Вот что случилось.
Князев закончил свой труд: мысли о государстве. Он давно понял, что здесь, в райгородке своем, он не найдет никого, кто оценил бы его большую сложную работу. Опять будут недоумевать, говорить, что «Вы знаете, товарищ Князев…» О, недоумки! Всю жизнь стоят, упершись лбами в стенку, а полагают, что идут проспектом. Что тут сделаешь?!
Князев собрал тетради (восемь общих тетрадей) и пошел на почту - отсылать в Центр. Получалось что-то вроде посылочки, что ли: Князев не знал, как это делается, склонился к окошечку узнать, что надо сделать - посылочку, что ли?
За окошечком сидела знакомая женщина, подруга его жены. Князев часто видел ее у себя дома, он поэтому вежливо поздоровался и стал объяснять, что - вот, восемь общих тетрадей, их надо послать… Пока он так объяснял, он невольно обратил внимание: женщина смотрит на него, но соображает что-то свое, далекое от тетрадей, - от того, как их послать. И еще он уловил в ее глазах то противное жалостливое участие, вполне искреннее, но какое особенно бесило Князева - опять он на него наткнулся. И именно теперь, когда труд закончен, когда позади бессонные ночи, волнения… Даже и теперь эта курица сидит и смотрит жалостливо. Но и еще стерпел бы Князев, еще раз проглотил бы обиду, не заговори она, эта… Нет, она открыла рот и заговорила!
- Николай Николаевич, дорогой… давайте подождем с посылкой? Конечно, не мое это дело, но, тем не менее, послушайте доброго совета: подождите. Ведь всегда успеете, а может быть, раздумаете… А?
Князев помнил потом, что было такое ощущение, точно его стали вдруг поднимать куда-то вверх. Но не просто поднимают, а хотят вроде перевернуть вниз головой и подержать за ноги. Все взорвалось в Князеве злым протестом, все вскипело волной гнева. Он закричал неприлично:
- Дура! Дура ты пучеглазая!.. Что ты сидишь квакаешь?! Что? Ты хоть слово «государство» напишешь правильно? Ведь ты же напишешь «гасударство»!
- Не смейте так орать! - тоже закричала женщина. - Сергей Николаич! А, Сергей Николаич!..
- Сергей Николаич! - подхватил и Князев ее зов. - Идите-ка суда - вместе глаза выпучим: тут чявой-то про государство! Идите, Сергей Николаич!..
Сергей Николаич и вправду появился из двери в глубине…
И стремительно пошел к Князеву.
- Что? Что это тут?!
- Тут чявой-то про государство, - мстительным злорадным чувством говорил Князев. - Разберись, Сергей Николаич: может, в твоей тыкве хоть полторы извилины есть…
Все, кто был на почте, с удивлением смотрели на Князева. А Сергей Николаич вышел из-за перегородки и приближался к Князеву. Вид у Сергея Николаича - впору вязать кого-нибудь.
- В чем дело?
- В шляпе, - Князев хотел собрать свои тетради, но Сергей Николаич крепко положил на них ладонь.
- Прочь! - крикнул Князев. И хотел отбросить наглую руку. Но не смог отбросить. - Прр-очь! - закричал тогда Князев громче прежнего и толкнул Сергея Николаича в грудь. - Прр-очь, хамло!..
Сергей Николаич сгреб его спереди за руки и сильно сдавил.
- Ну-ка, кто-нибудь помогите! - позвал он. - Он же пьян!
Охотники тут же нашлись. Подбежали, завели Князеву руки за спину и держали. И странно, в этом именно положении Князев заговорил более осмысленно, более подробно.
- Ура!.. - воскликнул он. - Наша взяла! Ну, вяжите. Вяжите… Эх, лягушатинка! Нет, я не пьян, этот номер у вас не пройдет… Я позволил себе записать некоторые мысли - и нечаянно уронил камень в ваше болото. Какое кваканье поднялось, боже мой! Я вас не задел по голове, Сергей Николаич? Вы тут - главная лягушка. Жаба! Все знает - знает, как связать человека. Курица ты дохлая, остолоп!
- Поговори, поговори, - спокойно молвил Сергей Николаич, связывая ремнем руки Князева. - Покричи. Вконец свихнулся?
- Кретины, - говорил Князев. - Полудурки. И ведь нравится - вот ситуация-то - нравится быть полудурками! - Хоть ты лоб тут разбей - нравится им быть полудурками, и все.
Князева подтолкнули вперед… Вывели на улицу и пошли с ним в отделение милиции. Сзади несли его тетради. Прохожие останавливались и глазели. А Князев… Князев вышагнул из круга - орал громко и вольно. И испытывал некое сладостное чувство, что кричит людям всю горькую правду про них. Редкое чувство, сладкое чувство, дорогое чувство.
- Пугачева ведут! - кричал он. - Не видели Пугачева? Вот он - в шляпе, в галстуке!.. - Князев смеялся. - А сзади несут чявой-то про государство. Удивительно, да? Вот же еще: мы всю жизнь лаптем шти хлебаем, а он там чявой-то про государство! Какой еще! Ишь чяво захотел!.. Мы-то не пишем же! Да?! Мы те попишем! Мы те подумаем!.. Да здравствуют полудурки!
Хорошо еще, что отделение милиции было рядом, а то бы Князев накричал много всякого.
В отделении он как-то стих, устал, что ли, на вопросы отвечал односложно, нисколько не пугался, а только морщился и хотел скорей уйти домой.
- Ну, шумел, шумел… Я же не пьяный. Я непьющий. Оскорбил я кого-нибудь?
Когда ему стали перечислять, как он оскорбил всех, он опять сморщился и сказал тихо:
- У меня голова болит. Ну, отвезите в больницу, отвезите. Что полудурками-то назвал? А кто же они?
С Князевым не знали, что делать. Посадили пока в камеру и вызвали из больницы врача.
Врач пришел, побыл с Князевым минут десять, вышел и сказал:
- Совершенно нормальный человек. А что?
- Да кинулся оскорблять всех, - стали объяснять врачу. - Всех подряд обзывать начал…
- Ну, это уж… что-то другое. Он в здравом уме, вполне нормальный.
Начальник лично знал Князева. Вызвал его опять в кабинет, закрыл дверь.
- Что случилось-то, Князев?
- Да ну их к черту! - устало сказал Князев. - Взорвался просто… Глупость человеческую не мог больше вынести. Я ей одно, она мне: «Давайте пока не посылать - давайте подумаем». Она подумает!.. Курица.
- Ну, а оскорблять-то зачем было?
- Да она меня хуже оскорбила! Она же меня за идиота считает! Ведь она же ни строчки тут не прочитала, - тетради лежали у начальника на столе, - а судит! И я знаю, откуда: жена ей наговорила… Она к жене моей ходит, та ей и… охарактеризовала всю работу - что глупость, мол, бред, пустая трата… и прочее.
- А что тут вообще-то?
- Мысли о государстве. Семь лет писал.
Начальник поглядел на стопку тетрадей… Потом на Князева. И опять это проклятое удивление, изумление…
Князев поморщился.
- Только ничего не надо сейчас… Не надо.
- Оставь мне, я посмотрю.
- Посмотрите, - Князев встал. - Можно идти, что ли?
- Можно-то можно… Надо потом извиниться перед почтовскими. Надо, Князев, - начальник строго глядел на Князева. - Надо, как думаешь?
- Ладно, - сказал Князев. - Извинюсь. - Ему очень хотелось домой. Пустота была в голове оглушительная. Пусто и плохо было. Хотелось покоя. - Я извинюсь.
- Хорошо. Иди. Это я потом отдам, - начальник положил руку на тетради.
Князев пошел к двери, но на пороге остановился, оглянулся и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8