Я не совершу этой ошибки и, позволив светильникам изумления загореться в ваших головах, буду разворачивать перед вами кольца моего рассуждения с безмолвной неторопливостью гремучей змеи. Так, я не оставлю без внимания замечание, которое сделает мне любой внимательный читатель: во второй мой пример вкралось понятие любовь, тогда как до сих пор моя система доказательств строилась на основе одной лишь сексуальности. Противоречие? Нестыковка? Ха-ха!
Марта и Мартен прожили в браке сорок три года. Поженились они в двадцать один год, значит, сейчас им по шестьдесят четыре. Они уже вышли на пенсию, или вот-вот выйдут, и готовятся перейти к образу жизни, характерному для этого возраста. Как говорится, они окончат свои дни вместе. В этих условиях они, несомненно, будут представлять собой «пару», то есть обособленную структуру, вполне самодостаточную и даже способную в некоторых второстепенных моментах нейтрализовать или вовсе сокрушить старую гориллу индивидуализма. Вот в этих-то рамках я и предлагаю поставить вопрос о том, каким смыслом следует наделять слово «любовь».
Вначале я ввел мою мысль в строгое русло ограничений, а теперь готов сказать, что понятие любви, онтологически труднодоказуемое, тем не менее наделяется или наделялось до недавнего времени всеми атрибутами чудесной, могучей силы. Слепленное наспех, оно быстро завоевало широкую аудиторию, и даже в наше время мало найдется людей, которые категорически и вполне осознанно отказываются любить. Этот бесспорный успех призван доказать, что любовь таинственным образом отвечает некоей насущной потребности, заложенной в природе человека. Однако – вот она, разница между вдумчивым аналитиком и любителем рассказывать небылицы! – я поостерегусь высказывать даже самое робкое предположение о сути вышеозначенной потребности. Что бы там ни было, любовь существует, раз мы можем видеть ее последствия. Вот фраза, достойная Клода Бернара , и я непременно хочу ее ему посвятить. О блистательный ученый муж! Ведь это не случайность, что разрозненные наблюдения, казалось бы не имеющие ничего общего с первоначальной целью твоих исследований, чинно рассаживаются рядком, словно жирные перепелки, греясь в лучах твоего непререкаемого величия. Недаром же ты в 1865 году утвердил протокол экспериментов: теперь самые поразительные факты могли стать научной истиной, только если выдерживали проверку открытыми тобой законами. Приветствую тебя, великий физиолог, и решительно заявляю: я не сделаю ничего такого, что могло бы хоть на сколько-нибудь сократить время твоего владычества.
Итак, воздвигая один за другим столпы неопровержимой аксиоматики, я перейду к третьему тезису: женское влагалище – не просто дырка в куске мяса, как можно было бы заключить по его внешнему виду, а нечто гораздо большее (знаю, знаю, продавцы в мясных лавках используют эскалопы для мастурбации… что ж, пусть их! Это не сможет остановить полет моей мысли!). В самом деле, влагалище служит – или служило до недавнего времени – для воспроизводства вида. Да, для воспроизводства вида.
Некоторые литераторы прошлого при упоминании влагалища и соседних с ним органов считали своим долгом застывать от смущения и растерянности, превращаясь в тумбу. Другие, подобно навозным жукам, купались в собственной низости и цинизме. Я же, как опытный мореход, буду лавировать между Сциллой и Харибдой и в равном удалении от обеих проложу свой курс, неуклонно стремясь к благословенным берегам логической мысли. Три высокие истины, открывшиеся вам сейчас, – это три грани пирамиды мудрости, которая – о невиданное чудо! – на легких крылах воспарит над бесплодной пучиной сомнений. Вот каково их значение. С другой стороны, в настоящую минуту своими размерами и очертаниями они скорее напоминают три гранитных столпа, воздвигнутых среди пустыни (какие можно увидеть, например, в Фиваиде). Было бы по меньшей мере недружественно и совсем не в духе предлагаемого трактата, если бы я бросил читателя перед этими камнями, наводящими страх своей высотой и неприступностью. Вот почему вокруг первых аксиом будут виться и прихотливо сплетаться разные случайные мотивы, о которых я сейчас расскажу подробнее…»
Разумеется, трактат так и не был закончен. Впрочем, такса засыпала, не дослушав рассуждения пуделя; но по некоторым признакам чувствовалось, что она знала правду и что правду эту можно было выразить в нескольких лаконичных фразах. Я был юн, я забавлялся. Все это происходило еще до встречи с Вероникой; хорошее было время. Помню, лет в семнадцать я высказывал противоречивые и путаные суждения о жизни; и вот однажды в баре «Коралл» я встретил пятидесятилетнюю женщину, которая сказала мне «Вот увидите, с возрастом все становится совсем просто». Как она была права!
Глава 8
Возвращение к коровам
В пять часов пятьдесят две минуты поезд прибыл в Ларош-сюр-Ион. На платформе холод пронизывал до костей. Город был тихий, спокойный; до удивления спокойный. «Отлично! – сказал я себе. – Можно прогуляться, подышать деревенским воздухом…»
Я прошелся по безлюдным, или почти безлюдным, улицам пригорода. Сначала я пытался выделить различные типы домиков, но в предрассветном сумраке это оказалось трудным делом, и я вскоре перестал.
Несмотря на ранний час, кое-кто из жителей уже был на ногах: они стояли у своего гаража и провожали меня взглядом. Казалось, они не могли взять в толк, что мне здесь понадобилось. Если бы они спросили, я не нашелся бы что ответить. В самом деле, ничто не оправдывало моего присутствия здесь. Как, впрочем, и в любом другом месте.
Чуть погодя я оказался уже в настоящей деревне. Там были изгороди, а за изгородями – коровы. На краю неба появилась голубоватая полоска: значит, до рассвета осталось уже недолго.
Я поглядел на коров. Большинство из них проснулись и уже щипали траву. Правильно делают, подумал я: в таком холоде полезно подвигаться. Я доброжелательно наблюдал за ними, никоим образом не собираясь нарушить их утренний покой. Некоторые коровы двинулись в мою сторону и, остановившись у самой изгороди, стали молча глядеть на меня. Они тоже не хотели нарушать мой покой. Это было приятно.
Несколько позже я направился в региональное управление министерства сельского хозяйства. Тиссеран уже был там; он с удивительной сердечностью пожал мне руку.
Директор ждал нас у себя в кабинете. Он мне сразу понравился; с первого взгляда было видно, что он – славный парень. Но когда разговор зашел о работе, которую мы должны были для него сделать, оказалось, что он в ней нисколько не заинтересован. Он прямо заявил, что для него вся эта информатика – звук пустой. Как он работал, так и будет работать и не станет менять привычки ради того, чтобы угнаться за модой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Марта и Мартен прожили в браке сорок три года. Поженились они в двадцать один год, значит, сейчас им по шестьдесят четыре. Они уже вышли на пенсию, или вот-вот выйдут, и готовятся перейти к образу жизни, характерному для этого возраста. Как говорится, они окончат свои дни вместе. В этих условиях они, несомненно, будут представлять собой «пару», то есть обособленную структуру, вполне самодостаточную и даже способную в некоторых второстепенных моментах нейтрализовать или вовсе сокрушить старую гориллу индивидуализма. Вот в этих-то рамках я и предлагаю поставить вопрос о том, каким смыслом следует наделять слово «любовь».
Вначале я ввел мою мысль в строгое русло ограничений, а теперь готов сказать, что понятие любви, онтологически труднодоказуемое, тем не менее наделяется или наделялось до недавнего времени всеми атрибутами чудесной, могучей силы. Слепленное наспех, оно быстро завоевало широкую аудиторию, и даже в наше время мало найдется людей, которые категорически и вполне осознанно отказываются любить. Этот бесспорный успех призван доказать, что любовь таинственным образом отвечает некоей насущной потребности, заложенной в природе человека. Однако – вот она, разница между вдумчивым аналитиком и любителем рассказывать небылицы! – я поостерегусь высказывать даже самое робкое предположение о сути вышеозначенной потребности. Что бы там ни было, любовь существует, раз мы можем видеть ее последствия. Вот фраза, достойная Клода Бернара , и я непременно хочу ее ему посвятить. О блистательный ученый муж! Ведь это не случайность, что разрозненные наблюдения, казалось бы не имеющие ничего общего с первоначальной целью твоих исследований, чинно рассаживаются рядком, словно жирные перепелки, греясь в лучах твоего непререкаемого величия. Недаром же ты в 1865 году утвердил протокол экспериментов: теперь самые поразительные факты могли стать научной истиной, только если выдерживали проверку открытыми тобой законами. Приветствую тебя, великий физиолог, и решительно заявляю: я не сделаю ничего такого, что могло бы хоть на сколько-нибудь сократить время твоего владычества.
Итак, воздвигая один за другим столпы неопровержимой аксиоматики, я перейду к третьему тезису: женское влагалище – не просто дырка в куске мяса, как можно было бы заключить по его внешнему виду, а нечто гораздо большее (знаю, знаю, продавцы в мясных лавках используют эскалопы для мастурбации… что ж, пусть их! Это не сможет остановить полет моей мысли!). В самом деле, влагалище служит – или служило до недавнего времени – для воспроизводства вида. Да, для воспроизводства вида.
Некоторые литераторы прошлого при упоминании влагалища и соседних с ним органов считали своим долгом застывать от смущения и растерянности, превращаясь в тумбу. Другие, подобно навозным жукам, купались в собственной низости и цинизме. Я же, как опытный мореход, буду лавировать между Сциллой и Харибдой и в равном удалении от обеих проложу свой курс, неуклонно стремясь к благословенным берегам логической мысли. Три высокие истины, открывшиеся вам сейчас, – это три грани пирамиды мудрости, которая – о невиданное чудо! – на легких крылах воспарит над бесплодной пучиной сомнений. Вот каково их значение. С другой стороны, в настоящую минуту своими размерами и очертаниями они скорее напоминают три гранитных столпа, воздвигнутых среди пустыни (какие можно увидеть, например, в Фиваиде). Было бы по меньшей мере недружественно и совсем не в духе предлагаемого трактата, если бы я бросил читателя перед этими камнями, наводящими страх своей высотой и неприступностью. Вот почему вокруг первых аксиом будут виться и прихотливо сплетаться разные случайные мотивы, о которых я сейчас расскажу подробнее…»
Разумеется, трактат так и не был закончен. Впрочем, такса засыпала, не дослушав рассуждения пуделя; но по некоторым признакам чувствовалось, что она знала правду и что правду эту можно было выразить в нескольких лаконичных фразах. Я был юн, я забавлялся. Все это происходило еще до встречи с Вероникой; хорошее было время. Помню, лет в семнадцать я высказывал противоречивые и путаные суждения о жизни; и вот однажды в баре «Коралл» я встретил пятидесятилетнюю женщину, которая сказала мне «Вот увидите, с возрастом все становится совсем просто». Как она была права!
Глава 8
Возвращение к коровам
В пять часов пятьдесят две минуты поезд прибыл в Ларош-сюр-Ион. На платформе холод пронизывал до костей. Город был тихий, спокойный; до удивления спокойный. «Отлично! – сказал я себе. – Можно прогуляться, подышать деревенским воздухом…»
Я прошелся по безлюдным, или почти безлюдным, улицам пригорода. Сначала я пытался выделить различные типы домиков, но в предрассветном сумраке это оказалось трудным делом, и я вскоре перестал.
Несмотря на ранний час, кое-кто из жителей уже был на ногах: они стояли у своего гаража и провожали меня взглядом. Казалось, они не могли взять в толк, что мне здесь понадобилось. Если бы они спросили, я не нашелся бы что ответить. В самом деле, ничто не оправдывало моего присутствия здесь. Как, впрочем, и в любом другом месте.
Чуть погодя я оказался уже в настоящей деревне. Там были изгороди, а за изгородями – коровы. На краю неба появилась голубоватая полоска: значит, до рассвета осталось уже недолго.
Я поглядел на коров. Большинство из них проснулись и уже щипали траву. Правильно делают, подумал я: в таком холоде полезно подвигаться. Я доброжелательно наблюдал за ними, никоим образом не собираясь нарушить их утренний покой. Некоторые коровы двинулись в мою сторону и, остановившись у самой изгороди, стали молча глядеть на меня. Они тоже не хотели нарушать мой покой. Это было приятно.
Несколько позже я направился в региональное управление министерства сельского хозяйства. Тиссеран уже был там; он с удивительной сердечностью пожал мне руку.
Директор ждал нас у себя в кабинете. Он мне сразу понравился; с первого взгляда было видно, что он – славный парень. Но когда разговор зашел о работе, которую мы должны были для него сделать, оказалось, что он в ней нисколько не заинтересован. Он прямо заявил, что для него вся эта информатика – звук пустой. Как он работал, так и будет работать и не станет менять привычки ради того, чтобы угнаться за модой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30