– сказал Муми-тролль и потянулся за сахаром. – Мама, ты не находишь...
Тут он осекся и выпустил из лап сахарницу, которая со звоном упала на пол.
– Глядите! – прошептал он. – Глядите!
Все обернулись и посмотрели.
Какая-то тень отделилась от стены в темном углу. Что-то серое и сморщенное прошаркало по полу гостиной, заморгало от солнечного света и затрясло седыми усами, враждебно оглядывая семью муми-троллей.
– Я Эмма, – высокопарно представилась старая театральная крыса. – Я хочу только сказать, что терпеть не могу кашу. Уже третий день вы едите кашу.
– Завтра утром будет молочный суп, – робко пообещала мама.
– Я ненавижу молочный суп, – ответила Эмма.
– Может быть, вы, Эмма, посидите с нами? – предложил папа. – Мы думали, что дом всеми покинут, и поэтому...
– Дом, – прервала его Эмма и фыркнула. – Дом! Это вовсе не дом.
Она подобралась поближе к обеденному столу, но не села.
– Может, она сердится на меня? – прошептала Миса.
– А что ты сделала? – спросила Мюмла.
– Ничего, – пробормотала Миса, опустив глаза в тарелку. – Просто так мне кажется. Мне всегда кажется, что кто-то на меня сердится. Будь я самой прекрасной мисой на свете, тогда все было бы иначе...
– Ну раз ты не самая прекрасная миса на свете, не о чем и говорить, – сказала Мюмла, продолжая есть кашу.
– Эмма, а ваша семья спаслась? – сочувственно спросила Муми-мама.
Эмма не ответила, она смотрела на сыр... Потом схватила ломтик сыра и сунула его в карман. Ее взгляд блуждал по столу и остановился на блинчике.
– Это наш блинчик! – закричала малышка Мю. Она прыгнула на стол и уселась на блинчик.
– Это некрасиво, – упрекнула ее Мюмла и, столкнув сестру с блинчика, почистила его и спрятала под скатерть.
– Дорогой Хомса, – торопливо сказала Муми-мама. – Сбегай и посмотри, не найдется ли в кладовке чего-нибудь вкусненького для Эммы.
Хомса умчался в кладовку.
– Кладовка! – возмутилась Эмма. – Кладовка! Вы называете суфлерскую будку кладовкой! Вы называете сцену гостиной, кулисы – картинами, занавес – занавеской, а реквизит – дядей! – Она раскраснелась, и мордочка ее сморщилась. – Я рада! – кричала она. – Я очень рада, что маэстро Филифьонк – вечная ему память! – вас не видит! Вы ничего не знаете о театре, даже меньше чем ничего, у вас нет ни малейшего представления о театре!
– Там осталась лишь старая-престарая салака, – сказал Хомса. – Если это, конечно, не селедка.
Эмма так и выхватила у него рыбку из лапы и с высоко поднятой головой прошаркала в свой угол. Она долго гремела там и, вытащив наконец большую метлу, принялась усердно мести.
– Что такое театр? – обеспокоенно прошептала Муми-мама.
– Не знаю, – ответил папа. – Похоже, что нам следует этим поинтересоваться.
Вечером острый запах цветущей рябины заполнил зал. Птички порхали под самым потолком, охотясь за пауками, а малышка Мю повстречала на ковре в зале большого страшного муравья. Только теперь все заметили, что театр плыл уже в лесу.
Все пришли в сильное волнение. Забыв свой страх перед Эммой, они сгрудились у самой воды, разговаривая и размахивая лапами. Они привязали дом к большой рябине. Муми-папа прикрепил канат к своей палке, а палку воткнул прямо в крышу чулана.
– Не смейте разрушать суфлерскую будку! – закричала Эмма. – Это, по-вашему, театр или пароходная пристань?
– Вероятно, это и в самом деле театр, раз вы, Эмма, так утверждаете, – смиренно сказал папа. – Но никто из нас не знает, что это такое.
Эмма молча уставилась на него. Покачав головой, она пожала плечами, презрительно фыркнула и снова принялась мести пол.
Муми-тролль стоял, разглядывая высоченное дерево. Рои пчел и ос кружились вокруг белых цветов, а ствол красиво изогнулся, образовав вместе с веткой колыбельку, вполне пригодную для какого-нибудь малютки.
– Я буду спать ночью на этом дереве, – внезапно объявил Муми-тролль.
– Я – тоже, – тотчас сказала фрекен Снорк.
– И я! – закричала малышка Мю.
– Мы будем спать дома, – решительно сказала Мюмла. – На дереве могут водиться муравьи, и если они тебя покусают, ты распухнешь и станешь толще и круглее любого апельсина.
– Но я хочу стать больше, хочу-стать-больше, хочу-стать-больше! – кричала малышка Мю.
– А теперь будь умницей! – наставляла ее сестра. – Иначе придет Морра и заберет тебя.
Муми-тролль по-прежнему стоял, разглядывая зеленую крону дерева. Здесь все напоминало Муми-дол. Муми-тролль потихоньку насвистывал, думая о веревочной лестнице.
Тотчас прибежала Эмма.
– Перестань свистеть! – закричала она.
– Почему? – спросил Муми-тролль.
– Свистеть в театре – плохая примета, – тихо прошептала Эмма. – Даже этого вы не знаете.
Что-то бормоча и постукивая метлой, она заковыляла в темноту. Они в растерянности смотрели ей вслед, и на какое-то мгновение семейству муми-троллей стало не по себе. А потом они обо всем забыли.
Вечером мама постелила Муми-троллю и фрекен Снорк на дереве. Потом приготовила для них корзинку с завтраком.
Миса тоже взглянула на дерево.
– Хоть бы разок поспать на дереве, – сказала она.
– За чем же дело стало? – спросила Муми-мама.
– Меня никто туда не приглашал, – уныло ответила Миса.
– Возьми перину, милочка, и полезай, – посоветовала мама.
– Нет, теперь мне больше не хочется, – сказала Миса и удалилась. Она уселась в углу и заплакала.
«Почему все так получается? – думала она. – Почему все так печально и сложно в моей жизни?»
А Муми-мама так и не смогла уснуть всю ночь.
Она лежала, прислушиваясь к всплескам воды под полом, и испытывала смутное беспокойство. Она слышала, как Эмма шаркала взад-вперед по сцене, что-то бормоча себе под нос. В лесу выл какой-то незнакомый зверь.
– Муми-папа! – прошептала она.
– М-м-м... – просопел из-под перины папа.
– Я что-то волнуюсь.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – пробормотал папа и снова заснул.
Мама лежала, вглядываясь в лес. Но постепенно и она заснула, и в зале воцарилась ночь.
Наверное, прошел целый час.
Серая тень скользнула по полу и замерла возле кладовки. Это была Эмма. Собрав все свои старческие силы, удесятеренные гневом, она вытащила палку из дырки в крыше чулана и бросила ее далеко в воду.
– Я им покажу, как разрушать суфлерскую будку! – бормотала Эмма себе под нос.
Мимоходом она схватила со стола банку с сахаром и, высыпав содержимое в карман, отправилась спать в свой угол.
Освобожденный от швартов, дом тотчас поплыл по течению. Переливающаяся гирлянда из синих и красных лампочек еще некоторое время мелькала среди деревьев. Но и она вскоре исчезла, и лишь луна молочным светом заливала лес.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О том, что бывает, когда свистят в театре
Фрекен Снорк проснулась от холода. Ее челка была совершенно мокрая. Между деревьями клубился туман, и чуть подальше уже ничего нельзя было разглядеть в его серой густой пелене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Тут он осекся и выпустил из лап сахарницу, которая со звоном упала на пол.
– Глядите! – прошептал он. – Глядите!
Все обернулись и посмотрели.
Какая-то тень отделилась от стены в темном углу. Что-то серое и сморщенное прошаркало по полу гостиной, заморгало от солнечного света и затрясло седыми усами, враждебно оглядывая семью муми-троллей.
– Я Эмма, – высокопарно представилась старая театральная крыса. – Я хочу только сказать, что терпеть не могу кашу. Уже третий день вы едите кашу.
– Завтра утром будет молочный суп, – робко пообещала мама.
– Я ненавижу молочный суп, – ответила Эмма.
– Может быть, вы, Эмма, посидите с нами? – предложил папа. – Мы думали, что дом всеми покинут, и поэтому...
– Дом, – прервала его Эмма и фыркнула. – Дом! Это вовсе не дом.
Она подобралась поближе к обеденному столу, но не села.
– Может, она сердится на меня? – прошептала Миса.
– А что ты сделала? – спросила Мюмла.
– Ничего, – пробормотала Миса, опустив глаза в тарелку. – Просто так мне кажется. Мне всегда кажется, что кто-то на меня сердится. Будь я самой прекрасной мисой на свете, тогда все было бы иначе...
– Ну раз ты не самая прекрасная миса на свете, не о чем и говорить, – сказала Мюмла, продолжая есть кашу.
– Эмма, а ваша семья спаслась? – сочувственно спросила Муми-мама.
Эмма не ответила, она смотрела на сыр... Потом схватила ломтик сыра и сунула его в карман. Ее взгляд блуждал по столу и остановился на блинчике.
– Это наш блинчик! – закричала малышка Мю. Она прыгнула на стол и уселась на блинчик.
– Это некрасиво, – упрекнула ее Мюмла и, столкнув сестру с блинчика, почистила его и спрятала под скатерть.
– Дорогой Хомса, – торопливо сказала Муми-мама. – Сбегай и посмотри, не найдется ли в кладовке чего-нибудь вкусненького для Эммы.
Хомса умчался в кладовку.
– Кладовка! – возмутилась Эмма. – Кладовка! Вы называете суфлерскую будку кладовкой! Вы называете сцену гостиной, кулисы – картинами, занавес – занавеской, а реквизит – дядей! – Она раскраснелась, и мордочка ее сморщилась. – Я рада! – кричала она. – Я очень рада, что маэстро Филифьонк – вечная ему память! – вас не видит! Вы ничего не знаете о театре, даже меньше чем ничего, у вас нет ни малейшего представления о театре!
– Там осталась лишь старая-престарая салака, – сказал Хомса. – Если это, конечно, не селедка.
Эмма так и выхватила у него рыбку из лапы и с высоко поднятой головой прошаркала в свой угол. Она долго гремела там и, вытащив наконец большую метлу, принялась усердно мести.
– Что такое театр? – обеспокоенно прошептала Муми-мама.
– Не знаю, – ответил папа. – Похоже, что нам следует этим поинтересоваться.
Вечером острый запах цветущей рябины заполнил зал. Птички порхали под самым потолком, охотясь за пауками, а малышка Мю повстречала на ковре в зале большого страшного муравья. Только теперь все заметили, что театр плыл уже в лесу.
Все пришли в сильное волнение. Забыв свой страх перед Эммой, они сгрудились у самой воды, разговаривая и размахивая лапами. Они привязали дом к большой рябине. Муми-папа прикрепил канат к своей палке, а палку воткнул прямо в крышу чулана.
– Не смейте разрушать суфлерскую будку! – закричала Эмма. – Это, по-вашему, театр или пароходная пристань?
– Вероятно, это и в самом деле театр, раз вы, Эмма, так утверждаете, – смиренно сказал папа. – Но никто из нас не знает, что это такое.
Эмма молча уставилась на него. Покачав головой, она пожала плечами, презрительно фыркнула и снова принялась мести пол.
Муми-тролль стоял, разглядывая высоченное дерево. Рои пчел и ос кружились вокруг белых цветов, а ствол красиво изогнулся, образовав вместе с веткой колыбельку, вполне пригодную для какого-нибудь малютки.
– Я буду спать ночью на этом дереве, – внезапно объявил Муми-тролль.
– Я – тоже, – тотчас сказала фрекен Снорк.
– И я! – закричала малышка Мю.
– Мы будем спать дома, – решительно сказала Мюмла. – На дереве могут водиться муравьи, и если они тебя покусают, ты распухнешь и станешь толще и круглее любого апельсина.
– Но я хочу стать больше, хочу-стать-больше, хочу-стать-больше! – кричала малышка Мю.
– А теперь будь умницей! – наставляла ее сестра. – Иначе придет Морра и заберет тебя.
Муми-тролль по-прежнему стоял, разглядывая зеленую крону дерева. Здесь все напоминало Муми-дол. Муми-тролль потихоньку насвистывал, думая о веревочной лестнице.
Тотчас прибежала Эмма.
– Перестань свистеть! – закричала она.
– Почему? – спросил Муми-тролль.
– Свистеть в театре – плохая примета, – тихо прошептала Эмма. – Даже этого вы не знаете.
Что-то бормоча и постукивая метлой, она заковыляла в темноту. Они в растерянности смотрели ей вслед, и на какое-то мгновение семейству муми-троллей стало не по себе. А потом они обо всем забыли.
Вечером мама постелила Муми-троллю и фрекен Снорк на дереве. Потом приготовила для них корзинку с завтраком.
Миса тоже взглянула на дерево.
– Хоть бы разок поспать на дереве, – сказала она.
– За чем же дело стало? – спросила Муми-мама.
– Меня никто туда не приглашал, – уныло ответила Миса.
– Возьми перину, милочка, и полезай, – посоветовала мама.
– Нет, теперь мне больше не хочется, – сказала Миса и удалилась. Она уселась в углу и заплакала.
«Почему все так получается? – думала она. – Почему все так печально и сложно в моей жизни?»
А Муми-мама так и не смогла уснуть всю ночь.
Она лежала, прислушиваясь к всплескам воды под полом, и испытывала смутное беспокойство. Она слышала, как Эмма шаркала взад-вперед по сцене, что-то бормоча себе под нос. В лесу выл какой-то незнакомый зверь.
– Муми-папа! – прошептала она.
– М-м-м... – просопел из-под перины папа.
– Я что-то волнуюсь.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – пробормотал папа и снова заснул.
Мама лежала, вглядываясь в лес. Но постепенно и она заснула, и в зале воцарилась ночь.
Наверное, прошел целый час.
Серая тень скользнула по полу и замерла возле кладовки. Это была Эмма. Собрав все свои старческие силы, удесятеренные гневом, она вытащила палку из дырки в крыше чулана и бросила ее далеко в воду.
– Я им покажу, как разрушать суфлерскую будку! – бормотала Эмма себе под нос.
Мимоходом она схватила со стола банку с сахаром и, высыпав содержимое в карман, отправилась спать в свой угол.
Освобожденный от швартов, дом тотчас поплыл по течению. Переливающаяся гирлянда из синих и красных лампочек еще некоторое время мелькала среди деревьев. Но и она вскоре исчезла, и лишь луна молочным светом заливала лес.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О том, что бывает, когда свистят в театре
Фрекен Снорк проснулась от холода. Ее челка была совершенно мокрая. Между деревьями клубился туман, и чуть подальше уже ничего нельзя было разглядеть в его серой густой пелене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20