Неожиданно они ярко вспыхнули. В это время несколько воинов привели двух рабынь, которые должны были последовать за королевой в курган. Говорили — потом я узнала, что так оно и было, — будто конунг перед кончиной жены обещал ей четырех женщин. Но на усадьбе требовались рабочие руки, приближалась зима. Он положил на одну чашу весов честь, а на другую — рабочие руки. И не сдержал своего слова. Этих рабынь заранее напоили медом с какими-то травами, они были пьяны и пели.
Они пели хриплыми, грубыми голосами, приближаясь к кургану, который должен был скрыть их повелительницу и их самих. Лица рабынь были закрыты. Их увели за бревенчатую стену. Несколько мужчин бросились за ними туда. Потом говорили — это правда, — что там мужчины получили последнюю радость от этих рабынь до того, как помощник смерти заколол их.
Сначала в курган внесли ее, потом — их.
Вечером был пир, все напились, конунг, мой отец, запер меня в покоях и велел Фритьофу лечь у моего порога, перед тем он выразительно провел лезвием ножа по горлу Фритьофа. Мне было слышно, как над Борре несутся пьяные крики и веселые песни. Я забралась под меховое одеяло и попыталась уснуть, но не могла.
Гудред, Конунг Охотник, властелин Вестфольда, Вингульмерка, Альвхеймара, властелин всего! Говорят, он любил ее?..
Неожиданно ко мне вползает Фритьоф. Почему он ползет и как он открыл замок? У моих ног он поет под пьяные крики гостей, собравшихся на погребение королевы. Я прошу его уйти, но он не слышит меня. Он поет, склонив голову к моим ногам:
О! О! О!
Всего две рабыни,
он не сдержал обещания,
он любил многих.
О! О! О!
Герой великих битв
велел приводить к нему женщин
после победы.
А кого любила она, когда он покидал ее?
О! О! О!
Кто-то подошел к двери.
Фритьоф мгновенно спрятался под меховым одеялом валявшимся в ногах моего ложа. Это пришла служанка со строгим наказом от моего отца: я должна надеть самое нарядное платье и явиться в пиршественный покой.
Наверно, я уже догадывалась, что меня ожидает, и не без удовольствия встала с постели. Я знала, что горящие глаза следят за мной из под одеяла. Потому я сперва разделась донага, а потом оделась снова. С расчесанными волосами, сверкая юной свежестью, шла я за служанкой. Вскоре к нам присоединилась учтивая старая женщина, на поясе у нее висел нож. Между поющими пьяными мужчинами мы прошли к почетному сиденью, на котором восседал он.
Рядом с ним сидел мой отец.
Конечно, я уже кое о чем догадывалась.
Он кивнул мне и улыбнулся.
Я низко поклонилась.
Потом меня отвели обратно, но уснуть я не могла.
Фритьофа уже не было.
Королева продолжала:
— Мы поплыли обратно в Агдир. Однажды вечером конунг, мой отец, сидел за пивом со своими ближайшими советниками, разговор шел обо мне. У нее есть все, чего может пожелать мужчина, говорили они, ну а мясо на ней нарастет с годами! Не продавай дешево свою дочь! Пусть серебро польется из обагренных кровью рук Гудреда Великолепного из Вестфольда!..
Неслышно, как кошка, прокралась я по темному переходу и подслушивала у дверей, я слышала смех, бранилась от злости, и сердце мое колотилось от предчувствия — предложение, торг и наконец сделка, холодные расчеты мужчин, женщины, запертые в своих покоях, и взвешенные слитки серебра. Поймешь ли ты горечь и ненависть молодой женщины, что бродили тогда во мне? С того дня во мне проснулись хитрость и изворотливость.
Ведь мне было известно, что послы Конунга Охотника один раз уже побывали у моего отца. Я слышала, как он говорил, и тогда он не был пьян:
— Я правильно сделал, что отправил их обратно! Он, конечно, считает, что в придачу к ней получит и все мои владения, когда меня не станет. Но у меня есть еще и сын; и я должен думать о его выгоде. Если мой сын переживет меня, он займет место, которое останется пустым после смерти Великолепного. Этому-то до старости не дожить. А его вдова будет сестрой моего сына. Ха-ха-ха!
Я знаю, он снова пришлет к нам своих послов.
Один раз я отказал ему. Но велел слуге моей дочери догнать послов и явиться к ним на закате, когда они разобьют лагерь. Он должен сказать им: мой конунг передумал. Пусть ваш конунг знает, что имеет смысл еще раз приехать к сюда!..
Кто не захочет снова попытать счастья, чтобы получить такой лакомый кусочек? А мясо на ней нарастает с каждым днем.
Все рассмеялись.
И он действительно приехал еще раз.
Я проснулась, на дворе было темно, я сразу догадалась, что теперь он явился сам. Из всех голосов выделяется один, я вскакиваю, меховое одеяло падает, я вижу на дворе множество факелов. А голос! Он гремит на весь двор, подчиняя себе всех, нагая, как была, я бросилась прочь от узкого окна. В это время вбегает Фритьоф. Я не гоню его. Он хватает одеяло и набрасывает его на меня. Свет факелов становится ярче. Теперь я слышу крики уже и в домах. Я вспоминаю, что наши люди легли спать пьяные. Голос моего отца перекрывает шум, и все-таки он уступает голосу, гремящему на дворе. Загорается крыша. Слышится вопль — это они зарубили раба, должно быть, он выскочил из горящей конюшни, где спал, и его убили на месте. Фритьоф тащит меня на чердак. По лестнице за нами лезет какой-то человек. Кто-то ломает дверь. Голос на дворе гремит:
— Выдайте ее или получайте, что вам положено!..
Я слышу рык отца. Нападающие рубят стены, чтобы расширить оконные проемы. Свистит стрела, она вонзается в грудь одного из людей. Я и сейчас помню это зрелище: его глаза, проклятия, выражение обиды, потом отчаяния и бессилия, он потихоньку сползает на пол. Кто-то перешагивает через его труп. Горит крыша.
Наши люди лезут по лестницам, среди них и мой брат, они пытаются пролезть через горящую крышу. Я слышу свист стрел. Мой всесильный отец кричит:
— Надо бежать!..
И что-то еще Фритьофу. Фритьоф тащит меня с собой. Но нам некуда деваться, недруги кольцом окружили усадьбу. Я вижу, как, сраженный, падает еще один человек. Потом — отец.
И брат. На мгновение я вижу брата: его лицо, меч, торчащий у него в груди, он делает несколько шагов, словно просит разрешения покинуть поле брани, но, передумав, ложится, чтобы сперва немного поспать. Он лежит передо мной, залитый собственной кровью, и спит.
Меня окружают кольцом и куда-то ведут.
Усадьба горит, меня тащат подальше от огня, некоторых мертвых и умирающих тоже уносят прочь. Кто-то кричит:
— На ней только одеяло! Срывай его!
У него на губах пена, и он хочет содрать с меня одеяло, в которое я завернулась.
Я не могу ударить его, мне надо держать одеяло, теперь кричат все:
— Мы хотим видеть ее!.. Ради нее мы шли на смерть и проливали кровь!..
Я слышу мужской смех — громкий смех победителя. Он в затруднении: с одной стороны — требование его воинов, с другой — внимание, которое он хочет проявить ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Они пели хриплыми, грубыми голосами, приближаясь к кургану, который должен был скрыть их повелительницу и их самих. Лица рабынь были закрыты. Их увели за бревенчатую стену. Несколько мужчин бросились за ними туда. Потом говорили — это правда, — что там мужчины получили последнюю радость от этих рабынь до того, как помощник смерти заколол их.
Сначала в курган внесли ее, потом — их.
Вечером был пир, все напились, конунг, мой отец, запер меня в покоях и велел Фритьофу лечь у моего порога, перед тем он выразительно провел лезвием ножа по горлу Фритьофа. Мне было слышно, как над Борре несутся пьяные крики и веселые песни. Я забралась под меховое одеяло и попыталась уснуть, но не могла.
Гудред, Конунг Охотник, властелин Вестфольда, Вингульмерка, Альвхеймара, властелин всего! Говорят, он любил ее?..
Неожиданно ко мне вползает Фритьоф. Почему он ползет и как он открыл замок? У моих ног он поет под пьяные крики гостей, собравшихся на погребение королевы. Я прошу его уйти, но он не слышит меня. Он поет, склонив голову к моим ногам:
О! О! О!
Всего две рабыни,
он не сдержал обещания,
он любил многих.
О! О! О!
Герой великих битв
велел приводить к нему женщин
после победы.
А кого любила она, когда он покидал ее?
О! О! О!
Кто-то подошел к двери.
Фритьоф мгновенно спрятался под меховым одеялом валявшимся в ногах моего ложа. Это пришла служанка со строгим наказом от моего отца: я должна надеть самое нарядное платье и явиться в пиршественный покой.
Наверно, я уже догадывалась, что меня ожидает, и не без удовольствия встала с постели. Я знала, что горящие глаза следят за мной из под одеяла. Потому я сперва разделась донага, а потом оделась снова. С расчесанными волосами, сверкая юной свежестью, шла я за служанкой. Вскоре к нам присоединилась учтивая старая женщина, на поясе у нее висел нож. Между поющими пьяными мужчинами мы прошли к почетному сиденью, на котором восседал он.
Рядом с ним сидел мой отец.
Конечно, я уже кое о чем догадывалась.
Он кивнул мне и улыбнулся.
Я низко поклонилась.
Потом меня отвели обратно, но уснуть я не могла.
Фритьофа уже не было.
Королева продолжала:
— Мы поплыли обратно в Агдир. Однажды вечером конунг, мой отец, сидел за пивом со своими ближайшими советниками, разговор шел обо мне. У нее есть все, чего может пожелать мужчина, говорили они, ну а мясо на ней нарастет с годами! Не продавай дешево свою дочь! Пусть серебро польется из обагренных кровью рук Гудреда Великолепного из Вестфольда!..
Неслышно, как кошка, прокралась я по темному переходу и подслушивала у дверей, я слышала смех, бранилась от злости, и сердце мое колотилось от предчувствия — предложение, торг и наконец сделка, холодные расчеты мужчин, женщины, запертые в своих покоях, и взвешенные слитки серебра. Поймешь ли ты горечь и ненависть молодой женщины, что бродили тогда во мне? С того дня во мне проснулись хитрость и изворотливость.
Ведь мне было известно, что послы Конунга Охотника один раз уже побывали у моего отца. Я слышала, как он говорил, и тогда он не был пьян:
— Я правильно сделал, что отправил их обратно! Он, конечно, считает, что в придачу к ней получит и все мои владения, когда меня не станет. Но у меня есть еще и сын; и я должен думать о его выгоде. Если мой сын переживет меня, он займет место, которое останется пустым после смерти Великолепного. Этому-то до старости не дожить. А его вдова будет сестрой моего сына. Ха-ха-ха!
Я знаю, он снова пришлет к нам своих послов.
Один раз я отказал ему. Но велел слуге моей дочери догнать послов и явиться к ним на закате, когда они разобьют лагерь. Он должен сказать им: мой конунг передумал. Пусть ваш конунг знает, что имеет смысл еще раз приехать к сюда!..
Кто не захочет снова попытать счастья, чтобы получить такой лакомый кусочек? А мясо на ней нарастает с каждым днем.
Все рассмеялись.
И он действительно приехал еще раз.
Я проснулась, на дворе было темно, я сразу догадалась, что теперь он явился сам. Из всех голосов выделяется один, я вскакиваю, меховое одеяло падает, я вижу на дворе множество факелов. А голос! Он гремит на весь двор, подчиняя себе всех, нагая, как была, я бросилась прочь от узкого окна. В это время вбегает Фритьоф. Я не гоню его. Он хватает одеяло и набрасывает его на меня. Свет факелов становится ярче. Теперь я слышу крики уже и в домах. Я вспоминаю, что наши люди легли спать пьяные. Голос моего отца перекрывает шум, и все-таки он уступает голосу, гремящему на дворе. Загорается крыша. Слышится вопль — это они зарубили раба, должно быть, он выскочил из горящей конюшни, где спал, и его убили на месте. Фритьоф тащит меня на чердак. По лестнице за нами лезет какой-то человек. Кто-то ломает дверь. Голос на дворе гремит:
— Выдайте ее или получайте, что вам положено!..
Я слышу рык отца. Нападающие рубят стены, чтобы расширить оконные проемы. Свистит стрела, она вонзается в грудь одного из людей. Я и сейчас помню это зрелище: его глаза, проклятия, выражение обиды, потом отчаяния и бессилия, он потихоньку сползает на пол. Кто-то перешагивает через его труп. Горит крыша.
Наши люди лезут по лестницам, среди них и мой брат, они пытаются пролезть через горящую крышу. Я слышу свист стрел. Мой всесильный отец кричит:
— Надо бежать!..
И что-то еще Фритьофу. Фритьоф тащит меня с собой. Но нам некуда деваться, недруги кольцом окружили усадьбу. Я вижу, как, сраженный, падает еще один человек. Потом — отец.
И брат. На мгновение я вижу брата: его лицо, меч, торчащий у него в груди, он делает несколько шагов, словно просит разрешения покинуть поле брани, но, передумав, ложится, чтобы сперва немного поспать. Он лежит передо мной, залитый собственной кровью, и спит.
Меня окружают кольцом и куда-то ведут.
Усадьба горит, меня тащат подальше от огня, некоторых мертвых и умирающих тоже уносят прочь. Кто-то кричит:
— На ней только одеяло! Срывай его!
У него на губах пена, и он хочет содрать с меня одеяло, в которое я завернулась.
Я не могу ударить его, мне надо держать одеяло, теперь кричат все:
— Мы хотим видеть ее!.. Ради нее мы шли на смерть и проливали кровь!..
Я слышу мужской смех — громкий смех победителя. Он в затруднении: с одной стороны — требование его воинов, с другой — внимание, которое он хочет проявить ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53