С кабанами связано. Один колхоз держал свиней на откорме где-то… подальше от жилья. Ну, и они паслись, ходили одни, а к вечеру сами приходили в загон. А однажды они не пришли к загону. Выяснилось, что они встретились где-то с дикими кабанами, и те сманили их с собой. Суток трое их не было… Искали, но без толку: далеко куда-то ушли. Потом пришли, но не все. Из тысячи, кажется, штук пятьсот вернулось только…
- А те остались?
- Те остались. Но эти, которые вернулись, такой приплод принесли, что колхоз даже обрадовался.
Нина засмеялась.
- Вот, говорят: нет худа без добра.
- Да. Еще говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня зять помер с такой поговоркой.
- Как же это?
- Да у него голова что-то болела. Болит и болит голова, ну а к врачу, знаете, - все некогда, да, может, обойдется… А тут - дотерпел, что сознание потерял. Ну, его в больницу. Сеструха потом рассказывала: «Прихожу, говорит, к нему, а он мне и говорит: „Вот, говорит, не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь хоть вылечусь“. Рад был, что в больницу попал. Веселый лежал… Потом помер». А жили они за Новосибирском, далеко. Ну, что: надо ехать за ним. Он был из нашего села, Сашка его знал. Хоронить надо на родине. Я поехал. А было начало ноября, река только становилась. А мост у нас был наплавной, к зиме его разбирали. Самая распутица. Я туда-то на моторке пробился, а оттуда - это уж дня через четыре - реку уже схватило. Пешие ходят, досок накидали - ничего. А с гробом-то как? Ну, я сестру с ребятишками перевел по доскам, а сам вернулся, нанял подводу и поехал вверх по реке - там, говорят, схватило покрепче. И вот мы с возчиком выбрали такое место - вроде, ничего, можно. Разогнали коня, а сами - в стороны от саней. Лед трещит, гнется, мы бежим и со стороны орем на коня. А он сам уж - дай бог ноги, самому охота живому до берега добежать. Как переехали, не знаю. Хороший мужик был, зять-то. Жалко. Тридцать три года всего было. Двое детей осталось…
Эта грустная история рассказана была, как понял сам Костя, совсем некстати. Он замолчал. На какое-то время он забыл и про Нину и зачем он пришел сюда - вспомнил зятя-покойника. Ребятишек-племяшей вспомнил… И почему-то совестно стало. Закурил.
И в это время пришли Сашка с Валей. Пришли веселые. Сашка вовсю дурачился.
- Спорим? - кричал он. - Давай спорить!
- Чего вы? - спросила Нина
- Она не верит, что я могу выпить бутылку вина, не держась руками.
- Кто спорит, тот…
- Да это мы слышали! Скажи, что тебя сперло. Мне только напиваться неохота, а то бы я показал.
- А как это?
- Вон чайник, да? Я б счас вино вылил в него, носик в зубы и…
- А-а.
- Вот те и «а-а». Ну, как тут у вас?
- Я еще картошки только начистила.
- Ну-у, товарищи!.. Чем вы тут занимались, не знаю. Не знаю. Нинон, чем вы тут занимались?
«Трепач, - с яростью подумал Костя. - Носик в зубы…»
- Долго с этой картошкой, - сказала Валя. - Ну ее к черту! Закусим чем-нибудь.
- Идея! - подхватил Сашка. - Выпьем и пойдем на танцы.
Нина остановилась с тазиком в руках.
- Ну?
- Как, Костя?
- Да мне-то, господи!.. Нужна мне эта картошка. Так и порешили - не возиться с картошкой. Сели за стол.
После двух стаканов вина Косте стало веселей.
- А где тут у вас танцы? Далеко?
- В парке.
- Пойдем, Нина?
- Мне что-то неохота. Не манит. Можно сходить, только я танцевать не буду.
- Почему?
- Не умею, как они. Совестно.
- Ерунда! - раздухарился Костя. - Я могу дрыгать ногами не хуже их.
До парка решили идти пешком.
Валя с Сашкой шли впереди, Нина с Костей сзади.
Костя начал помаленьку растрачивать веселье из груди. Опять подступили к сердцу неловкость и стыд, и, как он себя ни взбадривал, как ни старался настроиться на беспечность - не получалось. Он взял Нину под руку и шел так, молчал. Зато Сашка впереди строчил, как из пулемета, Валя то и дело смеялась громко. Костя завидовал земляку, понимал, что только так и нужно сейчас - нести околесицу, чтоб уши вяли. Только так и надо. Но Костя боялся, что если он начнет говорить, то его опять поведет куда-нибудь не туда. Про гроб начал давеча!..
«Смотри ты, какой он стал! - думал о Сашке. - Наблатыкался».
- Расскажи чего-нибудь, - попросил он девушку.
- Чего рассказать?
- Ну… веселое что-нибудь. А то со мной с тоски завянешь.
- А я вот так вот люблю: ходить и смотреть на людей. И отгадывать про них…
- Ты что, ворожейка? - Костя посмеялся насильственно и снова остро почувствовал, что это глупо - что он хихикает.
- Не ворожейка, - серьезно сказала Нина, - просто хожу и отгадываю: вот у этого горе какое-то, а этому - только до постели добраться, с работы идет. А другому, посмотришь, - ничегошеньки не надо: куда-нибудь придет…
«Это она про меня, наверно».
- Знаешь, - сказала вдруг Нина, останавливаясь. - Пойдем на реку. Там хорошо.
- А они?
- А что они?
- Ничего? Оставим-то их…
- Ничего, - Нина посмотрела на своего кавалера, и тому показалось, что она усмехнулась.
«Ну, давай, Костя, - серьезно подумал он, - не будь же уж совсем-то чумичкой: девка сама подсказывает. Совсем, что ли, баран?»
- У меня там скамеечка есть… Сидишь, думаешь… Хорошо. Иной раз дотемна досидишь.
- Одна? - Костя только что не взбрыкнул - так ему хотелось показаться игривым.
- Одна.
- О чем мысли?
- Не знаю.
- Вот это да! Как же так? Сидеть, думать, а о чем - не знаю.
- Не знаю. Сижу - вроде, думаю, а спроси - не знаю, о чем. Может, вспоминаю… Я маленькая бойкая была, в школе озоровала…
- А теперь?
- Теперь другая.
- Замуж пора, - брякнул Костя.
- Была, - просто сказала Нина.
- Была? Где, здесь?
- Здесь. Полтора года была замужняя женщина…
- Ну?
- Теперь нет. Опять на танцы хожу.
- А почему?
- Разошлись.
- Как так?
- Что?
- Почему разошлись-то?
- Не надо об этом, - попросила Нина. - Не бывает, что ли?
Не скажешь, чтобы в голосе ее слышалась грусть или скорбь, но была в ее голосе, глубоко спокойном, - усталость. Как будто накричался человек на том берегу реки, долго звал, потом сказал себе тихо, без боли: «Не слышат».
Некоторое время шли молча.
Шли по набережной. Нина смотрела на воду, Костя сбоку разглядывал ее. И досмотрелся до того, что забыл неловкость и крепко прижал ее руку к своему боку. Нина повернулась к нему…
- Почему разошлись-то? - вылетело у Кости. Он не хотел больше об этом. Он чуть не взвыл от отчаяния. Вовсе ему неинтересно было знать, из-за чего разошлись Нина с мужем. И ведь хотел-то он сказать что-нибудь доброе, ласковое, а… Тьфу!
Нина усмехнулась… И ничего не сказала.
Между тем подошли к той самой скамеечке, где любила сидеть Нина.
За домами на той стороне садилось солнце. Небо было темное, мутное, река черная… А там, где садилось солнце, обозначился слабый румянец зари. По обоим берегам зажглись на столбах огни, и по воде, поперек реки, заструились тоненькие светлые вилюшки… Наносило холодом от воды… Костя снял пиджак и накинул на плечи Нины.
1 2 3
- А те остались?
- Те остались. Но эти, которые вернулись, такой приплод принесли, что колхоз даже обрадовался.
Нина засмеялась.
- Вот, говорят: нет худа без добра.
- Да. Еще говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня зять помер с такой поговоркой.
- Как же это?
- Да у него голова что-то болела. Болит и болит голова, ну а к врачу, знаете, - все некогда, да, может, обойдется… А тут - дотерпел, что сознание потерял. Ну, его в больницу. Сеструха потом рассказывала: «Прихожу, говорит, к нему, а он мне и говорит: „Вот, говорит, не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь хоть вылечусь“. Рад был, что в больницу попал. Веселый лежал… Потом помер». А жили они за Новосибирском, далеко. Ну, что: надо ехать за ним. Он был из нашего села, Сашка его знал. Хоронить надо на родине. Я поехал. А было начало ноября, река только становилась. А мост у нас был наплавной, к зиме его разбирали. Самая распутица. Я туда-то на моторке пробился, а оттуда - это уж дня через четыре - реку уже схватило. Пешие ходят, досок накидали - ничего. А с гробом-то как? Ну, я сестру с ребятишками перевел по доскам, а сам вернулся, нанял подводу и поехал вверх по реке - там, говорят, схватило покрепче. И вот мы с возчиком выбрали такое место - вроде, ничего, можно. Разогнали коня, а сами - в стороны от саней. Лед трещит, гнется, мы бежим и со стороны орем на коня. А он сам уж - дай бог ноги, самому охота живому до берега добежать. Как переехали, не знаю. Хороший мужик был, зять-то. Жалко. Тридцать три года всего было. Двое детей осталось…
Эта грустная история рассказана была, как понял сам Костя, совсем некстати. Он замолчал. На какое-то время он забыл и про Нину и зачем он пришел сюда - вспомнил зятя-покойника. Ребятишек-племяшей вспомнил… И почему-то совестно стало. Закурил.
И в это время пришли Сашка с Валей. Пришли веселые. Сашка вовсю дурачился.
- Спорим? - кричал он. - Давай спорить!
- Чего вы? - спросила Нина
- Она не верит, что я могу выпить бутылку вина, не держась руками.
- Кто спорит, тот…
- Да это мы слышали! Скажи, что тебя сперло. Мне только напиваться неохота, а то бы я показал.
- А как это?
- Вон чайник, да? Я б счас вино вылил в него, носик в зубы и…
- А-а.
- Вот те и «а-а». Ну, как тут у вас?
- Я еще картошки только начистила.
- Ну-у, товарищи!.. Чем вы тут занимались, не знаю. Не знаю. Нинон, чем вы тут занимались?
«Трепач, - с яростью подумал Костя. - Носик в зубы…»
- Долго с этой картошкой, - сказала Валя. - Ну ее к черту! Закусим чем-нибудь.
- Идея! - подхватил Сашка. - Выпьем и пойдем на танцы.
Нина остановилась с тазиком в руках.
- Ну?
- Как, Костя?
- Да мне-то, господи!.. Нужна мне эта картошка. Так и порешили - не возиться с картошкой. Сели за стол.
После двух стаканов вина Косте стало веселей.
- А где тут у вас танцы? Далеко?
- В парке.
- Пойдем, Нина?
- Мне что-то неохота. Не манит. Можно сходить, только я танцевать не буду.
- Почему?
- Не умею, как они. Совестно.
- Ерунда! - раздухарился Костя. - Я могу дрыгать ногами не хуже их.
До парка решили идти пешком.
Валя с Сашкой шли впереди, Нина с Костей сзади.
Костя начал помаленьку растрачивать веселье из груди. Опять подступили к сердцу неловкость и стыд, и, как он себя ни взбадривал, как ни старался настроиться на беспечность - не получалось. Он взял Нину под руку и шел так, молчал. Зато Сашка впереди строчил, как из пулемета, Валя то и дело смеялась громко. Костя завидовал земляку, понимал, что только так и нужно сейчас - нести околесицу, чтоб уши вяли. Только так и надо. Но Костя боялся, что если он начнет говорить, то его опять поведет куда-нибудь не туда. Про гроб начал давеча!..
«Смотри ты, какой он стал! - думал о Сашке. - Наблатыкался».
- Расскажи чего-нибудь, - попросил он девушку.
- Чего рассказать?
- Ну… веселое что-нибудь. А то со мной с тоски завянешь.
- А я вот так вот люблю: ходить и смотреть на людей. И отгадывать про них…
- Ты что, ворожейка? - Костя посмеялся насильственно и снова остро почувствовал, что это глупо - что он хихикает.
- Не ворожейка, - серьезно сказала Нина, - просто хожу и отгадываю: вот у этого горе какое-то, а этому - только до постели добраться, с работы идет. А другому, посмотришь, - ничегошеньки не надо: куда-нибудь придет…
«Это она про меня, наверно».
- Знаешь, - сказала вдруг Нина, останавливаясь. - Пойдем на реку. Там хорошо.
- А они?
- А что они?
- Ничего? Оставим-то их…
- Ничего, - Нина посмотрела на своего кавалера, и тому показалось, что она усмехнулась.
«Ну, давай, Костя, - серьезно подумал он, - не будь же уж совсем-то чумичкой: девка сама подсказывает. Совсем, что ли, баран?»
- У меня там скамеечка есть… Сидишь, думаешь… Хорошо. Иной раз дотемна досидишь.
- Одна? - Костя только что не взбрыкнул - так ему хотелось показаться игривым.
- Одна.
- О чем мысли?
- Не знаю.
- Вот это да! Как же так? Сидеть, думать, а о чем - не знаю.
- Не знаю. Сижу - вроде, думаю, а спроси - не знаю, о чем. Может, вспоминаю… Я маленькая бойкая была, в школе озоровала…
- А теперь?
- Теперь другая.
- Замуж пора, - брякнул Костя.
- Была, - просто сказала Нина.
- Была? Где, здесь?
- Здесь. Полтора года была замужняя женщина…
- Ну?
- Теперь нет. Опять на танцы хожу.
- А почему?
- Разошлись.
- Как так?
- Что?
- Почему разошлись-то?
- Не надо об этом, - попросила Нина. - Не бывает, что ли?
Не скажешь, чтобы в голосе ее слышалась грусть или скорбь, но была в ее голосе, глубоко спокойном, - усталость. Как будто накричался человек на том берегу реки, долго звал, потом сказал себе тихо, без боли: «Не слышат».
Некоторое время шли молча.
Шли по набережной. Нина смотрела на воду, Костя сбоку разглядывал ее. И досмотрелся до того, что забыл неловкость и крепко прижал ее руку к своему боку. Нина повернулась к нему…
- Почему разошлись-то? - вылетело у Кости. Он не хотел больше об этом. Он чуть не взвыл от отчаяния. Вовсе ему неинтересно было знать, из-за чего разошлись Нина с мужем. И ведь хотел-то он сказать что-нибудь доброе, ласковое, а… Тьфу!
Нина усмехнулась… И ничего не сказала.
Между тем подошли к той самой скамеечке, где любила сидеть Нина.
За домами на той стороне садилось солнце. Небо было темное, мутное, река черная… А там, где садилось солнце, обозначился слабый румянец зари. По обоим берегам зажглись на столбах огни, и по воде, поперек реки, заструились тоненькие светлые вилюшки… Наносило холодом от воды… Костя снял пиджак и накинул на плечи Нины.
1 2 3