— Переключаю на ваш танк систему планетарного наблюдения, госпожа полковник. Прошу более не следовать за мной.
— Ничего подобного! Мы тебя не бросим.
— Нет, полковник. — Речь Ники замедлилась, каждое слово давалось ей с все большим трудом. — У меня нет времени, чтобы правильно выстроить тактику сражения. Я принуждена к фронтальной атаке. Я определяю вероятность в девяносто девять целых девять десятых процента, что буду уничтожена еще до того, как полностью откажут мои системы, однако существует вероятность в девяносто пять целых тридцать две сотых процента, что я нанесу противнику достаточный урон. Вы же сумеете разгромить его остатки, особенно с помощью системы наблюдения.
— А если нам последовать за тобой?
— Полковник, я уже мертва, — спокойно молвила машина и открыла огонь из своей единственной исправной батареи «Хеллбор». Батарея с удивительной меткостью изрыгала плазму, методично поджигая танки наемников. — Вы не в состоянии этому воспрепятствовать. Но вы можете — и обязаны — сохранить командование, чтобы завершить уничтожение противника.
— Прошу тебя, Ника!.. — прошептала Гонсалес сквозь слезы, уповая на невозможное.
— Я не властна над своей судьбой, — тихо проговорило сопрано, — да и не хотела бы ее менять. Я обещала Полу, что остановлю врага. Дайте мне слово, что поможете мне сдержать это обещание.
— Хорошо… — прошептала Консуэла. Члены экипажа, разместившиеся ниже ее, тоже всхлипывали. Она сердито утерла глаза.
— Спасибо, полковник. — Ответ машины прозвучал ясно и собранно. Гонсалес остановила свой танк и приказала батальону покинуть место последнего сражения Ники.
Разведывательные спутники посылали на дисплеи до ужаса отчетливую картинку. Консуэла в унынии наблюдала, как Боло «Непобедимый», установка Два-Три-Бейкер-Ноль-Ноль-Пять-Эн-Кей-И рвется вперед сквозь вражеский огонь. Некоторые танки наемников, прежде чем погибнуть, успевали выпустить заряды, прожигавшие в керамической оболочке Ники огромные дыры. Их «Хеллборы» были не столь мощными, однако у нее оставалась всего одна плазменная батарея, тогда как противник поливал Нику плазмой со всех сторон, приближая ее гибель. Ее магазинные пушки палили, не переставая, бронемашины пехоты и десантные стингеры взрывались и сыпались с неба огненным дождем, противопехотное оружие сеяло смерть. После прямого попадания в переднюю подвеску она сбросила рассыпавшиеся гусеницы и рванулась вперед на голых катках. Прямо по ее ходу из укрытия выскочила «Пантера», и Ника, мгновенно поменяв направление, раздавила танк, как ореховую скорлупу.
То был титан, левиафан, изрыгающий лавины огня, умирающая львица, разящая гиен. Настал момент, когда даже разведывательные спутники утратили способность что-либо видеть сквозь клубы дыма, окутавшие поле боя. Экран показывал только дым, но даже если бы на него вернулась четкая картинка, Консуэла Гонсалес ничего не смогла бы разглядеть: слезы застилали ей глаза. То, что она успела увидеть, она поклялась не забывать никогда. Этого не смог бы забыть никто. В наушниках Консуэлы звучало мелодичное сопрано Ники, мужественно встречавшей смерть: то была последняя строфа из любимого стихотворения Пола Меррита. Казалось, ее любимый еще жив и способен внимать простым волшебным словам:
А лес манит, глубок и пуст.
Но словом данным я влеком:
Мне ещё ехать далеко,
Мне ещё ехать далеко.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38