Копченая курица — прямо как в романах Дюма! Поскольку наш пятый, Денис, ушел с мешком, понурый (у него почему-то не было даже сумки), то курицу мы разделили на четверых. Баба с возу — кобыле легче — так, возможно, думал каждый из нас. Больше всех и торопливей всех ели министр и Леха Савченко. Нам приходилось с Раушаном поспевать за ними. С Лехой мне пришлось просидеть всего девять дней. Маленький, мускулистый, пять или шесть судимостей, он все больше лежал. От него едко несло потом.
После Нового года к нам внезапно пришел генерал. Произошло это неожиданно. Явился он аккуратно в день моих именин. Именины мои, надо сказать, отмечены лишь в католических святцах — пятого января. В православных святцах имя Эдуард не присутствует. В переводе со староанглийского «Эдвард» означает богатый охранитель, богатый покровитель. Богатым я никогда не был. Однако ношу имя восьми английских королей и бессчетного количества аристократов.
Так вот, 5 января вдруг неожиданно, без предупреждения в камеру вошел начальник режима, мощный Саныч Немцов, бывший омоновец. За ним вошел начальник изолятора полковник Орлов. Дежурный затянул уже: «Гражданин начальник, в камере…»
— Погоди, все войдут, — остановил его пузатый, лысый и дородный полковник. И тут нашу зеленую нору заполнили люди. Большинство из них воняли армейскими одеколонами.
— Вот, генерал к нам пришел, — сказал Орлов. Как бы извиняясь.
— Есть вопросы? — спросил генерал, совсем маленький человек в кожаной куртке с меховыми отворотами и такого же меха кепке с ушами.
— Писем вот нет, — сказал я.
— Давно? — вопросил генерал.
— С ноября, — сказал я. Хотя на самом деле писем не было с сентября. Я внезапно почувствовал, что скрываю в себе сумасшедшую взрывную силу нескольких тонн тринитротолуола. И они стоят рядом со мной с опаской.
— Воздух у вас тут хороший… — сказал генерал.
— Двое не курят, — объяснил я.
— А почему нельзя сделать камеры для некурящих? — поинтересовался генерал у Орлова. Задрав для этого на него голову.
Орлов повернулся к еще более крупному, чем он сам, просто лопающемуся от спелого здоровья под униформой Немцову:
— Разберись, что мы можем сделать!
— Да не разберитесь, а сделайте! — разозлился маленький генерал.
Зрелище это надо было видеть. В зеленой хате, на зеленом полу, в убогом помещении стояли четыре зэка в ряд, руки за спиной. А носами к их носам стояли начальник по режиму, начальник тюрьмы (оба высокие и животастые), далее маленький генерал, а за ним в дверь уходила цепь soldaten. Столпотворение. Генерал стоял спиной к дальняку. На нем была блестящая новая кожанка на меху и шапка с козырьком, как я уже объяснял. Самый маленький среди нас (даже наш старший Леха Савченко был выше ростом) генерал командовал нашим парадом.
Выдержав паузу, генерал ушел. Судя по шуму, который они производили, генерал дальше нашей хаты никуда не пошел. А может быть, он и приходил только к нам. Леха, у которого седьмая отсидка на носу, он ждал суда, зэчьим чутьем почувствовал опасность, мрачно предрек: «Нас раскидают. Не надо было ему о некурящих…» И мы занялись своими зэковскими делами. Но только ненадолго. Подошел невидимый продольный к нашей двери и сказал, не открывая кормушки: «Кто некурящий, фамилии?»
Мы назвались некурящими все: Савенко, дядя Юра, Савченко, Аскеров. Через 15 минут за дверью рыкнул другой голос и вытребовал Савченко на продол. Хрустя ключами нас вскрыли. Леха ушел в щель. За Лехой закрылась дверь, и мы услышали пролог: «Еб твою мать!», предваряющий фразу, которую мы не услышали. После чего Савченко нам вернули. «Эх, бля, надо было сказать, что мы все курящие!» — сказал Леха с досадой. И мы опять вернулись к своим зэковским примитивным делам. Дяде Юре пришла дачка. Там была колбаса, и колбаса отвлекла наше внимание от генерала.
Мы уселись ужинать. Маленький Леха ест много, как профессиональный зэк. Мы старались не отставать от него. Когда мы заканчивали есть, по кормушке застучали, и голос продольного сказал: «Савченко! Аскеров! После ужина будьте готовы с вещами!»
«Еб твою мать!» — грустно отреагировал Леха. Становилось ясно, что подчиненные исполнительно претворяют идею генерала Шостака (а его фамилия была Шостак) в тюремную жизнь. Ну что же, судьба зэка такая. Ты находишься в чей-то воле. Скажут: «С вещами!» и увезут тебя на двойку или за Полярный круг, не дай бог! Леха получил от дяди Юры консервы, а от меня сахар, картошку, анчоусы из общака, вытащил из дяди Юры пачку масла и сел, собранный, на матрас. Надо сказать, что старший на третьем корпусе — это обыкновенно опытный зэк со множеством ходок. Какую роль он играет для администрации красной тюрьмы, остается тайной между ним и администрацией тюрьмы. Должен играть роль осведомителя. Для сокамерников старший должен выполнять ряд благих обязанностей: следить за благоустройством хаты. Если, скажем, нет в хате электроплитки или телевизора — затянуть в хату плитку или телевизор. Наиважнейшая обязанность старшего есть обеспечение хаты продуктами питания. Он должен по возможности затянуть «кабанчика», то есть зэка, которому регулярно закидывают полновесные дачки, «подогревают» его. Обыкновенно подогревают первоходов. Таких, как Леха, уже не подогревает никто. Близкие, в конце концов, бросают рецидивистов. Надо сказать, что в четырехместных хатах роль старшего уменьшается. Чаще всего это ленивый груз на обитателях хаты. Паразит в известном смысле. В лучшем случае хороший старший товарищ, в худшем — злейший враг.
Прежде чем даже забрать Савченко и Аскерова, нам кинули нового пацана — Саню Быкова. До этого он сидел в 217-й на четвертом этаже. «Тебя как зовут?» — спросил я. «Санек», — отрекомендовался он. И мы стали бедовать втроем. Так была создана первая в Саратовском централе некурящая хата. Может быть четвертого некурящего в Саратовском централе не нашлось. До самого 9 марта, когда к нам кинули Олега, изнасиловавшего с братом двух шлюх. Леха же ушел 5 января вечером, недовольный. С нами ему было хорошо. Дяде Юре дочери привозили по две дачки в неделю. Буржуй и в тюрьме буржуй.
В тюрьме мало происшествий, и решительно все выглядит подозрительно. Почему меня перевели в тюрьму строгого режима на двойку, неужели не знали, что через две недели тюрьму расформируют? Вопрос. А почему сразу после перевода явился генерал ГУИНа и одарил меня некурящей хатой? Может быть, на генерала Шостака некто наехал сверху в мою пользу? Такое возможно. Ведь когда по жуткому морозу в День Конституции меня одного в воронке в сопровождении машин с мигалками отвезли на двойку, то капитан Шальнов сообщил, что меня перевели «по приказу из Управления», то есть из ГУИН. Кто дал тогда приказ самому Управлению перевести меня, может быть саратовское УФСБ — генерал-майор Трегуб?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
После Нового года к нам внезапно пришел генерал. Произошло это неожиданно. Явился он аккуратно в день моих именин. Именины мои, надо сказать, отмечены лишь в католических святцах — пятого января. В православных святцах имя Эдуард не присутствует. В переводе со староанглийского «Эдвард» означает богатый охранитель, богатый покровитель. Богатым я никогда не был. Однако ношу имя восьми английских королей и бессчетного количества аристократов.
Так вот, 5 января вдруг неожиданно, без предупреждения в камеру вошел начальник режима, мощный Саныч Немцов, бывший омоновец. За ним вошел начальник изолятора полковник Орлов. Дежурный затянул уже: «Гражданин начальник, в камере…»
— Погоди, все войдут, — остановил его пузатый, лысый и дородный полковник. И тут нашу зеленую нору заполнили люди. Большинство из них воняли армейскими одеколонами.
— Вот, генерал к нам пришел, — сказал Орлов. Как бы извиняясь.
— Есть вопросы? — спросил генерал, совсем маленький человек в кожаной куртке с меховыми отворотами и такого же меха кепке с ушами.
— Писем вот нет, — сказал я.
— Давно? — вопросил генерал.
— С ноября, — сказал я. Хотя на самом деле писем не было с сентября. Я внезапно почувствовал, что скрываю в себе сумасшедшую взрывную силу нескольких тонн тринитротолуола. И они стоят рядом со мной с опаской.
— Воздух у вас тут хороший… — сказал генерал.
— Двое не курят, — объяснил я.
— А почему нельзя сделать камеры для некурящих? — поинтересовался генерал у Орлова. Задрав для этого на него голову.
Орлов повернулся к еще более крупному, чем он сам, просто лопающемуся от спелого здоровья под униформой Немцову:
— Разберись, что мы можем сделать!
— Да не разберитесь, а сделайте! — разозлился маленький генерал.
Зрелище это надо было видеть. В зеленой хате, на зеленом полу, в убогом помещении стояли четыре зэка в ряд, руки за спиной. А носами к их носам стояли начальник по режиму, начальник тюрьмы (оба высокие и животастые), далее маленький генерал, а за ним в дверь уходила цепь soldaten. Столпотворение. Генерал стоял спиной к дальняку. На нем была блестящая новая кожанка на меху и шапка с козырьком, как я уже объяснял. Самый маленький среди нас (даже наш старший Леха Савченко был выше ростом) генерал командовал нашим парадом.
Выдержав паузу, генерал ушел. Судя по шуму, который они производили, генерал дальше нашей хаты никуда не пошел. А может быть, он и приходил только к нам. Леха, у которого седьмая отсидка на носу, он ждал суда, зэчьим чутьем почувствовал опасность, мрачно предрек: «Нас раскидают. Не надо было ему о некурящих…» И мы занялись своими зэковскими делами. Но только ненадолго. Подошел невидимый продольный к нашей двери и сказал, не открывая кормушки: «Кто некурящий, фамилии?»
Мы назвались некурящими все: Савенко, дядя Юра, Савченко, Аскеров. Через 15 минут за дверью рыкнул другой голос и вытребовал Савченко на продол. Хрустя ключами нас вскрыли. Леха ушел в щель. За Лехой закрылась дверь, и мы услышали пролог: «Еб твою мать!», предваряющий фразу, которую мы не услышали. После чего Савченко нам вернули. «Эх, бля, надо было сказать, что мы все курящие!» — сказал Леха с досадой. И мы опять вернулись к своим зэковским примитивным делам. Дяде Юре пришла дачка. Там была колбаса, и колбаса отвлекла наше внимание от генерала.
Мы уселись ужинать. Маленький Леха ест много, как профессиональный зэк. Мы старались не отставать от него. Когда мы заканчивали есть, по кормушке застучали, и голос продольного сказал: «Савченко! Аскеров! После ужина будьте готовы с вещами!»
«Еб твою мать!» — грустно отреагировал Леха. Становилось ясно, что подчиненные исполнительно претворяют идею генерала Шостака (а его фамилия была Шостак) в тюремную жизнь. Ну что же, судьба зэка такая. Ты находишься в чей-то воле. Скажут: «С вещами!» и увезут тебя на двойку или за Полярный круг, не дай бог! Леха получил от дяди Юры консервы, а от меня сахар, картошку, анчоусы из общака, вытащил из дяди Юры пачку масла и сел, собранный, на матрас. Надо сказать, что старший на третьем корпусе — это обыкновенно опытный зэк со множеством ходок. Какую роль он играет для администрации красной тюрьмы, остается тайной между ним и администрацией тюрьмы. Должен играть роль осведомителя. Для сокамерников старший должен выполнять ряд благих обязанностей: следить за благоустройством хаты. Если, скажем, нет в хате электроплитки или телевизора — затянуть в хату плитку или телевизор. Наиважнейшая обязанность старшего есть обеспечение хаты продуктами питания. Он должен по возможности затянуть «кабанчика», то есть зэка, которому регулярно закидывают полновесные дачки, «подогревают» его. Обыкновенно подогревают первоходов. Таких, как Леха, уже не подогревает никто. Близкие, в конце концов, бросают рецидивистов. Надо сказать, что в четырехместных хатах роль старшего уменьшается. Чаще всего это ленивый груз на обитателях хаты. Паразит в известном смысле. В лучшем случае хороший старший товарищ, в худшем — злейший враг.
Прежде чем даже забрать Савченко и Аскерова, нам кинули нового пацана — Саню Быкова. До этого он сидел в 217-й на четвертом этаже. «Тебя как зовут?» — спросил я. «Санек», — отрекомендовался он. И мы стали бедовать втроем. Так была создана первая в Саратовском централе некурящая хата. Может быть четвертого некурящего в Саратовском централе не нашлось. До самого 9 марта, когда к нам кинули Олега, изнасиловавшего с братом двух шлюх. Леха же ушел 5 января вечером, недовольный. С нами ему было хорошо. Дяде Юре дочери привозили по две дачки в неделю. Буржуй и в тюрьме буржуй.
В тюрьме мало происшествий, и решительно все выглядит подозрительно. Почему меня перевели в тюрьму строгого режима на двойку, неужели не знали, что через две недели тюрьму расформируют? Вопрос. А почему сразу после перевода явился генерал ГУИНа и одарил меня некурящей хатой? Может быть, на генерала Шостака некто наехал сверху в мою пользу? Такое возможно. Ведь когда по жуткому морозу в День Конституции меня одного в воронке в сопровождении машин с мигалками отвезли на двойку, то капитан Шальнов сообщил, что меня перевели «по приказу из Управления», то есть из ГУИН. Кто дал тогда приказ самому Управлению перевести меня, может быть саратовское УФСБ — генерал-майор Трегуб?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52