиляции в этот мир, данное словечко означало нечто промежуточное между «больной» и «покойный».
– Сделай так, чтобы больше я его не видел. Получишь тулер.
Верест помялся. Вот чего он ненавидел больше всего – так это торговаться.
– Плохой клиент?
– Скверный, – кивнул хозяин, промокая платком потные виски. – Плавал на бриге «Барракуда», слышал о таком? Команда – отъявленные головорезы, но и те не выдержали. Списали козла. Теперь приходит каждое утро, когда посетителей нет, надирается в хлам и буянит. Вот тянет его к моему заведению. А мне это на пользу?
– Ну, хорошо, – прикинул одно к другому Верест. – Отошью я твоего любимчика. Получу тулер. Поем. Но где гарантия, что он не придет завтра?
Колобок пожал плечами.
– Думай. Приходи завтра к закрытию. Если скажу, что Рыжий Морт не появлялся, получишь еще тулер. И так неделю.
Заманчивое предложение. Решение напрашивалось автоматически: избавить общество от пропитого моряка НАВСЕГДА. Грохнуть, зарыть на свалке – и голова не боли. Приходи неделю, да коси бабки.
Рыжий Морт словно почувствовал, что дела его так себе. Заворочался, завращал осоловелыми глазами.
– Ну, вы, фархан вам в душу… – прохрипел и начал медленно подниматься.
– Сейчас стул сломает, – скорбно заметил колобок. – Стойку проломит, бутылки расколошматит. Мне по харе надаёт.
– Куда дверь? – кивнул Верест.
– Во двор. Там мусорка, бочки, пустая тара. О, святой Эрмас…
– Отлично, – Верест двинулся на середину зала, взял клиента за плечо и развернул. – Ну, пошли, братан, перевоспитываться будем.
– Эй, ты, салажатина! – зарычал моряк. Рожа, конечно, караул. Горилла, обросшая седыми сосульками. Почитай, за центнер брутто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71