Хотелось бы думать, что и мои объятия действовали на нее так же.
— Это немного помогает, — сказала Сара, — но только немного. Страх все равно никуда не девается — страх и одиночество.
— Ты уверена, что хочешь пройти через все это? — спросил я. — Мы с Луиджи могли бы продолжить сами — в конце концов, мы офицеры исследовательской службы и выполняем приказ. А ты нет. «Сандоунер» завтра отлетает на Новую Каледонию и мог бы провезти тебя на значительную часть расстояния до Земли.
Она резко высвободилась из моих объятий:
— За кого ты меня принимаешь? — требовательно спросила она. — Вы с Луиджи, может быть, и офицеры исследовательской службы, а я выпускница института Райна — и ни один из нас никогда не бежал от неведомого.
— Я рад, что ты остаешься с нами, — сказал я. — Но мне бы хотелось, чтобы ты уехала.
— Почему это ты рад? Тебе надо, чтобы эти твои исследования продвигались с моей помощью?
— Нет. По личным причинам. И то же самое относится к моему желанию, чтобы ты улетела отсюда и перебралась бы в какое-нибудь безопасное место.
— Я бы соврала, — заявила Сара, — если бы сказала, что это меня очень удивило. Ты не очень хороший передатчик, но достаточно хороший на близком расстоянии. Очень жаль, дорогуша, что ты не можешь воспринимать то, что думаю я…
— Ты можешь мне сказать, — сказал я, снова обнимая ее.
И она говорила, но потом вернулся Риццио, так что продолжение всего того, что она хотела сказать, пришлось отложить до следующего раза.
От Туле до Кинсолвинга добраться было непросто. Миры Приграничья зависят от перевозок, но в самом Приграничье движение очень слабое. Правитель Туле обещал нам всяческую помощь, — но почти никакой помощи он не мог нам оказать. Честно говоря, меня это не очень волновало. Я был с Сарой, и мы знали, что мы чувствуем по отношению друг к другу, и я был бы рад ждать транспорта еще десять лет, если потребуется. К сожалению, Сара не разделяла мои чувства — относительно транспорта, имеется в виду. Она была женщиной на задании, и никогда не смогла бы почувствовать себя счастливой, пока задание не выполнено. На ней все это отражалось гораздо хуже, разумеется. Она была телепатом. Я ощущал только неясное беспокойство, но она постоянно осознавала этот всепроникающий страх перед тьмой. Этот ее страх был к тому же и опасен, особенно по ночам, когда в полусне она подсознательно пользовалась своей способностью зажигать огонь, чтобы рассеять тьму. У меня вошло в привычку проверять, чтобы в ее комнате не было абсолютно ничего горючего, перед тем, как я покидал ее каждую ночь.
Риццио тоже становился нетерпеливым.
— Я протащил свои пушки больше, чем через полгалактики, — бурчал он. — И хотелось бы пострелять не только по бумажным мишеням.
Затем, когда мы пробыли на Туле уже больше трех недель, прибыла «Леди Фарэуэй». Это был свободный корабль класса эпсилон, которым владела комиссия. Он все еще был свободным, но носил флаг «Рим Раннерз, Инкорпорейтед» — компании, состоящей из одного корабля. Ее капитан оказался отставным командором исследовательской службы и был готов помочь нам. Мы с ним разработали план кампании. Я вылечу на подержанной спасательной шлюпке одновременно с «Леди Фарэуэй», и мы встретимся на орбите вокруг Туле. Затем пристыкуем лодку к кораблю, и корабль отправится в путешествие от Туле до Ультимо — достаточно долгое, чтобы сбросить нас неподалеку от Кинсолвинга. Через две недели, на обратном пути, он нас подберет. Сара была уверена, что способна поддерживать связь с офицером псионного радио корабля.
Такова была схема, и она сработала. Луиджи с Сарой полетели со мной в лодке — эта штука немного велика, чтобы управлять ею в одиночку, особенно когда нужно маневрировать. Безо всяких проблем мы встретились с «Леди Фарэуэй», и через несколько минут уже были в рубке управления корабля и смотрели на торжественное свечение чечевицы Галактики. Мы не могли на нее насмотреться после омерзительного вида ночного неба на Туле.
Полет до Кинсолвинга проходил достаточно приятно. По большей части мы довольствовались тем, что попивали напитки и слушали рассказы капитана о Приграничье, рассказы, которые подтверждали слова Уорбертона об общей странности этой части Галактики. Самым странным, однако, было то, что жители Приграничья принимают их как само собой разумеющееся. К кораблю-фантому в небе они отнесутся так же, как мы к радуге. Странные обломки, упавшие на Фарэуэй, были разбиты и расплавлены задолго до того, как возникла мысль их исследовать. Корабль из ниоткуда, появившийся над Дансинаном, так же и ушел в никуда, и его воспринимали как забавное необычное явление.
— В Приграничье вы и сами станете такими, — сказал капитан, видя наше изумление. — Если не станете, то свихнетесь в секунду. На месте капитана Спенса мне бы в голову не пришло писать домой о пятне влажной краски.
— Но это было странно, — возразил я.
— Здесь все странно. У меня есть собственная теория, которая состоит в том, что единственным законом природы, который здесь действует, является принцип неопределенности Гейзенберга.
— И как он относится к влажной краске? — спросил я.
— Например, так, лейтенант. Двадцать тысяч лет назад пещерный человек нарисовал две картины. Одна умерла, другая — нет.
— Это меня не удовлетворяет, — сказал я.
— И меня, — сказала Сара.
— Когда я прицеливаюсь, — заявил Луиджи, — чтобы пуля отклонилась от цели, потребуется нечто большее, чем принцип неопределенности.
— Бывают и осечки, — заметил капитан.
Я часто думал, серьезно ли он относился к своей теории. Похоже, она не имела отношения к его управлению кораблем. «Леди Фарэуэй» выскочила обратно в нормальный континуум не более чем в тысяче миль от Кинсолвинга, и мы, попрощавшись с хозяевами, перешли в лодку.
У меня были карты планеты, и я без труда смог найти космопорт, находившийся на дневной стороне. Когда мы вошли во внешние слои атмосферы, Сара получила последнее послание с корабля, что они подождут, пока мы не приземлимся. Лодка коснулась полоски более светлой, свежей зелени, отмечавшей место, где корабль капитана Спенса «Эпсилон Эридана» выжег растительность, и Сара сообщила на «Леди Фарэуэй», что мы благополучно сели.
— Удачи, — ответили они, — удачной охоты.
Мы открыли люк небольшого шлюза и выбрались на землю. Был поздний вечер прекрасного дня — прекрасного, но давящего. Может быть, влияла повышенная сила тяжести, может быть, избыток двуокиси углерода в атмосфере. Может быть, виной было что-то другое. В любом случае, этот древний космопорт и призрачный город в отдалении не способствовали веселому настроению.
У нас с собой был вертолет — неуклюжая, неустойчивая штука, способная отвезти трех человек, с припасами, на небольшое расстояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Это немного помогает, — сказала Сара, — но только немного. Страх все равно никуда не девается — страх и одиночество.
— Ты уверена, что хочешь пройти через все это? — спросил я. — Мы с Луиджи могли бы продолжить сами — в конце концов, мы офицеры исследовательской службы и выполняем приказ. А ты нет. «Сандоунер» завтра отлетает на Новую Каледонию и мог бы провезти тебя на значительную часть расстояния до Земли.
Она резко высвободилась из моих объятий:
— За кого ты меня принимаешь? — требовательно спросила она. — Вы с Луиджи, может быть, и офицеры исследовательской службы, а я выпускница института Райна — и ни один из нас никогда не бежал от неведомого.
— Я рад, что ты остаешься с нами, — сказал я. — Но мне бы хотелось, чтобы ты уехала.
— Почему это ты рад? Тебе надо, чтобы эти твои исследования продвигались с моей помощью?
— Нет. По личным причинам. И то же самое относится к моему желанию, чтобы ты улетела отсюда и перебралась бы в какое-нибудь безопасное место.
— Я бы соврала, — заявила Сара, — если бы сказала, что это меня очень удивило. Ты не очень хороший передатчик, но достаточно хороший на близком расстоянии. Очень жаль, дорогуша, что ты не можешь воспринимать то, что думаю я…
— Ты можешь мне сказать, — сказал я, снова обнимая ее.
И она говорила, но потом вернулся Риццио, так что продолжение всего того, что она хотела сказать, пришлось отложить до следующего раза.
От Туле до Кинсолвинга добраться было непросто. Миры Приграничья зависят от перевозок, но в самом Приграничье движение очень слабое. Правитель Туле обещал нам всяческую помощь, — но почти никакой помощи он не мог нам оказать. Честно говоря, меня это не очень волновало. Я был с Сарой, и мы знали, что мы чувствуем по отношению друг к другу, и я был бы рад ждать транспорта еще десять лет, если потребуется. К сожалению, Сара не разделяла мои чувства — относительно транспорта, имеется в виду. Она была женщиной на задании, и никогда не смогла бы почувствовать себя счастливой, пока задание не выполнено. На ней все это отражалось гораздо хуже, разумеется. Она была телепатом. Я ощущал только неясное беспокойство, но она постоянно осознавала этот всепроникающий страх перед тьмой. Этот ее страх был к тому же и опасен, особенно по ночам, когда в полусне она подсознательно пользовалась своей способностью зажигать огонь, чтобы рассеять тьму. У меня вошло в привычку проверять, чтобы в ее комнате не было абсолютно ничего горючего, перед тем, как я покидал ее каждую ночь.
Риццио тоже становился нетерпеливым.
— Я протащил свои пушки больше, чем через полгалактики, — бурчал он. — И хотелось бы пострелять не только по бумажным мишеням.
Затем, когда мы пробыли на Туле уже больше трех недель, прибыла «Леди Фарэуэй». Это был свободный корабль класса эпсилон, которым владела комиссия. Он все еще был свободным, но носил флаг «Рим Раннерз, Инкорпорейтед» — компании, состоящей из одного корабля. Ее капитан оказался отставным командором исследовательской службы и был готов помочь нам. Мы с ним разработали план кампании. Я вылечу на подержанной спасательной шлюпке одновременно с «Леди Фарэуэй», и мы встретимся на орбите вокруг Туле. Затем пристыкуем лодку к кораблю, и корабль отправится в путешествие от Туле до Ультимо — достаточно долгое, чтобы сбросить нас неподалеку от Кинсолвинга. Через две недели, на обратном пути, он нас подберет. Сара была уверена, что способна поддерживать связь с офицером псионного радио корабля.
Такова была схема, и она сработала. Луиджи с Сарой полетели со мной в лодке — эта штука немного велика, чтобы управлять ею в одиночку, особенно когда нужно маневрировать. Безо всяких проблем мы встретились с «Леди Фарэуэй», и через несколько минут уже были в рубке управления корабля и смотрели на торжественное свечение чечевицы Галактики. Мы не могли на нее насмотреться после омерзительного вида ночного неба на Туле.
Полет до Кинсолвинга проходил достаточно приятно. По большей части мы довольствовались тем, что попивали напитки и слушали рассказы капитана о Приграничье, рассказы, которые подтверждали слова Уорбертона об общей странности этой части Галактики. Самым странным, однако, было то, что жители Приграничья принимают их как само собой разумеющееся. К кораблю-фантому в небе они отнесутся так же, как мы к радуге. Странные обломки, упавшие на Фарэуэй, были разбиты и расплавлены задолго до того, как возникла мысль их исследовать. Корабль из ниоткуда, появившийся над Дансинаном, так же и ушел в никуда, и его воспринимали как забавное необычное явление.
— В Приграничье вы и сами станете такими, — сказал капитан, видя наше изумление. — Если не станете, то свихнетесь в секунду. На месте капитана Спенса мне бы в голову не пришло писать домой о пятне влажной краски.
— Но это было странно, — возразил я.
— Здесь все странно. У меня есть собственная теория, которая состоит в том, что единственным законом природы, который здесь действует, является принцип неопределенности Гейзенберга.
— И как он относится к влажной краске? — спросил я.
— Например, так, лейтенант. Двадцать тысяч лет назад пещерный человек нарисовал две картины. Одна умерла, другая — нет.
— Это меня не удовлетворяет, — сказал я.
— И меня, — сказала Сара.
— Когда я прицеливаюсь, — заявил Луиджи, — чтобы пуля отклонилась от цели, потребуется нечто большее, чем принцип неопределенности.
— Бывают и осечки, — заметил капитан.
Я часто думал, серьезно ли он относился к своей теории. Похоже, она не имела отношения к его управлению кораблем. «Леди Фарэуэй» выскочила обратно в нормальный континуум не более чем в тысяче миль от Кинсолвинга, и мы, попрощавшись с хозяевами, перешли в лодку.
У меня были карты планеты, и я без труда смог найти космопорт, находившийся на дневной стороне. Когда мы вошли во внешние слои атмосферы, Сара получила последнее послание с корабля, что они подождут, пока мы не приземлимся. Лодка коснулась полоски более светлой, свежей зелени, отмечавшей место, где корабль капитана Спенса «Эпсилон Эридана» выжег растительность, и Сара сообщила на «Леди Фарэуэй», что мы благополучно сели.
— Удачи, — ответили они, — удачной охоты.
Мы открыли люк небольшого шлюза и выбрались на землю. Был поздний вечер прекрасного дня — прекрасного, но давящего. Может быть, влияла повышенная сила тяжести, может быть, избыток двуокиси углерода в атмосфере. Может быть, виной было что-то другое. В любом случае, этот древний космопорт и призрачный город в отдалении не способствовали веселому настроению.
У нас с собой был вертолет — неуклюжая, неустойчивая штука, способная отвезти трех человек, с припасами, на небольшое расстояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31