- У нас будет праздник! Большой праздник в мою честь!
Хомса попробовал было проскользнуть мимо, но Онкельскрут поймал его своей клюкой.
- Послушай-ка меня, - сказал он. - Я сказал хемулю, что предок - мой лучший друг, что он не был на празднике целых сто лет и что его обязательно нужно пригласить! В качестве почетного гостя! Хемуль обещал. Но я говорю вам всем, что мне без предка праздника не надо! Тебе ясно?
- Да, - промямлил хомса. - Ясно. - Но сам думал о своем зверьке.
На веранде, освещенной слабыми солнечными лучами, сидела Мюмла и расчесывала свои волосы.
- Привет, хомсочка, - сказала она, - ты приготовил свой номер?
- Я ничего не умею, - уклончиво ответил хомса.
- Иди-ка сюда, - подозвала его Мюмла, - тебя нужно причесать.
Хомса послушно приблизился, и Мюмла принялась расчесывать его спутанные волосы.
- Если бы ты причесывался хотя бы десять минут в день, волосы у тебя были бы совсем неплохие. Они послушные, и цвет у них приятный. Так ты утверждаешь, что ничего не умеешь? Однако разозлиться ты сумел. Только потом залез под стол и все испортил.
Хомса стоял не двигаясь, ему нравилось, что его причесывают.
- Мюмла, - робко спросил он, - куда бы ты отправилась, если бы ты была большим злым зверем?
Мюмла тут же ответила:
- Подальше от моря. В тот реденький лесок позади кухни. Они всегда ходили туда, когда были не в духе.
- Ты хочешь сказать, когда ты не в духе? - спросил он.
- Нет, я говорю про семью муми-троллей. Когда кто-нибудь из них злился или был в плохом настроении, то, чтобы его оставили в покое, отправлялся в этот лесок.
Хомса сделал шаг назад и закричал:
- Это неправда! Они никогда не злились!
- Стой спокойно! - сказала Мюмла. - Ты думаешь, я могу причесывать тебя, когда ты вот так прыгаешь? А еще я скажу тебе, что иной раз и папа, и мама, и Муми-тролль ужасно надоедали друг другу. Ну иди же сюда.
- Не пойду! - воскликнул хомса. - Мама вовсе не такая! Она всегда добрая и хорошая! - И выбежал, громко хлопнув дверью.
Мюмла просто дразнит его. Она ничего не знает про маму. Не знает, что мама никогда не бывает злой.
Филифьонка повесила последнюю гирлянду - синюю - и оглядела свою кухню. Это была самая закопченная, самая грязная на свете кухня, зато художественно украшенная. Сегодня они будут ужинать на веранде раньше обычного. Сначала она подаст горячую уху, а в семь часов - горячие сандвичи с сыром и яблочный сок. Вино она отыскала в папином шкафу, а банку с сырными корочками - на верхней полке в кладовке. На банке была наклейка: «Для лесных мышей».
Тихонько насвистывая, Филифьонка изящными движениями разложила салфетки, - каждая салфетка была сложена в виде лебедя (Снусмумрику она, разумеется, салфетку не положила, он ими не пользовался). На ее лоб падали крутые завитки, и было заметно, что брови у нее накрашены. Ничего не скреблось за обоями, ничто не скреблось за плинтусами, и таинственные часы перестали тикать. Сейчас ей было не до них, ей надо было думать о своей программе. Она устроит театр теней «Возвращение семейства муми-троллей». «Это будет очень интересно и всем понравится», - подумала она. Она закрыла дверь в гостиную, а кухонную дверь заперла на задвижку. Потом положила лист картона на кухонный стол и стала рисовать. Она нарисовала лодку, в которой сидело четверо: двое взрослых, один подросток, а третий совсем малыш. Самый маленький сидел у руля. Рисунок вышел не совсем такой, какой хотелось бы Филифьонке, но переделывать она не стала. Все равно идея была ясна. Закончив рисунок, она вырезала его и прикрепила гвоздиками к палке от метлы. Филифьонка работала быстро и уверенно и при этом все время насвистывала, причем не песенки Снусмумрика, а свои собственные мотивы. Между прочим, она насвистывала гораздо лучше, чем рисовала или прибивала свои рисунки к палке.
Наступили сумерки, и она зажгла лампу. Сегодня ей не было грустно, она была полна приятных ожиданий. Лампа бросала на стену слабый свет, Филифьонка подняла метлу с силуэтом семьи муми-троллей, сидящих в лодке, и на обоях появилась тень. А теперь нужно прикрепить на стену простыню - белый экран, на котором силуэт поплывет по морю.
- Открой дверь! - закричал Онкельскрут за дверью гостиной.
Филифьонка чуть приоткрыла дверь и сказал в щелочку:
- Еще слишком рано!
- У меня важное дело! - прошептал Онкельскрут. - Я пригласил его, положил приглашение в шкаф. А это нужно поставить возле почетного места. - Он сунул в дверь большой мокрый букет - цветы в сочетании с листьями и мхом.
Филифьонка глянула на увядшие растения и сделала гримасу.
- Чтобы никаких бактерий у меня в кухне!
- Но ведь это кленовые листья! Я их вымыл в ручье, - возразил Онкельскрут.
- Бактерии любят воду, - отрезала Филифьонка. - Ты принял лекарства?
- Неужели ты считаешь, что в праздник нужно принимать лекарства? - воскликнул Онкельскрут с презрением. - Я забыл про них. А знаешь, что случилось? Я опять потерял свои очки.
- Поздравляю, - сухо заметила Филифьонка. - Предлагаю тебе послать букет прямо в шкаф, это будет вежливее.
И она хлопнула дверью, правда, не очень громко.
18
И вот фонарики зажглись, красные, желтые и зеленые, они мягко отражались в черных оконных стеклах. Гости собрались в кухне, торжественно здоровались друг с другом и усаживались за стол. Но хемуль, стоя у спинки своего стула, сказал:
- Сегодня у нас праздник в честь семьи муми-троллей. Прошу вашего позволения открыть его стихотворением, которое я написал по этому случаю и посвятил его Муми-папе.
Он взял листок бумаги и с большим чувством прочел:
Скажи мне, что есть счастье - тихая река,
пожатье лапы или мирный вечер?
Выплыть из тины, ила, тростника
морскому ветру свежему навстречу?
А что есть жизнь, мечта или волна?
Большой поток иль туча грозовая?
Вновь странной нежностью душа моя полна,
но что мне делать с нею, я не знаю.
Мир многолик, и он меня гнетет.
Сжать твердо лапой руль,
когда же сей счастливый миг придет?
Хемуль, Муми-дален, декабрь
Все зааплодировали.
«Сей миг», - повторил Онкельскрут, - как приятно. Помню, так говорили, когда я был маленький.
- Одну минутку! - сказал хемуль. - Это не мне нужно аплодировать. Давайте помолчим полминуты в знак благодарности к семье муми-троллей. Мы едим их припасы, вернее, то, что они оставили, бродим под их деревьями, дышим воздухом снисходительной дружбы и жизнелюбия. Минута молчания!
- Ты сказал полминуты! - пробормотал Онкельскрут и стал считать секунды. Все встали и подняли рюмки, момент был торжественный. «Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть, - считал Онкельскрут, у него в тот день немного устали ноги. - Эти секунды должны бы быть моими собственными, ведь праздник-то, во всяком случае, мой, а не семьи муми-троллей. Им-то хорошо, у них живот не болит».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24