Но вдруг на блестящую поверхность колокола набежала темная тень — то был Габул, извечный враг барсука. Крысиный король приближался, сжимая в когтистой лапе кривой меч, его кольца и браслеты громко дребезжали, золотые клыки зловеще посверкивали. Даже во сне Ронблейд действовал стремительно — он вскочил и замахнулся мечом. Кланннгг!
— Эй, что это с тобой? — Рядом стоял полковник Клэри.
Стряхнув остатки сна, Ронблейд протер глаза и недоуменно уставился на меч, который все еще сжимал в лапе:
— Все в порядке, Клэри. Спасибо, что разбудил меня.
Мне приснился странный сон.
— Ей-ей, веселенький, верно, был сон, клянусь мягкой периной моей тетушки. Глянь только, что сталось со щитом.
Ронблейд взглянул на щит, по которому пришелся сокрушительный удар меча. Толстая стальная пластина раскололась надвое. Барсук рассеянно осмотрел клинок меча — нигде ни царапинки.
— Не беспокойся, дружище. Ступай отдохни. Это всего лишь сон.
— Верно, приснилась какая-нибудь прошлая битва?
Ронблейд улегся, не выпуская из лап меча.
— Нет. Я видел битву, которая еще предстоит. Предстоит неминуемо.
Разноцветные фонари весело мигали, освещая ломящиеся от яств столы. Гейб Дикобраз поднялся с кружкой октябрьского эля в лапе.
— Внимание, друзья! — крикнул он. — Провозгласим тост за нашего аббата!
Все встали, звеня бокалами, стаканами и кружками.
— Да здравствует аббат Бернар! Многие лета! Урра!
Сакстус, охнув, сел и схватился за живот:
— Нет, на полный желудок нельзя так орать! • Тарквин тут же пришел приятелю на выручку. Лесной бисквит, клубничный пирог, запеченные груши и ореховый крем мигом перекочевали из тарелки объевшегося Сакстуса в бездонную деревянную миску Тарквина. Заяц схватил ложку и принялся уплетать так, что за ушами трещало.
— Ха-ха! Слышь, парнишка, быстро ты скис! Видно, брюшко у тебя маловато. Сейчас старина Тарквин покажет тебе, что такое настоящий едок.
Буря, хлебнувшая забористой лютиково-медовой настойки из погреба Гейба, теперь без умолку хихикала. Она была счастлива, как никогда в жизни: все было так чудесно — восхитительная еда, вкуснейшие напитки, добрые, приветливые жители аббатства.
Дандин из шкуры вон лез, развлекая новую знакомую. Он принялся подбрасывать ягодки красной смородины вверх и ловить их ртом — в этом занятии он не знал себе равных.
— Смотри, смотри, Буря! Ловко, да? Так больше никто не умеет!
— Ха-ха-ха! Так уж и никто! Посмотрим.
Но настойка дала себя знать. Буря подкинула ягоду так высоко, что потеряла ее из виду. Смородина отскочила от головы Кротоначальника и угодила прямо в ухо Розе, которая и без того весь вечер дулась.
— Ой! Ну и нахалка эта мышь! Не дает мне покоя, и все тут!
Кротоначальник извлек злополучную ягоду из уха белки и бросил в траву. Затем зачерпнул полную ложку острого соуса из корней и влил в рот Розе:
— Урр, от тебя сегодня много шума. Вот доброе средство от капризов!
В этот вечер больше никто не слыхал жалоб Розы. Ей было не до того — она без конца полоскала рот холодной водой, чтобы избавиться от привкуса соуса, такого жгучего, что, пожалуй, студеной зимой он растопил бы лед на реке.
Наконец все наелись до отвала, настало время здравиц. Аббат Бернар во всеуслышание поблагодарил брата Олдера и его помощников за чудесные кушанья, Гейба Дикобраза за дивные вина, а всех присутствующих — за внимание, которым они почтили его скромный юбилей.
В свой черед жители аббатства провозгласили тосты за аббата Бернара, славную обитель Рэдволл и ее досточтимых гостей. Раф Кисточка предложил было поплясать, но ему тут же заткнули рот овсяной лепешкой — о танцах и играх на полный желудок не могло быть и речи. Пришло время застольных песен. Неугомонный Тарквин вызвался петь первым. Торопливо прожевав пирог с сельдереем, он поднялся, ударил по струнам харолины и исполнил песню дозорного отряда зайцев:
Не всякий решится по солнцу тащиться,
Глотать пыль дорожную сдуру.
Под ливнем и градом мы ходим нарядом —
И хоть выжимай нашу шкуру!
Но я не один — вы со мною, друзья,
Я с вами не ведаю горя:
Дозором холмы обследуем мы
И топаем берегом моря.
Болотом и лесом веселым повесам
Командой шагать суждено.
Бегом и на пузе, в песке и по грязи
До цели дойдем все равно!
В охотку нам служба! А главное — дружба
Дороже нам всякого злата.
Клянемся, ей-богу, мы любим дорогу!
Гляди веселее, ребята!
Все что есть мочи забили в ладоши, а крот по имени Топотун в восторге стукнул бокалом по столу:
— Урр, вот это песня! Я аж прослезился.
Вслед за тем крот Вильям исполнил кротиный гимн.
Он пел торжественно, серьезно и протяжно, как принято у кротов, и тоже был награжден оглушительными аплодисментами. Бедняга Топотун вновь не смог удержаться от слез. На сей раз он расплакался, не стесняясь:
— Буррр! Что за напасть эта музыка. Ласкает ухи, вышибает слезу.
После этого все начали вызывать Дандина. Он не заставил себя упрашивать и представил на суд слушателей только что сочиненную песню в честь аббата Бернара, Тарквин подыгрывал ему на харолине:
Долгая лета аббату!
Долгие годы правленья!
Доброго друга пришла вся округа
Поздравить с днем рожденья!
С младых коготков я был слушать готов
Твои, отец, наставленья.
Теперь же пою я песню свою,
Поздравляя тебя с днем рожденья!
Усвоив надолго понятия долга,
Учтивости, дружбы и чести
От слова до слова, — мы снова и снова
Тебя поздравляем все вместе!
Собравшиеся захотели немедля пропеть песню хором, и Тарквин опять заиграл, громко выкрикивая слова, написанные на пергаменте. Успех превзошел все ожидания.
Правда, Топотун окончательно раскис, и двум кротам, Данти и Бакстону, пришлось его утешать.
— Урр, Топотун, полно горевать, друг, это же только песня.
— Урр, будет тебе реветь, бурр, глянь, все радуются.
Выступило еще несколько певцов. Дарри Дикобраз исполнил забавную песенку «Почему ежи не летают», а Бэгг и Ранн, выдрята-близнецы, хором продекламировали эпическую поэму «Выдра по имени Билл и Треснувшая Креветка». Тут все настроились на поэтический лад и стали упрашивать Сакстуса прочесть то стихотворение, что он откопал в одном из древних свитков. Сакстус поднялся, нервно теребя лапы, и с дрожью в голосе начал:
Ветер ледяной над дикой страной
Поет о том, что грядет:
«Среди крошева льдов, где могила судов,
Остров встает из вод.
Бушуют валы у огромной скалы,
Кровью окрашена ночь —
Туда поневоле, вкусив черной доли,
Попали отец и дочь.
Дух захватило, сердце застыло,
Когда Неистовый тать,
Прислужник ада, несчастное чадо
Посмел волнам предать.
О ты, чья рука верна и крепка,
Чья легенда еще впереди,
Ты встанешь в слезах на красных камнях
И споешь с печалью в груди».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Эй, что это с тобой? — Рядом стоял полковник Клэри.
Стряхнув остатки сна, Ронблейд протер глаза и недоуменно уставился на меч, который все еще сжимал в лапе:
— Все в порядке, Клэри. Спасибо, что разбудил меня.
Мне приснился странный сон.
— Ей-ей, веселенький, верно, был сон, клянусь мягкой периной моей тетушки. Глянь только, что сталось со щитом.
Ронблейд взглянул на щит, по которому пришелся сокрушительный удар меча. Толстая стальная пластина раскололась надвое. Барсук рассеянно осмотрел клинок меча — нигде ни царапинки.
— Не беспокойся, дружище. Ступай отдохни. Это всего лишь сон.
— Верно, приснилась какая-нибудь прошлая битва?
Ронблейд улегся, не выпуская из лап меча.
— Нет. Я видел битву, которая еще предстоит. Предстоит неминуемо.
Разноцветные фонари весело мигали, освещая ломящиеся от яств столы. Гейб Дикобраз поднялся с кружкой октябрьского эля в лапе.
— Внимание, друзья! — крикнул он. — Провозгласим тост за нашего аббата!
Все встали, звеня бокалами, стаканами и кружками.
— Да здравствует аббат Бернар! Многие лета! Урра!
Сакстус, охнув, сел и схватился за живот:
— Нет, на полный желудок нельзя так орать! • Тарквин тут же пришел приятелю на выручку. Лесной бисквит, клубничный пирог, запеченные груши и ореховый крем мигом перекочевали из тарелки объевшегося Сакстуса в бездонную деревянную миску Тарквина. Заяц схватил ложку и принялся уплетать так, что за ушами трещало.
— Ха-ха! Слышь, парнишка, быстро ты скис! Видно, брюшко у тебя маловато. Сейчас старина Тарквин покажет тебе, что такое настоящий едок.
Буря, хлебнувшая забористой лютиково-медовой настойки из погреба Гейба, теперь без умолку хихикала. Она была счастлива, как никогда в жизни: все было так чудесно — восхитительная еда, вкуснейшие напитки, добрые, приветливые жители аббатства.
Дандин из шкуры вон лез, развлекая новую знакомую. Он принялся подбрасывать ягодки красной смородины вверх и ловить их ртом — в этом занятии он не знал себе равных.
— Смотри, смотри, Буря! Ловко, да? Так больше никто не умеет!
— Ха-ха-ха! Так уж и никто! Посмотрим.
Но настойка дала себя знать. Буря подкинула ягоду так высоко, что потеряла ее из виду. Смородина отскочила от головы Кротоначальника и угодила прямо в ухо Розе, которая и без того весь вечер дулась.
— Ой! Ну и нахалка эта мышь! Не дает мне покоя, и все тут!
Кротоначальник извлек злополучную ягоду из уха белки и бросил в траву. Затем зачерпнул полную ложку острого соуса из корней и влил в рот Розе:
— Урр, от тебя сегодня много шума. Вот доброе средство от капризов!
В этот вечер больше никто не слыхал жалоб Розы. Ей было не до того — она без конца полоскала рот холодной водой, чтобы избавиться от привкуса соуса, такого жгучего, что, пожалуй, студеной зимой он растопил бы лед на реке.
Наконец все наелись до отвала, настало время здравиц. Аббат Бернар во всеуслышание поблагодарил брата Олдера и его помощников за чудесные кушанья, Гейба Дикобраза за дивные вина, а всех присутствующих — за внимание, которым они почтили его скромный юбилей.
В свой черед жители аббатства провозгласили тосты за аббата Бернара, славную обитель Рэдволл и ее досточтимых гостей. Раф Кисточка предложил было поплясать, но ему тут же заткнули рот овсяной лепешкой — о танцах и играх на полный желудок не могло быть и речи. Пришло время застольных песен. Неугомонный Тарквин вызвался петь первым. Торопливо прожевав пирог с сельдереем, он поднялся, ударил по струнам харолины и исполнил песню дозорного отряда зайцев:
Не всякий решится по солнцу тащиться,
Глотать пыль дорожную сдуру.
Под ливнем и градом мы ходим нарядом —
И хоть выжимай нашу шкуру!
Но я не один — вы со мною, друзья,
Я с вами не ведаю горя:
Дозором холмы обследуем мы
И топаем берегом моря.
Болотом и лесом веселым повесам
Командой шагать суждено.
Бегом и на пузе, в песке и по грязи
До цели дойдем все равно!
В охотку нам служба! А главное — дружба
Дороже нам всякого злата.
Клянемся, ей-богу, мы любим дорогу!
Гляди веселее, ребята!
Все что есть мочи забили в ладоши, а крот по имени Топотун в восторге стукнул бокалом по столу:
— Урр, вот это песня! Я аж прослезился.
Вслед за тем крот Вильям исполнил кротиный гимн.
Он пел торжественно, серьезно и протяжно, как принято у кротов, и тоже был награжден оглушительными аплодисментами. Бедняга Топотун вновь не смог удержаться от слез. На сей раз он расплакался, не стесняясь:
— Буррр! Что за напасть эта музыка. Ласкает ухи, вышибает слезу.
После этого все начали вызывать Дандина. Он не заставил себя упрашивать и представил на суд слушателей только что сочиненную песню в честь аббата Бернара, Тарквин подыгрывал ему на харолине:
Долгая лета аббату!
Долгие годы правленья!
Доброго друга пришла вся округа
Поздравить с днем рожденья!
С младых коготков я был слушать готов
Твои, отец, наставленья.
Теперь же пою я песню свою,
Поздравляя тебя с днем рожденья!
Усвоив надолго понятия долга,
Учтивости, дружбы и чести
От слова до слова, — мы снова и снова
Тебя поздравляем все вместе!
Собравшиеся захотели немедля пропеть песню хором, и Тарквин опять заиграл, громко выкрикивая слова, написанные на пергаменте. Успех превзошел все ожидания.
Правда, Топотун окончательно раскис, и двум кротам, Данти и Бакстону, пришлось его утешать.
— Урр, Топотун, полно горевать, друг, это же только песня.
— Урр, будет тебе реветь, бурр, глянь, все радуются.
Выступило еще несколько певцов. Дарри Дикобраз исполнил забавную песенку «Почему ежи не летают», а Бэгг и Ранн, выдрята-близнецы, хором продекламировали эпическую поэму «Выдра по имени Билл и Треснувшая Креветка». Тут все настроились на поэтический лад и стали упрашивать Сакстуса прочесть то стихотворение, что он откопал в одном из древних свитков. Сакстус поднялся, нервно теребя лапы, и с дрожью в голосе начал:
Ветер ледяной над дикой страной
Поет о том, что грядет:
«Среди крошева льдов, где могила судов,
Остров встает из вод.
Бушуют валы у огромной скалы,
Кровью окрашена ночь —
Туда поневоле, вкусив черной доли,
Попали отец и дочь.
Дух захватило, сердце застыло,
Когда Неистовый тать,
Прислужник ада, несчастное чадо
Посмел волнам предать.
О ты, чья рука верна и крепка,
Чья легенда еще впереди,
Ты встанешь в слезах на красных камнях
И споешь с печалью в груди».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72