Когда накидывал, то хотел тут же и приобнять ее. Нина спокойно отстранилась и спокойно сказала:
- Не надо.
С удовольствием устроилась удобней в пиджаке и продолжала смотреть на воду.
Костя закурил.
Долго молчали.
- Домой-то не лучше уехать? - сказал Костя.
- Все равно, - не сразу откликнулась Нина. Помолчала и еще сказала: - Устала я как-то.
- Домой надо, - опять сказал Костя.
- Дома хорошо, - согласилась Нина.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать три.
Костя не знал, о чем еще говорить. Замолчал. Но теперь почему-то не мучился, что молчит.
«Обязательно тискаться, что ли?» - подумал сердито.
Чахоточный румянец за рекой погас. В той стороне на небе светлела только одна бледная пролысинка. Вода сделалась совсем черной, маслянисто-черной, неслышно текла на середине, а здесь, у берега, сонно покачивалась и лизала жирный гранит.
- Пошли потихоньку к дому, - сказала Нина. И поднялась. - Не холодно без пиджака-то?
- Нет.
- Ну, пойду в нем. Зябко.
- Не простыла?
- Нет, так чего-то.
Тихонько шли до общежития.
Костя и сам сейчас - не то думал, не то вспоминал что-то такое. Вообще грустно было.
- Пришли, - сказала Нина.
- Сашку я уж теперь не дождусь…
- Они долго будут.
- Скажи, что я ушел в гостиницу. А завтра - домой.
- Счастливо.
Костя пожал крепкую ладонь девушки… Задержал ее в своей руке. Нина улыбнулась, отняла руку, еще сказала:
- Счастливо, - и пошла. И ушла в подъезд, не оглянулась.
Костя пошел наугад переулками - потом где-нибудь на большой улице можно спросить, как пройти к гостинице. Думал о Нине… Шевельнулось в груди нечто вроде жалости к ней - или он попробовал пожалеть? - очень захотелось, чтоб у ней в жизни случилась бы какая-нибудь радость.
«Все мы какие-то…», - подумал он и о себе. И не додумал. Стал слушать: где-то во дворе или в переулке молодые девичьи голоса тянули:
…Мою печа-аль, мою печа-аль,
А я такой, что за тобо-ою
Могу пойти в любую даль.
А я тако-ой…
- Пойдешь, пойдешь, - сказал Костя вслух. И встряхнулся, точно хотел смахнуть с себя стыд и бестолочь сегодняшнего вечера - вспомнил свои рассказы про медведя, про гроб… - Тьфу!
***
1 2 3
- Не надо.
С удовольствием устроилась удобней в пиджаке и продолжала смотреть на воду.
Костя закурил.
Долго молчали.
- Домой-то не лучше уехать? - сказал Костя.
- Все равно, - не сразу откликнулась Нина. Помолчала и еще сказала: - Устала я как-то.
- Домой надо, - опять сказал Костя.
- Дома хорошо, - согласилась Нина.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать три.
Костя не знал, о чем еще говорить. Замолчал. Но теперь почему-то не мучился, что молчит.
«Обязательно тискаться, что ли?» - подумал сердито.
Чахоточный румянец за рекой погас. В той стороне на небе светлела только одна бледная пролысинка. Вода сделалась совсем черной, маслянисто-черной, неслышно текла на середине, а здесь, у берега, сонно покачивалась и лизала жирный гранит.
- Пошли потихоньку к дому, - сказала Нина. И поднялась. - Не холодно без пиджака-то?
- Нет.
- Ну, пойду в нем. Зябко.
- Не простыла?
- Нет, так чего-то.
Тихонько шли до общежития.
Костя и сам сейчас - не то думал, не то вспоминал что-то такое. Вообще грустно было.
- Пришли, - сказала Нина.
- Сашку я уж теперь не дождусь…
- Они долго будут.
- Скажи, что я ушел в гостиницу. А завтра - домой.
- Счастливо.
Костя пожал крепкую ладонь девушки… Задержал ее в своей руке. Нина улыбнулась, отняла руку, еще сказала:
- Счастливо, - и пошла. И ушла в подъезд, не оглянулась.
Костя пошел наугад переулками - потом где-нибудь на большой улице можно спросить, как пройти к гостинице. Думал о Нине… Шевельнулось в груди нечто вроде жалости к ней - или он попробовал пожалеть? - очень захотелось, чтоб у ней в жизни случилась бы какая-нибудь радость.
«Все мы какие-то…», - подумал он и о себе. И не додумал. Стал слушать: где-то во дворе или в переулке молодые девичьи голоса тянули:
…Мою печа-аль, мою печа-аль,
А я такой, что за тобо-ою
Могу пойти в любую даль.
А я тако-ой…
- Пойдешь, пойдешь, - сказал Костя вслух. И встряхнулся, точно хотел смахнуть с себя стыд и бестолочь сегодняшнего вечера - вспомнил свои рассказы про медведя, про гроб… - Тьфу!
***
1 2 3