Очень скоро он был весь продырявлен и превратился в груду чёрного окровавленного тряпья на зелёной траве у входа. Груда перекатывалась, пытаясь отыскать положение, в котором боль будет не такой нестерпимой.
По всему двору начали захлопываться ставни.
Даниель набросил камзол, натянул башмаки, зажёг фонарь и стремглав сбежал по лестнице. Однако торопиться было поздно – тело исчезло. Кровь смолой чернела на траве. Даниель пошёл по тёмным пятнам через двор, на задворки колледжа, и оказался в болотистой пойме реки Кем, петляющей позади университета. Поднялся ветер, и шум ветвей почти заглушил всплеск. Кто-то другой на месте Даниеля мог бы, не кривя душой, присягнуть, что ничего не слышал.
Он остановился, потому что мозг наконец проснулся, и ему стало страшно. Идя за мертвецом к чёрной воде, он оказался один в зарослях папоротника, и ветер пытался задуть фонарь.
В кругу света возникли двое голых людей, и Даниель вскрикнул.
Один был высокий, с прекраснейшими глазами, какие Даниель когда-либо видел на человеческом лице; почти также смотрела живописная Пиета, которую Дрейк однажды бросил в костёр. Глаза эти были устремлены на Даниеля и словно спрашивали: «Кто посмел вскрикнуть?» Другой был пониже ростом и от резкого звука втянул голову в плечи. Даниель наконец узнал Роджера Комстока, субсайзера.
– Кто это? – спросил Роджер. – Вы, милорд?
– Ничей не лорд, – ответил Даниель. – Это я, Даниель Уотерхауз.
– Это Комсток и Джеффрис. Что вы тут делаете среди ночи?
Оба были голые и мокрые, длинные волосы прилипли к плечам, и с них струилась вода. Тем не менее даже Комсток выглядел уверенней, чем Даниель, который стоял сухой, в одежде и с фонарём.
– Могу задать вам тот же вопрос. И где ваша одежда?
Ответил Джеффрис – Комстоку хватило ума придержать язык.
– Мы сняли одежду перед тем, как залезть в реку, – ответил он таким тоном, будто это само собой разумеется.
Комсток увидел нестыковку в рассказе одновременно с Даниелем и поспешно добавил:
– Когда мы вылезли, то поняли, что нас отнесло течением, и не смогли найти одежду в темноте.
– А зачем вы полезли в реку?
– Мы преследовали негодяя.
– Негодяя?!
Прекрасные глаза сощурились, на лице Джеффриса проступило лёгкое отвращение. Однако Комсток счёл, что не сильно уронит своё достоинство, если продолжит разговор.
– Да! Какой-то фанатик – пуританин, возможно, гавкер – напал на милорда Апнора! Во дворе, прямо сейчас! Вы, наверное, не видели.
– Видел.
– А… – Джеффрис повернулся вбок, поймал двумя пальцами мокрый член и пустил мощную струю. Смотрел он на колледж.
– Окно вашей и милорда Монмута спальни расположено весьма неудобно – вы, должно быть, из него высунулись?
– Да, самую малость.
– Иначе как бы вы могли видеть дуэль?
– Дуэль или убийство?
И снова Джеффрис скривился от того, что разговаривает с подобным ничтожеством. Комсток очень правдоподобно разыграл изумление.
– Вы утверждаете, что стали свидетелем убийства?
Даниель так опешил, что не смог ответить. Джеффрис продолжал мочиться. На траве уже образовалась блестящая лужа, от которой поднимался пар. Казалось, Джеффрис пытается спрятать за влажными испарениями свою наготу. Он наморщил лоб и спросил:
– Убийство, вы говорите? Значит, тот человек умер?
– Я… я так предполагаю, – запинаясь, выговорил Даниель.
– М-м-м… Опасно предполагать , когда вы обвиняете графа в тягчайшем преступлении. Быть может, вам лучше предъявить тело мировому судье, и пусть коронер установит причину смерти.
– Тело исчезло.
– Вы сказали тело . Не правильнее ли было бы сказать раненый?
– Ну… я не убедился лично, что его сердце остановилось, коли вы об этом.
– В таком случае раненый – правильный термин. На мой взгляд, был раненый , а не мёртвый , когда мы с Комстоком гнались за ним к реке.
– Мёртвым он точно не был, – согласился Комсток. – Но я видел, как он лежал…
– Из окна? – спросил Джеффрис, переставая наконец журчать.
– Да.
– Вы же не смотрите из окна сейчас, Уотерхауз?
– Очевидно, не смотрю.
– Весьма любезно с вашей стороны сообщить мне, что очевидно . Выпрыгнули вы из окна или спустились по лестнице?
– Спустился по лестнице, разумеется!
– Видели ли вы с неё двор?
– Нет.
– Значит, Уотерхауз, на какое-то время вы потеряли раненого из вида.
– Естественно.
– Так вы не имеете ни малейшего понятия, верно, Уотерхауз, что происходило во дворе, покуда вы спускались по лестнице?
– Да, но…
– И вопреки своему неведению – полному, чёрному и абсолютному – вы обвиняете графа, состоящего в личной дружбе с королем… повторите-ка ещё раз, что вы сказали?
– Мне кажется, он произнёс: «убийство», сэр, – подсказал Комсток.
– Отлично. Коли так, пойдёмте и разбудим мирового судью, – сказал Джеффрис. Минуя Уотерхауза, он вырвал из его руки фонарь и направился к колледжу. Комсток, хихикая, двинулся следом.
Первым делом Джеффрис должен был вытереться и призвать собственного субсайзера, чтобы тот помог ему одеться и расчесаться – не может же джентльмен явиться к мировому судье с всклокоченными мокрыми волосами. Тем временем Даниель сидел у себя в комнате. Рядом суетился Комсток, наводя чистоту с невиданным прежде усердием. Поскольку Даниель был не в настроении разговаривать, Роджер по мере сил старался заполнить тишину.
– Луи Англси, граф Апнор, разит шпагой, как дьявол, верно? И не поверишь, что ему всего четырнадцать! Это потому, что они с Монмутом и остальными провели Междуцарствие в Париже и обучались фехтованию в академии господина дю Плесси, возле кардинальского дворца. Там они усвоили французские понятия о чести и ещё не вполне приспособились к английским обычаям – бросают вызов по малейшему поводу, реальному или надуманному. Ой, не делайте такое лицо, мистер Уотерхауз, – помните, если его противника найдут, и он окажется мёртвым, и следствие установит, что смерть наступила от ран, а раны эти нанёс и вправду милорд Апнор, и не на дуэли как таковой, а в результате неспровоцированного нападения, и присяжные решат не принимать во внимание некоторые нестыковки в вашем рассказе, – короче, если его осудят за это гипотетическое убийство, вам не о чем будет тревожиться! В конце концов, если суд признает графа виновным, он не сможет сказать, что вы оскорбили его своим обвинением, ведь так? Признаю, некоторые его друзья очень на вас обидятся… ой, нет, мистер Уотерхауз, не поймите меня превратно. Я вам не враг, потому что происхожу из Золотых, не из Серебряных Комстоков…
Роджер не в первый раз произносил нечто подобное. Даниель знал, что Комстоки – непомерно разветвлённый род, первые представители которого кратко упоминаются ещё в хрониках времён Ричарда Львиное Сердце. Он смог заключить, что разделение на Золотых и Серебряных восходит к застарелой вражде между ветвями клана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
По всему двору начали захлопываться ставни.
Даниель набросил камзол, натянул башмаки, зажёг фонарь и стремглав сбежал по лестнице. Однако торопиться было поздно – тело исчезло. Кровь смолой чернела на траве. Даниель пошёл по тёмным пятнам через двор, на задворки колледжа, и оказался в болотистой пойме реки Кем, петляющей позади университета. Поднялся ветер, и шум ветвей почти заглушил всплеск. Кто-то другой на месте Даниеля мог бы, не кривя душой, присягнуть, что ничего не слышал.
Он остановился, потому что мозг наконец проснулся, и ему стало страшно. Идя за мертвецом к чёрной воде, он оказался один в зарослях папоротника, и ветер пытался задуть фонарь.
В кругу света возникли двое голых людей, и Даниель вскрикнул.
Один был высокий, с прекраснейшими глазами, какие Даниель когда-либо видел на человеческом лице; почти также смотрела живописная Пиета, которую Дрейк однажды бросил в костёр. Глаза эти были устремлены на Даниеля и словно спрашивали: «Кто посмел вскрикнуть?» Другой был пониже ростом и от резкого звука втянул голову в плечи. Даниель наконец узнал Роджера Комстока, субсайзера.
– Кто это? – спросил Роджер. – Вы, милорд?
– Ничей не лорд, – ответил Даниель. – Это я, Даниель Уотерхауз.
– Это Комсток и Джеффрис. Что вы тут делаете среди ночи?
Оба были голые и мокрые, длинные волосы прилипли к плечам, и с них струилась вода. Тем не менее даже Комсток выглядел уверенней, чем Даниель, который стоял сухой, в одежде и с фонарём.
– Могу задать вам тот же вопрос. И где ваша одежда?
Ответил Джеффрис – Комстоку хватило ума придержать язык.
– Мы сняли одежду перед тем, как залезть в реку, – ответил он таким тоном, будто это само собой разумеется.
Комсток увидел нестыковку в рассказе одновременно с Даниелем и поспешно добавил:
– Когда мы вылезли, то поняли, что нас отнесло течением, и не смогли найти одежду в темноте.
– А зачем вы полезли в реку?
– Мы преследовали негодяя.
– Негодяя?!
Прекрасные глаза сощурились, на лице Джеффриса проступило лёгкое отвращение. Однако Комсток счёл, что не сильно уронит своё достоинство, если продолжит разговор.
– Да! Какой-то фанатик – пуританин, возможно, гавкер – напал на милорда Апнора! Во дворе, прямо сейчас! Вы, наверное, не видели.
– Видел.
– А… – Джеффрис повернулся вбок, поймал двумя пальцами мокрый член и пустил мощную струю. Смотрел он на колледж.
– Окно вашей и милорда Монмута спальни расположено весьма неудобно – вы, должно быть, из него высунулись?
– Да, самую малость.
– Иначе как бы вы могли видеть дуэль?
– Дуэль или убийство?
И снова Джеффрис скривился от того, что разговаривает с подобным ничтожеством. Комсток очень правдоподобно разыграл изумление.
– Вы утверждаете, что стали свидетелем убийства?
Даниель так опешил, что не смог ответить. Джеффрис продолжал мочиться. На траве уже образовалась блестящая лужа, от которой поднимался пар. Казалось, Джеффрис пытается спрятать за влажными испарениями свою наготу. Он наморщил лоб и спросил:
– Убийство, вы говорите? Значит, тот человек умер?
– Я… я так предполагаю, – запинаясь, выговорил Даниель.
– М-м-м… Опасно предполагать , когда вы обвиняете графа в тягчайшем преступлении. Быть может, вам лучше предъявить тело мировому судье, и пусть коронер установит причину смерти.
– Тело исчезло.
– Вы сказали тело . Не правильнее ли было бы сказать раненый?
– Ну… я не убедился лично, что его сердце остановилось, коли вы об этом.
– В таком случае раненый – правильный термин. На мой взгляд, был раненый , а не мёртвый , когда мы с Комстоком гнались за ним к реке.
– Мёртвым он точно не был, – согласился Комсток. – Но я видел, как он лежал…
– Из окна? – спросил Джеффрис, переставая наконец журчать.
– Да.
– Вы же не смотрите из окна сейчас, Уотерхауз?
– Очевидно, не смотрю.
– Весьма любезно с вашей стороны сообщить мне, что очевидно . Выпрыгнули вы из окна или спустились по лестнице?
– Спустился по лестнице, разумеется!
– Видели ли вы с неё двор?
– Нет.
– Значит, Уотерхауз, на какое-то время вы потеряли раненого из вида.
– Естественно.
– Так вы не имеете ни малейшего понятия, верно, Уотерхауз, что происходило во дворе, покуда вы спускались по лестнице?
– Да, но…
– И вопреки своему неведению – полному, чёрному и абсолютному – вы обвиняете графа, состоящего в личной дружбе с королем… повторите-ка ещё раз, что вы сказали?
– Мне кажется, он произнёс: «убийство», сэр, – подсказал Комсток.
– Отлично. Коли так, пойдёмте и разбудим мирового судью, – сказал Джеффрис. Минуя Уотерхауза, он вырвал из его руки фонарь и направился к колледжу. Комсток, хихикая, двинулся следом.
Первым делом Джеффрис должен был вытереться и призвать собственного субсайзера, чтобы тот помог ему одеться и расчесаться – не может же джентльмен явиться к мировому судье с всклокоченными мокрыми волосами. Тем временем Даниель сидел у себя в комнате. Рядом суетился Комсток, наводя чистоту с невиданным прежде усердием. Поскольку Даниель был не в настроении разговаривать, Роджер по мере сил старался заполнить тишину.
– Луи Англси, граф Апнор, разит шпагой, как дьявол, верно? И не поверишь, что ему всего четырнадцать! Это потому, что они с Монмутом и остальными провели Междуцарствие в Париже и обучались фехтованию в академии господина дю Плесси, возле кардинальского дворца. Там они усвоили французские понятия о чести и ещё не вполне приспособились к английским обычаям – бросают вызов по малейшему поводу, реальному или надуманному. Ой, не делайте такое лицо, мистер Уотерхауз, – помните, если его противника найдут, и он окажется мёртвым, и следствие установит, что смерть наступила от ран, а раны эти нанёс и вправду милорд Апнор, и не на дуэли как таковой, а в результате неспровоцированного нападения, и присяжные решат не принимать во внимание некоторые нестыковки в вашем рассказе, – короче, если его осудят за это гипотетическое убийство, вам не о чем будет тревожиться! В конце концов, если суд признает графа виновным, он не сможет сказать, что вы оскорбили его своим обвинением, ведь так? Признаю, некоторые его друзья очень на вас обидятся… ой, нет, мистер Уотерхауз, не поймите меня превратно. Я вам не враг, потому что происхожу из Золотых, не из Серебряных Комстоков…
Роджер не в первый раз произносил нечто подобное. Даниель знал, что Комстоки – непомерно разветвлённый род, первые представители которого кратко упоминаются ещё в хрониках времён Ричарда Львиное Сердце. Он смог заключить, что разделение на Золотых и Серебряных восходит к застарелой вражде между ветвями клана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103