- Слушай, - сказал он добро и участливо, - ну что ты дурака-то валяешь? Неужели тебе никто не говорил…
- Я понимаю, понимаю, - негромко перебил его Князев, - двигатель мотоцикла - это конкретно, предметно… Я понимаю. Центробежную силу тоже, в конце концов, можно… представить. Так ведь? Здесь - другое, - Князев, не оборачиваясь, тронул ящик стола. Смотрел на Кайгородова грустно и насмешливо. - До свиданья.
Кайгородов качнул головой, встал.
- Ну и ну, - сказал он. И пошел к выходу.
- Там не ударьтесь в сенях, - напомнил Князев. И голос его был такой обиженный, такая в нем чувствовалась боль и грусть, что Кайгородов невольно остановился.
- Пойдем ко мне? - предложил он. - У нас там буфет до двенадцати работает… Выпьем по маленькой.
Князев удивился, но грусть его не покинула, и из нее-то, из грусти, он еще хотел улыбнуться.
- Спасибо.
- А что? Пойдем! Что одному-то сидеть? Развеемся маленько, - Кайгородов сам не знал, что способен на такую жалость, он прямо растрогался. Шагнул к Князеву… - Брось ты обижаться - пойдем! А?
Князев внимательно посмотрел на него. Видно, он не часто встречал такое к себе участие. У него даже недоверие мелькнуло в глазах. И Кайгородов уловил это недоверие.
- Как тебя зовут-то? Ты не сказал…
- Николай Николаевич.
- Николай… Меня - Григорий. Микола, пойдем ко мне. Брось ты свое государство! Там без нас разберутся…
- Вот так мы и рассуждаем все. Но вы же даже не дослушали, в чем там дело у меня. Как же так можно? - у Князева родилась слабая надежда, что его хоть раз в жизни дослушают до конца, поймут. - Вы дослушайте… хотя бы главы две. А?
Кайгородов помолчал, глядя на Князева… Почувствовал, что жалость его к этому человеку стала слабеть.
- Да нет, чего же?.. Зря ты все это, честное слово. Послушай доброго совета: не смеши людей. У тебя образование-то какое?
- Какое есть, все мое.
- Ну, до свиданья.
- До свиданья.
«Подосвиданькались» довольно жестко. Кайгородов ушел. А Князев сел к столу и задумался, глядя в стену. Долго сидел так, барабанил пальцами по столу… Развернулся на стуле к столу, достал из ящика тетради, раскрыл одну, недописанную, склонился и стал писать.
В дверь заглянула жена. Увидела, что муж опять пишет, сказала с тихой застарелой злостью:
- Ужинать.
- Я работаю, - тоже со злостью, привычной, постоянной, негромко ответил Николай Николаевич, не отрываясь от писания. - Закрой дверь.
2. «О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ»
Летом, в июле, Князев получил отпуск и поехал с семьей отдыхать в деревню. В деревне жили его тесть и теща, молчаливые жадные люди; Князев не любил их, но больше деваться некуда, поэтому он ездил к ним. Но всякий раз предупреждал жену, что в деревне он тоже будет работать - будет писать. Жене его, Алевтине, очень хотелось летом в деревню, она не ругалась и не ехидничала.
- Пиши… Хоть запишись вовсе.
- Вот так. Чтобы потом не было: «Опять за свое!» Чтобы этого не было.
- Пиши, пиши, - говорила Алевтина грустно. Она больно переживала эту неистребимую, несгораемую страсть мужа - писать, писать и писать, чтобы навести порядок в государстве, ненавидела его за это, стыдилась, умоляла - брось! Ничего не помогало. Николай Николаевич сох над тетрадями, всюду с ними совался, ему говорили, что это глупость, бред, пытались отговорить… Много раз хотели отговорить, но все без толку.
У Князева в деревне были знакомые люди, и он, как приехали, пошел их навестить. И в первом же семействе встретил человека, какого и хотела постоянно встретить его неуемная душа. Приехал в то семейство - тоже отдохнуть - некто Сильченко, тоже зять, тоже горожанин и тоже несколько ушибленный общими вопросами. И они сразу сцепились.
Это произошло так.
Князев в хорошем, мирном расположении духа прошелся по деревне, понаблюдал, как возвращаются с работы домой «колхозники-совхозники» (он так называл сельских людей), поздоровался с двумя-тремя… Все спешили, поэтому никто с ним не остановился, только один попросил прийти глянуть телевизор.
- Включишь - снег какой-то идет…
- Ладно, потом как-нибудь, - пообещал Князев.
И вот пришел он в то семейство, где был Сильченко. Он там знал старика, с которым они говорили. То есть говорил обычно Князев, а старик слушал, он умел слушать, даже любил слушать. Слушал, кивал головой, иногда только удивлялся:
- Ишь ты!.. - негромко говорил он. - Это сурьезно. Старик как раз был в ограде, и тот самый Сильченко тоже был в ограде, налаживали удочки.
- А-а! - весело сказал старик. - Поудить нету желания? А то мы вот налаживаемся с Юрьем Викторовичем.
- Не люблю, - сказал Князев. - Но посижу с вами на бережку.
- Рыбалку не любите? - спросил Сильченко, худощавый мужчина таких же примерно лет, что и Князев, - около сорока. - Чего так?
- Трата времени.
Сильченко посмотрел на Князева, отметил его нездешний облик - галстук, запонки с желтыми кружочками… Сказал снисходительно:
- Отдых есть отдых, не все ли равно, как тратить время.
- Существует активный отдых, - отбил Князев эту нелепую попытку учить его, - и пассивный. Активный предполагает вместе с отдыхом какое-нибудь целесообразное мероприятие.
- От этих мероприятий и так голова кругом идет, - посмеялся Сильченко.
- Я говорю не об «этих мероприятиях», а о целесообразных, - подчеркнул Князев. И посмотрел на Сильченко твердо и спокойно. - Улавливаете разницу?
Сильченке тоже не понравилось, что с ним поучительно разговаривают… Он тоже был человек с мыслями.
- Нет, не улавливаю, объяснитесь, сделайте милость.
- Вы кто по профессии?
- Какое это имеет значение?
- Ну все же…
- Художник-гример.
Тут Князев вовсе осмелел; синие глаза его загорелись веселым насмешливым огнем; он стал нахально-снисходителен.
- Вы в курсе дела, как насыпаются могильные курганы? - спросил он. Чувствовалось удовольствие, с каким он подступает к изложению своих мыслей.
Сильченко никак не ждал этих курганов, он недоумевал.
- При чем здесь курганы?
- Вы видели когда-нибудь, как их насыпают?
- А вы видели?
- Ну, в кино-то видели же!
- Ну… допустим.
- Представление имеете. Я хочу, чтобы вы вызвали умственным взглядом эту картину: как насыпают курган. Идут люди, один за одним, каждый берет горсть земли и бросает. Сперва засыпается яма, потом начинает расти холм… Представили?
- Допустим.
Князев все больше воодушевлялся - это были дорогие минуты в его жизни: есть перед глазами слушатель, который хоть ерепенится, но внимает.
- Обрати тогда внимание вот на что: на несоответствие величины холма и горстки земли. Что же случилось? Ведь вот - горсть земли, - Князев показал ладонь, сложенную горстью, - а с другой стороны - холм. Что же случилось? Чудо? Никаких чудес: накопление количества. Так создавались государства - от Урарту до современных суперов. Понятно? Что может сделать слабая человеческая рука?
1 2 3 4 5 6 7 8