Приостановившийся на шоссе милицейский
"газик", словно по тревоге, свернул в придорожный кювет, выбрался из него
и, оставляя в траве примятую колею, быстро помчался в объезд колка.
Метрах а пятидесяти от шоссе, почти у самой опушки Семенов и Лимакин
смотрели на невысокую кучу хвороста. Тут же удерживал за поводок лающую
собаку Онищенко. А из-под хвороста нелепо торчали две ноги в черных
лакированных полуботинках. Бурые остатки раздавленных на корню груздей
хранили вмятины шипов, похоже, от подошвы кирзового сапога.
- Понятых?.. - спросил Голубев.
- Конечно, - ответил следователь. - Выбеги на шоссе, останови
кого-нибудь.
Минут через пятнадцать Слава привел в колок двух пожилых водителей. Им
объяснили суть дела и начали разбирать хворост.
Убитый лежал на боку. Серый, в крупную клетку пиджак был расстегнут. Под
левой лопаткой виднелась прорезь, заполненная сгустком засохшей крови,
пропитавшей и пиджачную ткань.
Подошедший - шофер милицейского "газика" молча протянул экспертам их
чемоданчики. Семенов сфотографировал труп с разных точек. После этого
Лимакин склонился было над трупом, но сразу выпрямился и просяще посмотрел
на Медникова:
- Боря, пожалуйста, обыщи карманы.
- Нашел ищейку,- надевая резиновые перчатки, буркнул Медников,
- Не могу, запах...
В карманах, кроме носового платка и тощего бумажника, лежали паспорт и
сберкнижка Барабанова Андрея Александровича. На сберкнижке числилось ровно
четыре тысячи рублей. Наличных денег не было ни копейки.
12. ЕКАШЕВ МУТИТ ВОДУ
Просторный двор Екашева был так густо изрыт свиньями, что походил на
вспаханное поле. Все дворовые постройки, как и сам дом, почернели от
времени и вросли в землю. Возле покосившегося плетня, отгораживающего
огород, прогнулся старый амбар, рядом с которым возвышался сеновал с летним
загоном для скота. У загона на навозе копошились куры, а посреди двора
блаженно похрюкивали два разомлевших на солнце борова.
Антон Бирюков вместе с Кротовым, бригадиром и понятыми прошел через
заполненные всякой рухлядью сени в такую же захламленную кухню с
потрескавшейся русской печью и широким обеденным столом. У стола на
низеньком сапожном табурете, обхватив руками живот, сидел небритый
сморщенный старик и раскачивался из стороны в сторону. Антон с большим
трудом признал Степана Екашева, так сильно он изменился. На приветствие
Екашев не ответил.
- В чем дело, Степан? Оглох, что ли? - хмуро спросил бригадир.
Екашев измученно уставился на него и заплакал:
- Загибаюсь я, Гвоздарев.
- Почему не едешь в больницу?
- Чего там делать? Час мой пришел, к вечеру грыжа доконает. Папаша
родной, помню, таким же манером загнулся. Болезни-то, оказывают, по
наследству передаются.
Бригадир огорченно вздохнул:
- Жадность у тебя, Степан Осипович, наследственная.
- Побойся бога, Гвоздарев. Чего жалеть, когда все хозяйство порушилось...
В доме сильно пахло перебродившей бардой. Участковый пригляделся к
Екашеву:
- Да ты в нетрезвом состоянии, Степан!
- Не скрою, выпил стакашек. Думал, облегчение боли наступит, а грудь,
туды-ее-нехай, еще больнее защемила.
- На каком основании самогон варишь?
- Чего?
- Самогоноварением, говорю, почему занимаешься? В избе от барды не
продохнуть.
- Не кати на меня, бочку, Кротов. Последний день доживаю...
Бирюков исподволь огляделся. В доме было мрачно-темно. На полу у печи
громоздились черные чугуны, полные вареной картошки "в мундирах", видимо,
для свиней. Тут же, на лавке, стояла немытая посуда. Грязный некрашеный
пол, облупившиеся стены, засиженные мухами окна. Казалось, свет и то
меркнет, проходя сквозь них. Из всего, что окружало Степана Екашева,
Бирюков отметил единственное светлое пятно: на низком верстаке около печи,
среди обрезков и выкроенных лоскутов кожи, белела выскобленная деревянная
рукоятка сапожного ножа с широким косым дезвием.
У порога переминались с ноги на ногу понятые. Бригадир, посмотрев на них,
спросил Екашева:
- В доме у тебя стулья или табуретки есть?
- Нету, Гвоздарев. Старые поизносились, а новых не завел. Рассиживаться
некогда было. Сыновья мои, как знаешь, непутевые удались, побросали
родителей. Как хочешь, так и загибайся теперь.
- Иван-то ведь навещает...
- Какая польза от его навещаний? Если б он деньгами старикам помог,
другое дело.
- Хозяйка-то где?
- По грибы подалась.
- Так вот, Степан, - начал участковый, - пришли мы, чтобы прикрыть твой
подпольный винзавод. Добровольно выдашь аппарат или поиски начнем?
Екашев начал трезветь:
- Какой у меня аппарат. Кротов? Помру сегодня к вечеру, тогда хоть весь
дом переверни.
- Ты смертью не прикрывайся. У меня имеется официальное заявление, что
опаиваешь приезжих шоферов. Начальник милиции и районный прокурор разрешили
применить к тебе самые строгие меры. Что, будем искать?..
- Ну, ищи. Кротов, ищи! - с неожиданной злостью выкрикнул Екашев. - Не
найдешь - я на тебя в суд подам.
- А найду?..
- Тогда, что хочешь, со мной делай!
- Так и отметим в протоколе: "Выдать самогонный аппарат добровольно
гражданин Екашев не захотел", - Участковый повернулся к Бирюкову: -
Полагаю, в первую очередь осмотрим надворные постройки?
Антон утвердительно наклонил голову. Понятые облегченно вздохнули -
видимо, их смущала необычность положения - и торопливо вышли во двор.
- Ты в доме, Кротов, ищи, в доме! - опять крикнул Екашев.
- Подсказывать, Степан, не надо, - строго сказал участковый.
- Прошу выйти вместе с нами и присутствовать при осмотре надворных
построек.
Екашев через силу поднялся. Обул у порога обрезки от старых валенок и,
еле-еле передвигая ноги, зашоркал позади всех. Увидев, что участковый с
понятыми первым делом направился к амбару, на дверях которого висел
здоровенный замок, он медленно опустился на прогнившее крыльцо и с натугой
выдавил:
- Кротов... Там нет аппарата...
Участковый обернулся:
- Это мы сейчас посмотрим. Неси ключ, Степан.
Екашев, обняв низ живота, продолжал сидеть, как будто сказанное
участковым к нему не относилось.
- Ну, в чем дело, Степан Осипович? - удивился бригадир. - Почему ключ не
даешь?
- Потерял я его, Гвоздарев.
- Не валяй дурака. Думаешь, без ключа твой амбар не откроем?
- Чего к амбару прилипли? Говорю, нет там аппарата. Уничтожил я аппарат.
Кротов перешел на официальный тон:
- Гражданин Екашев, не дадите ключ - будем взламывать дверь.
- А чинить кто будет? - обреченно пробормотал Екашев. Сунув руку в карман
грязных заношенных штанов, он кое-ках отыскал ключ и со злостью швырнул его
на землю: - На, Кротов, подавись!.. Сажай меня в тюрьму, а я к вечеру
подохну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
"газик", словно по тревоге, свернул в придорожный кювет, выбрался из него
и, оставляя в траве примятую колею, быстро помчался в объезд колка.
Метрах а пятидесяти от шоссе, почти у самой опушки Семенов и Лимакин
смотрели на невысокую кучу хвороста. Тут же удерживал за поводок лающую
собаку Онищенко. А из-под хвороста нелепо торчали две ноги в черных
лакированных полуботинках. Бурые остатки раздавленных на корню груздей
хранили вмятины шипов, похоже, от подошвы кирзового сапога.
- Понятых?.. - спросил Голубев.
- Конечно, - ответил следователь. - Выбеги на шоссе, останови
кого-нибудь.
Минут через пятнадцать Слава привел в колок двух пожилых водителей. Им
объяснили суть дела и начали разбирать хворост.
Убитый лежал на боку. Серый, в крупную клетку пиджак был расстегнут. Под
левой лопаткой виднелась прорезь, заполненная сгустком засохшей крови,
пропитавшей и пиджачную ткань.
Подошедший - шофер милицейского "газика" молча протянул экспертам их
чемоданчики. Семенов сфотографировал труп с разных точек. После этого
Лимакин склонился было над трупом, но сразу выпрямился и просяще посмотрел
на Медникова:
- Боря, пожалуйста, обыщи карманы.
- Нашел ищейку,- надевая резиновые перчатки, буркнул Медников,
- Не могу, запах...
В карманах, кроме носового платка и тощего бумажника, лежали паспорт и
сберкнижка Барабанова Андрея Александровича. На сберкнижке числилось ровно
четыре тысячи рублей. Наличных денег не было ни копейки.
12. ЕКАШЕВ МУТИТ ВОДУ
Просторный двор Екашева был так густо изрыт свиньями, что походил на
вспаханное поле. Все дворовые постройки, как и сам дом, почернели от
времени и вросли в землю. Возле покосившегося плетня, отгораживающего
огород, прогнулся старый амбар, рядом с которым возвышался сеновал с летним
загоном для скота. У загона на навозе копошились куры, а посреди двора
блаженно похрюкивали два разомлевших на солнце борова.
Антон Бирюков вместе с Кротовым, бригадиром и понятыми прошел через
заполненные всякой рухлядью сени в такую же захламленную кухню с
потрескавшейся русской печью и широким обеденным столом. У стола на
низеньком сапожном табурете, обхватив руками живот, сидел небритый
сморщенный старик и раскачивался из стороны в сторону. Антон с большим
трудом признал Степана Екашева, так сильно он изменился. На приветствие
Екашев не ответил.
- В чем дело, Степан? Оглох, что ли? - хмуро спросил бригадир.
Екашев измученно уставился на него и заплакал:
- Загибаюсь я, Гвоздарев.
- Почему не едешь в больницу?
- Чего там делать? Час мой пришел, к вечеру грыжа доконает. Папаша
родной, помню, таким же манером загнулся. Болезни-то, оказывают, по
наследству передаются.
Бригадир огорченно вздохнул:
- Жадность у тебя, Степан Осипович, наследственная.
- Побойся бога, Гвоздарев. Чего жалеть, когда все хозяйство порушилось...
В доме сильно пахло перебродившей бардой. Участковый пригляделся к
Екашеву:
- Да ты в нетрезвом состоянии, Степан!
- Не скрою, выпил стакашек. Думал, облегчение боли наступит, а грудь,
туды-ее-нехай, еще больнее защемила.
- На каком основании самогон варишь?
- Чего?
- Самогоноварением, говорю, почему занимаешься? В избе от барды не
продохнуть.
- Не кати на меня, бочку, Кротов. Последний день доживаю...
Бирюков исподволь огляделся. В доме было мрачно-темно. На полу у печи
громоздились черные чугуны, полные вареной картошки "в мундирах", видимо,
для свиней. Тут же, на лавке, стояла немытая посуда. Грязный некрашеный
пол, облупившиеся стены, засиженные мухами окна. Казалось, свет и то
меркнет, проходя сквозь них. Из всего, что окружало Степана Екашева,
Бирюков отметил единственное светлое пятно: на низком верстаке около печи,
среди обрезков и выкроенных лоскутов кожи, белела выскобленная деревянная
рукоятка сапожного ножа с широким косым дезвием.
У порога переминались с ноги на ногу понятые. Бригадир, посмотрев на них,
спросил Екашева:
- В доме у тебя стулья или табуретки есть?
- Нету, Гвоздарев. Старые поизносились, а новых не завел. Рассиживаться
некогда было. Сыновья мои, как знаешь, непутевые удались, побросали
родителей. Как хочешь, так и загибайся теперь.
- Иван-то ведь навещает...
- Какая польза от его навещаний? Если б он деньгами старикам помог,
другое дело.
- Хозяйка-то где?
- По грибы подалась.
- Так вот, Степан, - начал участковый, - пришли мы, чтобы прикрыть твой
подпольный винзавод. Добровольно выдашь аппарат или поиски начнем?
Екашев начал трезветь:
- Какой у меня аппарат. Кротов? Помру сегодня к вечеру, тогда хоть весь
дом переверни.
- Ты смертью не прикрывайся. У меня имеется официальное заявление, что
опаиваешь приезжих шоферов. Начальник милиции и районный прокурор разрешили
применить к тебе самые строгие меры. Что, будем искать?..
- Ну, ищи. Кротов, ищи! - с неожиданной злостью выкрикнул Екашев. - Не
найдешь - я на тебя в суд подам.
- А найду?..
- Тогда, что хочешь, со мной делай!
- Так и отметим в протоколе: "Выдать самогонный аппарат добровольно
гражданин Екашев не захотел", - Участковый повернулся к Бирюкову: -
Полагаю, в первую очередь осмотрим надворные постройки?
Антон утвердительно наклонил голову. Понятые облегченно вздохнули -
видимо, их смущала необычность положения - и торопливо вышли во двор.
- Ты в доме, Кротов, ищи, в доме! - опять крикнул Екашев.
- Подсказывать, Степан, не надо, - строго сказал участковый.
- Прошу выйти вместе с нами и присутствовать при осмотре надворных
построек.
Екашев через силу поднялся. Обул у порога обрезки от старых валенок и,
еле-еле передвигая ноги, зашоркал позади всех. Увидев, что участковый с
понятыми первым делом направился к амбару, на дверях которого висел
здоровенный замок, он медленно опустился на прогнившее крыльцо и с натугой
выдавил:
- Кротов... Там нет аппарата...
Участковый обернулся:
- Это мы сейчас посмотрим. Неси ключ, Степан.
Екашев, обняв низ живота, продолжал сидеть, как будто сказанное
участковым к нему не относилось.
- Ну, в чем дело, Степан Осипович? - удивился бригадир. - Почему ключ не
даешь?
- Потерял я его, Гвоздарев.
- Не валяй дурака. Думаешь, без ключа твой амбар не откроем?
- Чего к амбару прилипли? Говорю, нет там аппарата. Уничтожил я аппарат.
Кротов перешел на официальный тон:
- Гражданин Екашев, не дадите ключ - будем взламывать дверь.
- А чинить кто будет? - обреченно пробормотал Екашев. Сунув руку в карман
грязных заношенных штанов, он кое-ках отыскал ключ и со злостью швырнул его
на землю: - На, Кротов, подавись!.. Сажай меня в тюрьму, а я к вечеру
подохну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35