Когда они вышли из
маффа, лица их были кроваво-красными, они смотрели в пол, а позади них
несся нестихающий громкий смех. Я никогда не говорила с этими двумя об
этом, а когда спрашивала об этом Тибру или какую-нибудь другую самку,
ответом был лишь полузадушенный смех, поэтому я почти поверила, что мы
стали здесь виновниками непристойной шутки. (С другой стороны, я уверена,
что сексуальность плати, наконец, найдет свое место в непристойном
лексическом фонде каждой человеческой культуры.)
Но позвольте мне вернуться к началу.
Мы пришли на Санхрист-4 с ничтожным словарным запасом и массой
ошибочной информации. Я не хочу сказать этим ничего унизительного о
способностях и поступках моих коллег. Экспедиция Гарсии просто пришла сюда
не в то время и находилась тут недостаточно долго.
Большая часть их опыта в отношении плати была собрана ими глубокой
зимой, что соответствует самому оживленному и цивилизованному времени
года. Они проводят свое время дома, создавая тонко обработанные
скульптуры, которыми десять лет назад был так поражен мир искусства, и
исполняя музыкальные произведения и танцы, вызывающие своей диковинностью
содрогание. Вне жилища они услаждали себя сложными играми и показательной
спортивной борьбой. Кладовые полны, время родов и вскармливания детенышей
давно прошло, и семья излучает довольство до самого наступления времени
таяния снегов. Мы и сами познакомились с этим приподнятым настроением. Я
не могу осуждать людей Гарсии за их восторженные сообщения.
Но мы до сих пор не знаем, что произошло. Или почему это произошло.
Возможно, если эти записи сохранятся, следующие исследователи...
Но я в этом сомневаюсь.
ГАБРИЭЛЬ
Мне снился странный сон, о еде - о настоящей, вареной пище - как
вдруг в нем появилась Мария, потянула меня за рукав, оттаскивая от стола.
"Габ, проснись!" - и я проснулся; промерзший, наполненный болью и
голодный.
- Что?.. - Но она легко прикрыла мне рот ладонью.
- Кто-то снаружи. Думаю, это Милаб.
Милабу этой зимой исполнилось три года, и он получил имя. Мы вместе с
Марией подползли к выходу из пещеры, оба вскочили - и моя лодыжка резко
хрустнула.
Это был Милаб, верно; обычно светлый у остальных мех был над одним
его ухом почти белым. Я обрадовался, что не взрослый. Он был лишь на
голову выше меня. Но, конечно, сильнее и упитаннее.
Под защитой темного входа в пещеру мы увидели, как он исследовал нашу
отхожую скалу; он обошел ее, обнюхивая и облизывая.
- Может, это разведка для предстоящей охоты, - прошептал я. - На нас.
- Думаю, он слишком молод для этого. - Она протянула мне каменный
топор. - Надеюсь, нам не придется его убивать.
Как бы в ответ на эту реплику плати отвернулся от скалы и,
принюхиваясь, поднял нос. Его голова задумчиво покачалась взад-вперед, как
будто он занимался тригонометрическими расчетами. Потом он побродил
полукругом, остановился и поглядел в нашу сторону.
- Не шевелись!
- Здесь, в тени, он нас не увидит.
- Будем надеяться, что ты прав.
Днем зрение плати лучше нашего, но ночью они слепы.
Тут позади нас кто-то проснулся и чихнул. Милаб насторожился и
затрусил прямо к нашей пещере.
- Проклятье! - прошептала Мария. Она поднялась и села на корточки
сбоку от входа в пещеру. - Перейди туда!
Я занял пост на противоположной стороне, которая благодаря скальному
выступу была защищена намного лучше.
В нескольких метрах от входа Милаб замедлил свои шаги и начал
приближаться осторожно, принюхиваясь и напряженно щуря глаза. Мария еще
плотнее прижалась к камню и обеими руками обхватила свое копье, готовая
ударить.
Все продолжалось несколько минут, но в моей памяти вспыхивала
последовательность замедленных изображений: Он увидел Марию - или почуял
ее - и неуверенно пошел прямо на нас, рыча и растопырив когти.
Она два раза ударила его копьем в грудь, пока не подскочил я и обеими
руками не ударил его топором по голове.
Такой удар раскроил бы череп человека до самого подбородка. Но топор
отскочил от толстой теменной кости плати и ударил ему в плечо; потом он
вырвался из моих рук.
Милаб затряс головой, повернулся кругом и протянул ко мне свою
длинную руку. Я быстро отскочил назад и почти ушел из пределов его
досягаемости; только один коготь разодрал мне щеку и кончик носа. Кровь из
обоих ран на его груди била фонтаном. Он двинулся вперед, чтобы покончить
со мной, и Мария ударила его копьем в затылок. Кремневый наконечник с
фонтаном крови вышел из его горла под подбородком.
Некоторое время он, качаясь, стоял между нами, пытаясь схватить
древко копья позади своей головы. Из пещеры вылетели два камня; один
пролетел мимо, другой с треском ударил его в висок. Милаб повернулся и
неверными шагами начал спускаться по склону. Копье гротескно покачивалось
в его шее.
Из пещеры вышли шестеро остальных и присоединились к нам. Бренда, наш
врач, осмотрела мою рану и выразила свое сожаление по поводу нашего
скудного снаряжения. Я с ней согласился.
- Надо идти за ним, - сказал Дерек. - И убить его.
Мария покачала головой. - Он еще опасен. Если мы подождем несколько
минут, то сможем идти по кровавому следу.
- Он мертв, - сказала Бренда. - Просто его тело еще не знает об этом.
- Может, ты права, - согласилась Мария. Ее плечи обессиленно повисли.
- И все же нам нельзя оставаться здесь. Ненавижу быть днем снаружи, но
другого выхода нет.
- Мы не единственные, кто может пойти по кровавому следу, - заставил
задуматься всех Херб. У него был особый талант высказывать очевидное.
Мы собрали свое скудное оружие, пузыри с водой и узлы с запасами еды,
к которым добавили ровно пять маленьких животных, похожих на летучих мышей
и состоящих главным образом из шкуры и костей. В настоящий момент мы не
чувствовали такого голода, чтобы заставить себя есть их.
След был легко заметен; на каждом метре пути было множество
ярко-красных брызг. Милаб прошел почти триста метров, пока не свалился.
Мы нашли его за скалой во все увеличивающейся луже крови; копье круто
вздымалось вверх. Когда я его выдернул, раздался ужасный булькающий звук.
Бренда проверила, действительно ли он мертв.
Мария казалась очень возбужденной; она кусала губы и, как мне
показалось, старалась сдержать слезы. Странная женщина. Суровая и
чувствительная одновременно. Она обращалась с плати, как по учебнику и,
несмотря на это, казалось, питала к ним сентиментальные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
маффа, лица их были кроваво-красными, они смотрели в пол, а позади них
несся нестихающий громкий смех. Я никогда не говорила с этими двумя об
этом, а когда спрашивала об этом Тибру или какую-нибудь другую самку,
ответом был лишь полузадушенный смех, поэтому я почти поверила, что мы
стали здесь виновниками непристойной шутки. (С другой стороны, я уверена,
что сексуальность плати, наконец, найдет свое место в непристойном
лексическом фонде каждой человеческой культуры.)
Но позвольте мне вернуться к началу.
Мы пришли на Санхрист-4 с ничтожным словарным запасом и массой
ошибочной информации. Я не хочу сказать этим ничего унизительного о
способностях и поступках моих коллег. Экспедиция Гарсии просто пришла сюда
не в то время и находилась тут недостаточно долго.
Большая часть их опыта в отношении плати была собрана ими глубокой
зимой, что соответствует самому оживленному и цивилизованному времени
года. Они проводят свое время дома, создавая тонко обработанные
скульптуры, которыми десять лет назад был так поражен мир искусства, и
исполняя музыкальные произведения и танцы, вызывающие своей диковинностью
содрогание. Вне жилища они услаждали себя сложными играми и показательной
спортивной борьбой. Кладовые полны, время родов и вскармливания детенышей
давно прошло, и семья излучает довольство до самого наступления времени
таяния снегов. Мы и сами познакомились с этим приподнятым настроением. Я
не могу осуждать людей Гарсии за их восторженные сообщения.
Но мы до сих пор не знаем, что произошло. Или почему это произошло.
Возможно, если эти записи сохранятся, следующие исследователи...
Но я в этом сомневаюсь.
ГАБРИЭЛЬ
Мне снился странный сон, о еде - о настоящей, вареной пище - как
вдруг в нем появилась Мария, потянула меня за рукав, оттаскивая от стола.
"Габ, проснись!" - и я проснулся; промерзший, наполненный болью и
голодный.
- Что?.. - Но она легко прикрыла мне рот ладонью.
- Кто-то снаружи. Думаю, это Милаб.
Милабу этой зимой исполнилось три года, и он получил имя. Мы вместе с
Марией подползли к выходу из пещеры, оба вскочили - и моя лодыжка резко
хрустнула.
Это был Милаб, верно; обычно светлый у остальных мех был над одним
его ухом почти белым. Я обрадовался, что не взрослый. Он был лишь на
голову выше меня. Но, конечно, сильнее и упитаннее.
Под защитой темного входа в пещеру мы увидели, как он исследовал нашу
отхожую скалу; он обошел ее, обнюхивая и облизывая.
- Может, это разведка для предстоящей охоты, - прошептал я. - На нас.
- Думаю, он слишком молод для этого. - Она протянула мне каменный
топор. - Надеюсь, нам не придется его убивать.
Как бы в ответ на эту реплику плати отвернулся от скалы и,
принюхиваясь, поднял нос. Его голова задумчиво покачалась взад-вперед, как
будто он занимался тригонометрическими расчетами. Потом он побродил
полукругом, остановился и поглядел в нашу сторону.
- Не шевелись!
- Здесь, в тени, он нас не увидит.
- Будем надеяться, что ты прав.
Днем зрение плати лучше нашего, но ночью они слепы.
Тут позади нас кто-то проснулся и чихнул. Милаб насторожился и
затрусил прямо к нашей пещере.
- Проклятье! - прошептала Мария. Она поднялась и села на корточки
сбоку от входа в пещеру. - Перейди туда!
Я занял пост на противоположной стороне, которая благодаря скальному
выступу была защищена намного лучше.
В нескольких метрах от входа Милаб замедлил свои шаги и начал
приближаться осторожно, принюхиваясь и напряженно щуря глаза. Мария еще
плотнее прижалась к камню и обеими руками обхватила свое копье, готовая
ударить.
Все продолжалось несколько минут, но в моей памяти вспыхивала
последовательность замедленных изображений: Он увидел Марию - или почуял
ее - и неуверенно пошел прямо на нас, рыча и растопырив когти.
Она два раза ударила его копьем в грудь, пока не подскочил я и обеими
руками не ударил его топором по голове.
Такой удар раскроил бы череп человека до самого подбородка. Но топор
отскочил от толстой теменной кости плати и ударил ему в плечо; потом он
вырвался из моих рук.
Милаб затряс головой, повернулся кругом и протянул ко мне свою
длинную руку. Я быстро отскочил назад и почти ушел из пределов его
досягаемости; только один коготь разодрал мне щеку и кончик носа. Кровь из
обоих ран на его груди била фонтаном. Он двинулся вперед, чтобы покончить
со мной, и Мария ударила его копьем в затылок. Кремневый наконечник с
фонтаном крови вышел из его горла под подбородком.
Некоторое время он, качаясь, стоял между нами, пытаясь схватить
древко копья позади своей головы. Из пещеры вылетели два камня; один
пролетел мимо, другой с треском ударил его в висок. Милаб повернулся и
неверными шагами начал спускаться по склону. Копье гротескно покачивалось
в его шее.
Из пещеры вышли шестеро остальных и присоединились к нам. Бренда, наш
врач, осмотрела мою рану и выразила свое сожаление по поводу нашего
скудного снаряжения. Я с ней согласился.
- Надо идти за ним, - сказал Дерек. - И убить его.
Мария покачала головой. - Он еще опасен. Если мы подождем несколько
минут, то сможем идти по кровавому следу.
- Он мертв, - сказала Бренда. - Просто его тело еще не знает об этом.
- Может, ты права, - согласилась Мария. Ее плечи обессиленно повисли.
- И все же нам нельзя оставаться здесь. Ненавижу быть днем снаружи, но
другого выхода нет.
- Мы не единственные, кто может пойти по кровавому следу, - заставил
задуматься всех Херб. У него был особый талант высказывать очевидное.
Мы собрали свое скудное оружие, пузыри с водой и узлы с запасами еды,
к которым добавили ровно пять маленьких животных, похожих на летучих мышей
и состоящих главным образом из шкуры и костей. В настоящий момент мы не
чувствовали такого голода, чтобы заставить себя есть их.
След был легко заметен; на каждом метре пути было множество
ярко-красных брызг. Милаб прошел почти триста метров, пока не свалился.
Мы нашли его за скалой во все увеличивающейся луже крови; копье круто
вздымалось вверх. Когда я его выдернул, раздался ужасный булькающий звук.
Бренда проверила, действительно ли он мертв.
Мария казалась очень возбужденной; она кусала губы и, как мне
показалось, старалась сдержать слезы. Странная женщина. Суровая и
чувствительная одновременно. Она обращалась с плати, как по учебнику и,
несмотря на это, казалось, питала к ним сентиментальные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22