— Отнюдь, коммодор. Мы должны быть уверены, что новые тканевые культуры приживутся.
— Это просто отговорка.
— Согласен, это просто отговорка.
— Вы ждете, чтобы что-нибудь произошло.
— Именно так. Черт подери, коммодор, это чувство неотвратимой беды давит на меня, оно давит на всех нас. Но я хочу обнаружить что-то определенное, о чем я мог бы доложить Лордам Коммиссионерам*.
— Джеймс, четвертая нашивка на рукаве этого не стоит.
— Я поставил на карту нечто большее, чем продвижение по службе, сэр. Хотя, не скрою, я бы не отказался от повышения. Просто я ненавижу сражаться с врагом, которого нельзя увидеть, нельзя потрогать. Я хочу довести дало до конца. Я не хочу уползать отсюда поджав хвост.
— Первые колонисты рассуждали точно так же.
— Но они…— Фаррелл запнулся.
— Я продолжу за тебя, Джеймс. Они были обычными людьми. У них не было кокарды Службы на фуражках, погон Службы на плечах и нашивок Службы на рукавах. Они понятия не имели о дисциплине. Но как долго ты способен продержаться на одной дисциплине, борясь с этим напряжением? Если не принимать в расчет золотые галуны и блестящие пуговицы?
— Достаточно долго.
— Это его личное дело, Джон, — вмешалась Соня. — Он принимает решения. А я согласна с ним и тоже считаю, что нам следует оставаться на Кинсолвинге до тех пор, пока кто-нибудь не устроит шоу в честь нашего визита.
— Спасибо, Соня, — сказал Фаррелл. — Простите, но я вынужден откланяться. Нужно кое за чем проследить.
Когда молодой человек вышел, Соня повернулась к мужу.
— Ты становишься слишком осторожным, Джон. Стареешь? Или дуешься из-за того, что сам не можешь себе такое позволить?
— Я не люблю этот мир, дорогая. И у меня есть на то причины.
— Ты позволяешь ему давить на себя. Ты выглядишь так, будто не спал по меньшей мере неделю.
— Я действительно не спал. Только давай не будем об этом.
— Но почему ты ничего не сказал мне?
— Чертовски глупо… Все тот же проклятый кошмар — ты знаешь, о чем я. Стоит задремать — и он возвращается.
— Ты должен был мне сказать.
— Да, конечно, — он медленно поднялся на ноги. — Может быть, я просто засиделся на месте. Надо немного проветриться…
— Я пойду с тобой.
Она достала из гардероба алые куртки. Граймс вытащил из ящика стола свой крошечный «минетти», положил его в один карман, а в другой — запасную обойму. Оружие более крупного калибра вместе с мини-передатчиками выдавал вахтенный офицер, который дежурил при входе в воздушный шлюз.
Через несколько минут Соня и Граймс покинули судно. Прямо от подножья трапа начиналась тропа, разбитая и обгорелая, протоптанной среди зелени, по той тропе, которая вела к разрушенному городу.
День еще только начинался. Солнце высоко стояло в бледном небе, однако ветерок неприятно пробирал холодом. И тени… Слишком густые — ни в одном из миров, где довелось побывать Граймсу, тени не были столь густыми. Казалось, они жили самостоятельной жизнью. Или у него просто разыгралось воображение?
Граймс и Соня шагали уверенно, но осторожно. Приходилось внимательно глядеть под ноги: казалось, плети ежевики и лианы пытаются спутать им щиколотки. По обеим сторонам каменистой тропы намертво сплелись в горькой беззвучной схватке растения: деревья и кустарники, местные и доставленные с Земли и из других миров, паразитировали друг на друге. Буйство и яркость красок не могли избавить от чувства, что здесь торжествует смерть, а не жизнь, и сквозь все запахи, витавшие в холодном воздухе, пробивался запах тления.
Они подошли к окраинам города, пробираясь среди вывороченных бетонных плит. Когда-то здесь проходила дорога, теперь плиты торчали из земли под разными углами, поднятые корнями деревьев. Когда-то здания, мимо которых проходила эта дорога, построенные по принципу «ничего лишнего», выглядели удручающе однообразно. Теперь же разрушающий их плющ, который распространялся с необыкновенной быстротой, придавал им мрачную готическую пышность. Брошенная земляная машина, фары которой по какому-то невероятному стечению обстоятельств остались целыми, смотрела на них, словно коротконогое животное, покрытое зеленой шерстью.
Граймс попытался представить, как выглядели эти места до эвакуации жителей. Возможно, так же, как любой крупный город Лорна или Далекой, Ультимо или Туле — по крайней мере, в плане архитектуры. Однако было одно отличие — и очень важное. Эта атмосфера ужаса, неотступное предчувствие… чего? Может быть, страшного холода и мрака, пришествия Вечной Ночи. В других городах других миров строились специальные убежища; здесь каждый дом должен был быть убежищем.
— Чем скорее наш юный Фаррелл поднимет корабль с этих надгробных плит, тем лучше, — произнес Граймс.
— Хотя бы дождя нет, — отозвалась Соня, пытаясь казаться бодрой.
— Хвала дивным богам Галактики за эту маленькую милость, — проворчал он.
— К слову о дивных богах…
— Что?
— Салли Вирхаузен, наш биохимик, говорила мне про какую-то странную церковь, которую обнаружила на улочке, примыкающей к центральному проспекту.
— Церковь?
— Да. По правой стороне. Можно сказать, проход между домами. Свернуть, не доходя высокой башни с сетчатой радиоантенной — не представляю, каким чудом она до сих пор цела.
— Сюда, направо?
— Похоже на то. Начинаем исследование?
— А что там исследовать?
— Возможно, ничего. Но я советую тебе вспомнить времена, когда ты питал страсть ко всяким «странным религиям», как ты их сам называл. Кажется, тебе представился случай пополнить коллекцию.
— Сильно сомневаюсь, — отозвался Граймс.
Однако, проплутав несколько минут, они свернули с главной магистрали в узкую улочку, где стены были густо увиты вездесущим плющом. Должно быть, его завез в этот мир какой-то давно умерший колонист, тосковавший по дому.
Там действительно стояла церковь.
На первый взгляд — просто крошечное строение, куб, сложенный из камня. Но углы этого куба были каким-то неуловимо неправильным, что не было присуще соседним зданиям. Возможно, камень — натуральный или искусственный, — из которого оно было выстроено, обладал какими-либо особыми физическими или химическими свойствами. Унылую безликость фасада не нарушали ни ползучие растения, ни лишайник, ни мох, а металл, из которого изготовлена дверь, такая же серая, как и стены, не тронут коррозией. Выше — простая прямоугольная табличка с рельефными буквами из какого-то матового черного материала.
«ХРАМ ПРИНЦИПА».
Граймс чуть слышно фыркнул.
— Какого именно? Есть поговорка: сколько людей, столько принципов.
— Возможно, самого основного и самого таинственного, — серьезно ответила Соня.
— Ты о Золотом Пути? Я допускаю, что это величайший…
— Нет. Салли раскопала записи, которые каким-то чудом уцелели — то, что находилось в подвалах ратуши, почти не пострадало — и выяснила, что здесь исповедовали некий культ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11