Хотел поразвлечь себя охотой, да только какая это охота - с оптическим прицелом и двенадцатым калибром! После того как пара узкоглазых охотников с Дальнего Востока на его глазах забили топориками довольно рослого медведя, Черкизов проникся к традиционной охоте усмешливым презрением. Вот если бы, как встарь, - с рогатиной и ножом, тогда другое дело!…
Поведя винтовкой в сторону, он рассмотрел затылок Матвея Плюснина, задержал ствол. Тоже чувство - из любопытных. Человек даже не подозревает, что целиком и полностью находится в твоей власти, а ты ее, родимую, ощущаешь прямо-таки шкурой. Одно легкое шевеление пальца, и все. Брызнут мозги, и незадачливый тюремщик клюнет носом в снег. Тюремщик, кстати, об охоте даже не помышлял. Наверное, из вежливости согласился сопровождать начальника. Да и как тут не согласиться, когда за Черкизовым приехало сразу три машины с охраной. Да еще пару канадских снегоходов подвезли. Вот и поплелся на охоту…
Черкизов пригляделся. Ну да, снова названивает по сотовому своим сыскарям. Надеется, дурачок, что нашли уже доченьку, - почитай, каждые два часа связывается со своим «Кандагаром». Разумеется, отцовские чувства Черкизову тоже были не чужды, но за своего сынка он был спокоен. Во всяком случае, в такую передрягу не попадет. Уж это стопудово, как выражается сейчас молодежь…
Коротко свистнув, Черкизов подозвал сопровождающих. Уминая снег, к нему приблизились двое парней. Вряд ли они понимали, какого черта шефу понадобилось селиться в утлой баньке, однако терпели и помалкивали. Слуги - они на то и слуги, чтобы исполнять и не вякать. В этом смысле Черкизов искренне завидовал далеким предкам, когда все называлось своими именами. В самом деле, какие, к лешему, служащие! Конечно слуги! А еще лучше - рабы. И избирателей с электоратом нет, а есть толпа и быдло, которому, как обычно, подавай хлеба и зрелищ. Вот тогда оно и проголосует как положено, и на руках вдоволь покачает.
Черкизов бросил ребяткам свое ружьецо, направился к Плюснину. А тот и без того уже семенил навстречу. Лицо радостное, словно кто миллион подарил.
- Евгений Михайлович! Вот, только что освободили!
- Кого освободили?
- Да Харитонова с Лосевым. Помните, я вам говорил. Там недоразумение вышло, их задержали.
- Ну и что?
- Сейчас с секретаршей разговаривал, - успокоила. Сказала, что час назад освободили. Теперь снова работают.
- А я тебе что говорил! В этом «Кандагаре», Матвей, ребятки работают зубастые. Если уж взяли след, ни за что не сойдут.
- Так ведь убийство! - Руки у Плюснина дрожали. - И снова девушка. Я уже думал все…
- Пошли, Матвей. Дернем по маленькой, заодно все спокойно и расскажешь. - Черкизов с усмешкой приобнял дрожащего Плюснина, повел в сторону вездеходов.
* * *
Разговор с Черкизовым действительно оказался обстоятельным, однако Матвея он не слишком успокоил. «Кандагаровцев», конечно, выпустили, однако ничего обнадеживающего ни секретарь, ни сам Лосев ему не сообщили. Само собой, Евгений Михайлович был прав, говоря, что быстро такие дела не распутываются, но каждый час и каждый день ставили по болезненной зарубке на сердце Матвея. Думать о чем-либо постороннем он попросту не мог, а звонить лишний раз жене откровенно боялся. Потому и не отказывался, когда Черкизов наливал ему из своей стальной фляги.
Странная получалась штука! Первоначальный пленник постепенно превратился в опекуна - утешал вечерами, играл в шахматы, даже подкармливал, давая распоряжения в фирму доставить ту или иную снедь. Матери Плюснина часы электронные подарил вместо старенькой заедающей кукушки, а в бане японскую видеодвойку поставил, торшер с креслом. И ясно было как божий день, что никакой он уже не заложник, захотел бы - давно освободился, однако договоренность начальник соблюдал и в город вырваться не спешил. А вот тревоги его о Маше не разделял - полагал, что все разрешится само собой. Дескать, конечно, неприятно, конечно, волнительно, однако не смертельно, и никуда девочка не денется - вернется через недельку-другую домой.
За тягостными мыслями Матвей даже не заметил, как могучие вездеходы в каких-нибудь полчаса домчали их домой. Пугая дворовых собак, гусеничные богатыри пронеслись по деревенской улочке, с рокотом остановились возле родной избушки. Матвей первый слез с вездехода, распахнул калитку.
- Как переоденешься, заходи! - бросил ему вслед Евгений Михайлович. - Мы с ребятами мангал возле баньки наладим, балычок изладим. Заодно и переговорим.
Вяло кивнув, Матвей зашагал к крыльцу. Охлопав валенки, миновал сенцы и зашел в дом.
- Вот и Матюша приехал! - обрадовалась мать. Тут же засуетилась. - А где же гость-то? Опять в баню его небось направил. Не по-людски это! Пусть бы в доме жил. Я и тесто вон поставила, пироги буду делать с капустой.
Матвей промычал неразборчивое. Подумалось, что после балыка Черкизова вряд ли кто согласится на простенькие пироги.
- А я, Матюш, вот что еще хотела спросить, - вновь долетел голос матери, - часы-то подаренные вон какие хорошие, а обращаться с ними я не умею. Надо же время как-то выставлять, а как? Еще и кнопочки там какие-то сбоку. Ты бы научил меня, что ли…
- Да отстань же ты! - рявкнул Плюснин. Слушать ее было невыносимо. Пинком распахнув дверь, вышел обратно в сенцы. Вдыхая прохладный воздух, подавил мучительный всхлип. Ни о Маше, ни обо всем случившемся мать даже не догадывалась. Потому и была такой оживленной. В кои веки сын навестил, да еще гостя дорогого привез…
Кое-как справившись с расплясавшимися нервами, водитель вернулся в дом, хмуро прислушался. Было тихо, мать, разобидевшись, сидела на кухоньке. Сына она уважала, ругаться с ним никогда даже не пыталась. А он вот взял и наорал на нее…
Поморщившись, Матвей прошел на кухню. Все было так, как он и предполагал. Мать сидела, выложив на стол руки, и именно эти руки - в синеватых венах, натруженные и морщинистые - неожиданно изумили Матвея. С необычайной ясностью он вдруг увидел, как сильно сдала его мать за последнее время, превратившись из крепенькой женщины в седенькую старушку. Глядя на ее сгорбленную спину, на чертовы часы, выставленные на стол, он порывисто шагнул вперед. Да что, черт подери, у него еще осталось-то в жизни? Дочь, жена да мать!
В глазах Матвея защипало, и, встав на колени, он обнял мать руками, совсем как в детстве прижался к ней лицом.
- Прости меня! - шепнул он. - День уж такой дурной выпал. Не сдержался…
Теплая сухонькая ладонь прощающе скользнула по его голове, и Матвей что было сил зажмурился…
Глава 31
Прием был старый как мир, но по сию пору срабатывал безотказно. Разумеется, встревоженный психотерапевт не выдержал и бросился звонить. Сообщники у него были, в этом Шебукин не ошибся, и именно разговор с сообщником слушали сейчас пассажиры роскошного «феррари».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Поведя винтовкой в сторону, он рассмотрел затылок Матвея Плюснина, задержал ствол. Тоже чувство - из любопытных. Человек даже не подозревает, что целиком и полностью находится в твоей власти, а ты ее, родимую, ощущаешь прямо-таки шкурой. Одно легкое шевеление пальца, и все. Брызнут мозги, и незадачливый тюремщик клюнет носом в снег. Тюремщик, кстати, об охоте даже не помышлял. Наверное, из вежливости согласился сопровождать начальника. Да и как тут не согласиться, когда за Черкизовым приехало сразу три машины с охраной. Да еще пару канадских снегоходов подвезли. Вот и поплелся на охоту…
Черкизов пригляделся. Ну да, снова названивает по сотовому своим сыскарям. Надеется, дурачок, что нашли уже доченьку, - почитай, каждые два часа связывается со своим «Кандагаром». Разумеется, отцовские чувства Черкизову тоже были не чужды, но за своего сынка он был спокоен. Во всяком случае, в такую передрягу не попадет. Уж это стопудово, как выражается сейчас молодежь…
Коротко свистнув, Черкизов подозвал сопровождающих. Уминая снег, к нему приблизились двое парней. Вряд ли они понимали, какого черта шефу понадобилось селиться в утлой баньке, однако терпели и помалкивали. Слуги - они на то и слуги, чтобы исполнять и не вякать. В этом смысле Черкизов искренне завидовал далеким предкам, когда все называлось своими именами. В самом деле, какие, к лешему, служащие! Конечно слуги! А еще лучше - рабы. И избирателей с электоратом нет, а есть толпа и быдло, которому, как обычно, подавай хлеба и зрелищ. Вот тогда оно и проголосует как положено, и на руках вдоволь покачает.
Черкизов бросил ребяткам свое ружьецо, направился к Плюснину. А тот и без того уже семенил навстречу. Лицо радостное, словно кто миллион подарил.
- Евгений Михайлович! Вот, только что освободили!
- Кого освободили?
- Да Харитонова с Лосевым. Помните, я вам говорил. Там недоразумение вышло, их задержали.
- Ну и что?
- Сейчас с секретаршей разговаривал, - успокоила. Сказала, что час назад освободили. Теперь снова работают.
- А я тебе что говорил! В этом «Кандагаре», Матвей, ребятки работают зубастые. Если уж взяли след, ни за что не сойдут.
- Так ведь убийство! - Руки у Плюснина дрожали. - И снова девушка. Я уже думал все…
- Пошли, Матвей. Дернем по маленькой, заодно все спокойно и расскажешь. - Черкизов с усмешкой приобнял дрожащего Плюснина, повел в сторону вездеходов.
* * *
Разговор с Черкизовым действительно оказался обстоятельным, однако Матвея он не слишком успокоил. «Кандагаровцев», конечно, выпустили, однако ничего обнадеживающего ни секретарь, ни сам Лосев ему не сообщили. Само собой, Евгений Михайлович был прав, говоря, что быстро такие дела не распутываются, но каждый час и каждый день ставили по болезненной зарубке на сердце Матвея. Думать о чем-либо постороннем он попросту не мог, а звонить лишний раз жене откровенно боялся. Потому и не отказывался, когда Черкизов наливал ему из своей стальной фляги.
Странная получалась штука! Первоначальный пленник постепенно превратился в опекуна - утешал вечерами, играл в шахматы, даже подкармливал, давая распоряжения в фирму доставить ту или иную снедь. Матери Плюснина часы электронные подарил вместо старенькой заедающей кукушки, а в бане японскую видеодвойку поставил, торшер с креслом. И ясно было как божий день, что никакой он уже не заложник, захотел бы - давно освободился, однако договоренность начальник соблюдал и в город вырваться не спешил. А вот тревоги его о Маше не разделял - полагал, что все разрешится само собой. Дескать, конечно, неприятно, конечно, волнительно, однако не смертельно, и никуда девочка не денется - вернется через недельку-другую домой.
За тягостными мыслями Матвей даже не заметил, как могучие вездеходы в каких-нибудь полчаса домчали их домой. Пугая дворовых собак, гусеничные богатыри пронеслись по деревенской улочке, с рокотом остановились возле родной избушки. Матвей первый слез с вездехода, распахнул калитку.
- Как переоденешься, заходи! - бросил ему вслед Евгений Михайлович. - Мы с ребятами мангал возле баньки наладим, балычок изладим. Заодно и переговорим.
Вяло кивнув, Матвей зашагал к крыльцу. Охлопав валенки, миновал сенцы и зашел в дом.
- Вот и Матюша приехал! - обрадовалась мать. Тут же засуетилась. - А где же гость-то? Опять в баню его небось направил. Не по-людски это! Пусть бы в доме жил. Я и тесто вон поставила, пироги буду делать с капустой.
Матвей промычал неразборчивое. Подумалось, что после балыка Черкизова вряд ли кто согласится на простенькие пироги.
- А я, Матюш, вот что еще хотела спросить, - вновь долетел голос матери, - часы-то подаренные вон какие хорошие, а обращаться с ними я не умею. Надо же время как-то выставлять, а как? Еще и кнопочки там какие-то сбоку. Ты бы научил меня, что ли…
- Да отстань же ты! - рявкнул Плюснин. Слушать ее было невыносимо. Пинком распахнув дверь, вышел обратно в сенцы. Вдыхая прохладный воздух, подавил мучительный всхлип. Ни о Маше, ни обо всем случившемся мать даже не догадывалась. Потому и была такой оживленной. В кои веки сын навестил, да еще гостя дорогого привез…
Кое-как справившись с расплясавшимися нервами, водитель вернулся в дом, хмуро прислушался. Было тихо, мать, разобидевшись, сидела на кухоньке. Сына она уважала, ругаться с ним никогда даже не пыталась. А он вот взял и наорал на нее…
Поморщившись, Матвей прошел на кухню. Все было так, как он и предполагал. Мать сидела, выложив на стол руки, и именно эти руки - в синеватых венах, натруженные и морщинистые - неожиданно изумили Матвея. С необычайной ясностью он вдруг увидел, как сильно сдала его мать за последнее время, превратившись из крепенькой женщины в седенькую старушку. Глядя на ее сгорбленную спину, на чертовы часы, выставленные на стол, он порывисто шагнул вперед. Да что, черт подери, у него еще осталось-то в жизни? Дочь, жена да мать!
В глазах Матвея защипало, и, встав на колени, он обнял мать руками, совсем как в детстве прижался к ней лицом.
- Прости меня! - шепнул он. - День уж такой дурной выпал. Не сдержался…
Теплая сухонькая ладонь прощающе скользнула по его голове, и Матвей что было сил зажмурился…
Глава 31
Прием был старый как мир, но по сию пору срабатывал безотказно. Разумеется, встревоженный психотерапевт не выдержал и бросился звонить. Сообщники у него были, в этом Шебукин не ошибся, и именно разговор с сообщником слушали сейчас пассажиры роскошного «феррари».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90