В машину, под защиту пусть не броневых, но все же металлических плит обшивки сумели забраться только Волков, Бурцев и один боец. Старший лейтенант Тарасов погиб при взрыве.
Надевать шлемофон было некогда. Волков жестом показал летчику: ракету!
Последствия ракетной атаки превзошли ожидания. Волков подумал, что у американцев были ранцевые огнеметы. Волна бушующего огня дожигала то, что еще оставалось от вымершей деревни. Наверное, так выглядит извержение вулкана.
Теперь Волков надел шлемофон. Вертолет носился над пламенеющим адом, как ангел смерти.
— Все, — стальным голосом выговорил капитан. — Там уже никого нет. Возвращаемся на базу.
Машина легла на курс к северу. Ужас и уныние владели людьми на борту. Да, это война, а на войне нельзя всегда и только побеждать. Но столь кошмарного, ошеломляющего поражения капитан Волков не помнил и на войне. Он угрюмо смотрел на простирающиеся под вертолетом джунгли, погруженный во мрак мыслей и чувств, которым лучше бы не существовать на свете.
34
20 июня 1968 года
Ханой
9 часов утра
— Только что по ханойскому радио было передано заявление, — сказал полковник Бадмаев. — Перемирию конец. Пиратская атака американцев на гражданские вертолеты возле девятнадцатой параллели вновь высветила истинное лицо империализма.
— Вы как будто рады этому, — хмуро буркнул Волков. Полковник развел руками:
— Не могла же такая бодяга продолжаться вечно… Рано или поздно мы обязаны были ударить по дядюшке Сэму и этой тряпичной кукле, Нгуену Ван Тхиеу… Вот и повод подоспел. Все хорошо, что хорошо кончается. Потери — да, скверно, но и американцев потрепали будь здоров. Ваш Мерц мертв, и если у него была там какая-то экспериментальная аппаратура, понятно, что с ней сталось… Чего же вам еще?
— Я поверю в смерть Мерца, только когда собственными глазами увижу его труп, — ответил капитан. — А вот Ха Ньо-на жаль, ценный был агент. Но не могли же мы шнырять по джунглям и разыскивать его в той обстановке… Может быть, он выберется сам.
Надежда Волкова не имела под собой оснований. Ха Ньон умер сразу после окончания последней в его жизни радиопередачи, болезнь убила его.
— Я подготовил отчет об операции для Москвы, — полковник протянул Волкову папку. — Возможно, вы захотите что-то добавить.
Капитан углубился в чтение и вскоре поднял на Бадмаева изумленный взгляд:
— Но, товарищ полковник… Вы здесь пишете так, будто за вычетом потерь все прошло по нашему плану, включая дипломатические последствия! По-вашему выходит, нас надо к наградам представлять!
— А по-вашему? — усмехнулся Бадмаев. — Судить нас, что ли?
— Нет, но…
— Отставить «но», — жестко отрубил полковник. — Не надо создавать сложностей ни себе, ни руководству. Операция достигла цели — это главное.
— Нет.
— Как это нет? — Брови Бадмаева взметнулись. — Вы придерживаетесь иного мнения?
— Конечно. Нашей целью была не провокация на девятнадцатой параллели, а захват Мерца. А в вашем отчете Мерц даже не упоминается.
Полковник начал раздражаться:
— Не упоминается, потому что дело темное! Кто такой вообще этот Мерц? Как вы стремитесь все запутать, товарищ капитан… Впрочем, если хотите, можете подать рапорт, это ваше право.
— А мой рапорт что-нибудь изменит?
— Для вас — да, к худшему. А по существу — нет. Что тут можно изменить?
Ответ Волкова последовал через минуту, заполненную тягостным молчанием:
— Я не буду подавать рапорт. А к вашему отчету у меня нет никаких дополнений, товарищ полковник.
— Разумно, — с облегчением откликнулся Бадмаев. — Знаете что? Давайте чаю попьем… Не вьетнамского дерьма, а нашего, краснодарского чайку… У меня есть немного из старых запасов.
— Спасибо, Дмитрий Петрович. Но если не возражаете, я лучше пойду отдохну…
— Не выспались? — участливо спросил Бадмаев.
— Совсем не спал.
— Что ж, идите… Даю вам четыре часа, а потом работать придется очень много. Обстановка, как вы понимаете, резко осложнилась.
Волков солгал полковнику. Он не хотел спать, несмотря на то что и впрямь ночью не уснул ни на минуту. Он очень хотел остаться один.
В скромном гостиничном номере, где он жил под видом торгпреда, капитан лег на кровать поверх покрывала, уставившись в потолок. Подробности боя в джунглях замедленной кинолентой проходили перед ним снова и снова, особенно часто мелькало лицо американца, которому он чуть не всадил в сердце нож.
Потом он стал думать о Мерце. Он не верил, что Мерц погиб.
35
Москва сдержанно отреагировала на отчет Бадмаева. Сначала полковника намеревались даже наказать за самоуправство, но потом выяснилось, что он запрашивал разрешение на операцию, а ответ, как обычно, заволокитили. Таким образом, Бадмаев строго следовал предусмотренной для подобных случаев инструкции.
На несоответствия между запросом и отчетом полковника попросту не обратили внимания. Однако эта история наложила отпечаток на отношение в руководстве КГБ к полковнику Бадмаеву и особенно к исполнителю, капитану Волкову. Уже приготовленные было для него представление к майорству, отзыв в Москву и ответственное назначение засунули в долгий ящик, и очередного звания Волкову еще предстояло дожидаться.
Никто из выживших русских, принимавших участие в схватке в селении Ран, не заболел.
36
10 июля 1968 года
Австралия, Мельбурн
Океанский лайнер «Королева Виктория», застывший на рейде мельбурнского порта, готовился к кругосветному путешествию. В солярии, у сверкающего лазурью бассейна, расположились в уютных шезлонгах Генрих Мерц (на сей раз австралийский коммерсант Бруно Бернстайн) и Майкл Фаррис (по документам Элистер Мэтьюз). Одетые в легкие белоснежные костюмы, они вели неторопливую беседу, дегустируя сухой мартини под пронзительные вопли чаек.
— Морская прогулка явно пойдет нам на пользу, Элистер) мечтательно сказал Бернстайн . В солярии они были одни, но пользовались вслух новыми именами. — Трудно подсчитать, за сколько лет я впервые по-настоящему отдыхаю! Мне даже кажется, что в жизни я и не отдыхал никогда.
— Это лишь краткий антракт, мистер Бернстайн, — ответил Мэтьюз. — В действительности мы отдохнем только тогда, когда пробьет наш час…
Бернстайн помрачнел. Он резко поставил бокал на подлокотник шезлонга, едва не сломав хрупкую стеклянную ножку.
— Тогда будет еще больше забот, Элистер.
— Ну что же, — легковесно отозвался Мэтьюз. — Господь Бог создал Вселенную, а мы ее усовершенствуем…
— Я иду в каюту. — Бернстайн поднялся. — Надо привести в порядок кое-какие идеи.
— И это вы называете отдыхом? — услышал он вслед, спускаясь по лестнице.
В своей каюте (соседнюю занимали Бэрримор и Дайке) Бернстайн уселся за письменный стол и вынул из кармана записную книжку, которую всегда носил при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Надевать шлемофон было некогда. Волков жестом показал летчику: ракету!
Последствия ракетной атаки превзошли ожидания. Волков подумал, что у американцев были ранцевые огнеметы. Волна бушующего огня дожигала то, что еще оставалось от вымершей деревни. Наверное, так выглядит извержение вулкана.
Теперь Волков надел шлемофон. Вертолет носился над пламенеющим адом, как ангел смерти.
— Все, — стальным голосом выговорил капитан. — Там уже никого нет. Возвращаемся на базу.
Машина легла на курс к северу. Ужас и уныние владели людьми на борту. Да, это война, а на войне нельзя всегда и только побеждать. Но столь кошмарного, ошеломляющего поражения капитан Волков не помнил и на войне. Он угрюмо смотрел на простирающиеся под вертолетом джунгли, погруженный во мрак мыслей и чувств, которым лучше бы не существовать на свете.
34
20 июня 1968 года
Ханой
9 часов утра
— Только что по ханойскому радио было передано заявление, — сказал полковник Бадмаев. — Перемирию конец. Пиратская атака американцев на гражданские вертолеты возле девятнадцатой параллели вновь высветила истинное лицо империализма.
— Вы как будто рады этому, — хмуро буркнул Волков. Полковник развел руками:
— Не могла же такая бодяга продолжаться вечно… Рано или поздно мы обязаны были ударить по дядюшке Сэму и этой тряпичной кукле, Нгуену Ван Тхиеу… Вот и повод подоспел. Все хорошо, что хорошо кончается. Потери — да, скверно, но и американцев потрепали будь здоров. Ваш Мерц мертв, и если у него была там какая-то экспериментальная аппаратура, понятно, что с ней сталось… Чего же вам еще?
— Я поверю в смерть Мерца, только когда собственными глазами увижу его труп, — ответил капитан. — А вот Ха Ньо-на жаль, ценный был агент. Но не могли же мы шнырять по джунглям и разыскивать его в той обстановке… Может быть, он выберется сам.
Надежда Волкова не имела под собой оснований. Ха Ньон умер сразу после окончания последней в его жизни радиопередачи, болезнь убила его.
— Я подготовил отчет об операции для Москвы, — полковник протянул Волкову папку. — Возможно, вы захотите что-то добавить.
Капитан углубился в чтение и вскоре поднял на Бадмаева изумленный взгляд:
— Но, товарищ полковник… Вы здесь пишете так, будто за вычетом потерь все прошло по нашему плану, включая дипломатические последствия! По-вашему выходит, нас надо к наградам представлять!
— А по-вашему? — усмехнулся Бадмаев. — Судить нас, что ли?
— Нет, но…
— Отставить «но», — жестко отрубил полковник. — Не надо создавать сложностей ни себе, ни руководству. Операция достигла цели — это главное.
— Нет.
— Как это нет? — Брови Бадмаева взметнулись. — Вы придерживаетесь иного мнения?
— Конечно. Нашей целью была не провокация на девятнадцатой параллели, а захват Мерца. А в вашем отчете Мерц даже не упоминается.
Полковник начал раздражаться:
— Не упоминается, потому что дело темное! Кто такой вообще этот Мерц? Как вы стремитесь все запутать, товарищ капитан… Впрочем, если хотите, можете подать рапорт, это ваше право.
— А мой рапорт что-нибудь изменит?
— Для вас — да, к худшему. А по существу — нет. Что тут можно изменить?
Ответ Волкова последовал через минуту, заполненную тягостным молчанием:
— Я не буду подавать рапорт. А к вашему отчету у меня нет никаких дополнений, товарищ полковник.
— Разумно, — с облегчением откликнулся Бадмаев. — Знаете что? Давайте чаю попьем… Не вьетнамского дерьма, а нашего, краснодарского чайку… У меня есть немного из старых запасов.
— Спасибо, Дмитрий Петрович. Но если не возражаете, я лучше пойду отдохну…
— Не выспались? — участливо спросил Бадмаев.
— Совсем не спал.
— Что ж, идите… Даю вам четыре часа, а потом работать придется очень много. Обстановка, как вы понимаете, резко осложнилась.
Волков солгал полковнику. Он не хотел спать, несмотря на то что и впрямь ночью не уснул ни на минуту. Он очень хотел остаться один.
В скромном гостиничном номере, где он жил под видом торгпреда, капитан лег на кровать поверх покрывала, уставившись в потолок. Подробности боя в джунглях замедленной кинолентой проходили перед ним снова и снова, особенно часто мелькало лицо американца, которому он чуть не всадил в сердце нож.
Потом он стал думать о Мерце. Он не верил, что Мерц погиб.
35
Москва сдержанно отреагировала на отчет Бадмаева. Сначала полковника намеревались даже наказать за самоуправство, но потом выяснилось, что он запрашивал разрешение на операцию, а ответ, как обычно, заволокитили. Таким образом, Бадмаев строго следовал предусмотренной для подобных случаев инструкции.
На несоответствия между запросом и отчетом полковника попросту не обратили внимания. Однако эта история наложила отпечаток на отношение в руководстве КГБ к полковнику Бадмаеву и особенно к исполнителю, капитану Волкову. Уже приготовленные было для него представление к майорству, отзыв в Москву и ответственное назначение засунули в долгий ящик, и очередного звания Волкову еще предстояло дожидаться.
Никто из выживших русских, принимавших участие в схватке в селении Ран, не заболел.
36
10 июля 1968 года
Австралия, Мельбурн
Океанский лайнер «Королева Виктория», застывший на рейде мельбурнского порта, готовился к кругосветному путешествию. В солярии, у сверкающего лазурью бассейна, расположились в уютных шезлонгах Генрих Мерц (на сей раз австралийский коммерсант Бруно Бернстайн) и Майкл Фаррис (по документам Элистер Мэтьюз). Одетые в легкие белоснежные костюмы, они вели неторопливую беседу, дегустируя сухой мартини под пронзительные вопли чаек.
— Морская прогулка явно пойдет нам на пользу, Элистер) мечтательно сказал Бернстайн . В солярии они были одни, но пользовались вслух новыми именами. — Трудно подсчитать, за сколько лет я впервые по-настоящему отдыхаю! Мне даже кажется, что в жизни я и не отдыхал никогда.
— Это лишь краткий антракт, мистер Бернстайн, — ответил Мэтьюз. — В действительности мы отдохнем только тогда, когда пробьет наш час…
Бернстайн помрачнел. Он резко поставил бокал на подлокотник шезлонга, едва не сломав хрупкую стеклянную ножку.
— Тогда будет еще больше забот, Элистер.
— Ну что же, — легковесно отозвался Мэтьюз. — Господь Бог создал Вселенную, а мы ее усовершенствуем…
— Я иду в каюту. — Бернстайн поднялся. — Надо привести в порядок кое-какие идеи.
— И это вы называете отдыхом? — услышал он вслед, спускаясь по лестнице.
В своей каюте (соседнюю занимали Бэрримор и Дайке) Бернстайн уселся за письменный стол и вынул из кармана записную книжку, которую всегда носил при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103