Василий Шукшин
Три грации

Рассказ-шутка
Воскресенье. Сегодня в течение дня буду ненавидеть. Месяца два, как я переехал на новую квартиру, и каждое воскресенье - весь день напролет - ненавижу. Это происходит так.
С утра, часов в девять, на скамейку под моим балконом садятся три грации и беседуют. Обо всем: о чужих мужьях, о политике, о прохожих… Я выставляю на балкон кресло, курю, слушаю этих трех - и ненавижу. Все человечество. Даже устаю к вечеру.
Как-то будет сегодня? Погодка славная (раза два в воскресенье шел дождь, их не было, я не знал, куда деваться от тоски); сегодня они должны хорошо поговорить.
Итак, заготовил пачку сигарет, бутылку хорошего вина (буду пропускать по рюмочке, когда какой-нибудь из этих трех удастся особенно больно уесть прохожего, или если выяснится, что у товароведа из 27 квартиры - крупная недостача - или что он - рогоносец). Сперва коротко опишу их.
Номер один. Тихая с виду, в очках, коротконогая. Лет тридцать с гаком. Говорит негромко, мне приходится наклоняться, чтобы хорошенько расслышать се. Одинокая, но заявляет, что «они от меня никуда не уйдут». Будем называть ее - Тихушница.
Номер два. За сорок. Крупная, с вишневой бородавкой на шее. Говорит громко, уверенно. Часто сморкается, после чего негромко несколько раз делает так: «кхм, кхм, кхм». Эта раза три обронила: «Все они сейчас - никуда не годятся». Будем называть ее - Деятель.
Номер три. Рыжеволосая. Тоже за сорок. Необычайно подвижная, легкая на ногу, стремительная в мыслях, мастер замочных скважин. Тоже, как я, ждет не дождется воскресенья - приходит на скамеечку раньше подружек, трещит без умолку, но авторитетом в коллективе не пользуется: суждения ее неглубоки. Будем называть ее - Летящая по волнам. Можно просто - Рыжая.
Десять часов. Что-то запаздывают. Четверть одиннадцатого… Начинаю нервничать. Что с ними? Уж не поехали ли за город? Нет!.. Вон идет Рыжая. Лапочка моя! Ой-ой - в новом свитере!.. А походка!.. Вся - движение, порыв. Наполеон на Аркольском мосту. Глаза горят. Наверно, какой-нибудь из ее начальников полетел за «аморалку». Или кто-нибудь где-нибудь отступил. Она утопичка: ей кажется, что никто никогда не должен уступать. Ммх, лапочка!..
А вот и Тихушница. Идет, переваливается уточкой. Тоже вообще-то лапочка. Она, конечно, не Наполеон на мосту, но я глубоко убежден, что «они от нее никуда не уйдут». Как-то раз она сказала: «Я знаю, что им всем надо». Сейчас, когда так ослепительно блестят ее очки, я верю - знает.
Две есть. Третья?
А-а!.. Деятель. Идет. Я всегда думаю, глядя на нее, что сильный характер - это от бога, как бородавка.
Ну - собрались. Закурим! Наверно, начнут с политики - прохожих еще мало.
- Сегодня так плохо спала ночь, так плохо спала! - это Рыжая. - У этих собака внизу… Гадина!.. Всю ночь - «гав-гав-гав!»
- А меня этот паровоз всю ночь донимал, - сказала Деятель. - Всю ночь - «ту-у! ту-у! ту-у!» Какого черта гудеть? Ночью же на путях детей нету.
- Маневровый, - пояснила Тихушница.
- А?
- Маневровый. Он своим сотрудникам гудит, чтобы его перевели на другие рельсы. А у меня голова что-то всю ночь болела…
Все три плохо выспались. Будет дело!
- Почем же огурцы теперь стали? - спросила Деятель.
- Я в прошлую субботу была на базаре - два рубля.
- Два рубля?! Да я вчера в «Овощи-фрукты» по руль тридцать брала. И народу мало.
- А я вчера… - заговорила было Рыжая, но тут нанесло неурочного: какой-то парень, явно с похмелья, шел по двору, направляясь, видно, в магазин за пивом.
Все три смотрели на него. Попался, голубчик! Выпил в субботу? Сейчас закусишь.
- Иде-ет, - сказала Деятель. Таким тоном, будто по двору шел ночной грабитель, которого за углом ждет не пиво, а наряд конной милиции.
- Краса-авец… Ручки в брючки.
- Что, милок, с похмелья?
Парень посмотрел на них.
- А вам что?
- Ничего, ничего - пей. Больше пей - к сорока годам будешь чурка с глазами, - это - Деятель.
Парень, изумленный, остановился.
- Ты что?
- Я, мол, пей. Больше пей!
Тихушница и Рыжая промолчали.
Парень пожал плечами, пошел дальше. Но только он отошел, мои грации осмелели.
- Он и сейчас-то уж никуда не годится. Для мебели только.
- Алкоголик, глот. Тоже ведь - «ты что?»
- А у меня - сестрин муж, - стала рассказывать Рыжая. - Я ему: «Что ж ты, говорю, пьешь-то, рожа твоя кывадратная? Ведь ты вот с получки-то сколь? - двенадцать рубликов усадил! А на двенадцать рублей можно полторы недели питаться, если ты - опять же - не нальешь глаза-то да мяса себе не будешь требовать». Так он мне: «Все пьют. Не пьют только собака да кошка - они лакают». Такой паразит!..
- Что ты! Они ответют.
- «Я, говорит, работаю. Что же, мне и выпить нельзя?»
- Они работают! Со мной на площадке один - тоже работает. Я на днях стала диван выколачивать, так он: «Что же это вы на площадке-то? Люди работают и должны вашу пыль глотать!» Я говорю: «Где ж эт ты, милок, работаешь-то? Ты ж целыми днями дома сидишь. Вот так работка!» - говорю. Он мне: «Я диссертацию пишу». «Эх ты, думаю, лысая ты коленка, диссертацию ты пишешь!.. А чего же полысел-то раньше времени?»
- Истаскался.
- Знамо дело!
- Пьет?
- Что ты! Он скорей задавится, чем бутылку себе возьмет.
- Они такие - лысые: истаскаются, потом начинают: тут болит, там болит… А деньги на книжечку.
За этого лысого, который диссертацию пишет, я выпил рюмочку - очень уж славно они его уделали. Голеньким выставили - со всех сторон. Будь здоров, очкарик!
Деятель высморкалась, сделала «кхм, кхм» и продолжала:
- Они лысеют, а людей на земле уменьшается. Я бы расстреливала таких.
- Собрать их всех в одно место и посадить на карточную систему! - неожиданно громко и зло сказала Тихушница. - Узнают тогда.
Какова Тихушница-то!.. Голосок прорезается. С карточной системой она неплохо придумала.
- А один лысый, я слышала, - заторопилась Рыжая, - сделал себе капроновые волосы, заплатил валютой, напился пьяный, а его постригли в милиции. Ха-ха-ха!.. Они же не знали! Ха-ха-ха!..
Ну эта все по анекдотам дает, верхушки сшибает. Нет, голубушка, если за душой ничего нет, не помогут и капроновые волосы. Что это?.. Нет, Рыжая явно не тянет.
Тут выпорхнуло из подъезда этакое воздушное создание и заспешило, заспешило, отстукивая каблучками по асфальту. Коротенькая юбочка - туда-сюда, туда-сюда…
- Вот она! - в один голос сказали Деятель и Тихушница.
- Ну к чему такие короткие юбки? - вякнула Рыжая. Да заткнись ты!
- А легше, легше, без всяких там… - сказала Деятель.
- Больше-то нет ничего, вот они и выставляют коленки, - заметила Тихушница.
То есть как это «ничего нет?» Не понял. Что-то ты, матушка, не того… не объективно.
- К любовнику пошла - торопится. Сейчас придет, а там - другая.
- У них график. Как у паровозов.
- Идет, виляет… А чего вилять, чего вилять? Там вилять-то нечем.
- Шкелеты.
В это время вышел на солнышко глубокий старик.
1 2