Протестуя против разведения костра в лесу, Тадеуш не учёл, что на лугу дрова не растут. Не говоря уже о том, что костёр получился очень и очень скромненький, в огонь гуся пихали мужики, а не мы, и положили они гуся неправильно: спиной вверх, а животом в землю.
Пеклась эта зараза до Судного дня без малейшего результата. Нет, преувеличивать не стану: результат был. Вся спина у гуся превратилась в уголь, перья жутко воняли, а мясо на вкус напоминало корабельные канаты или ремни от конской упряжи. Поллитра водки мы выпили под печёную картошку и, возможно, просидели бы там до утра, если бы не досадный факт, что во всей округе невозможно было найти уже ни сучка, ни веточки. Пришлось выгрести из пепла вонючего и твёрдого как камень гуся и отправиться к Тадеушу. Мы с Евой обе смывали глину с птицы, скребли её щёткой под кипятком из крана, кажется, мыли даже мылом. В конце концов глина сошла. Тадеуш порубил птицу на кусочки и сунул в кастрюлю, собираясь потушить. Он тушил его с неделю, каждый день принося на работу по кусочку, но гусь оставался несъедобным, и примерно половину Тадеуш выбросил.
Конечно, все мы знали, что свежеубитого гуся есть нельзя, что он должен полежать и «дозреть», но эксперимент всех интересовал. Может, из-за глины все будет иначе? В конце концов мы убедились, что глина ничего не даёт и скушать нечто подобное способен только русский солдат, и никто другой.
Иного рода приключение мы пережили позже, уже в эпоху Марека. Мы пекли на костре фазана. К фазану был у нас хлебушек и грудинка, ломтиками которой мы обвязали дичь, и даже ещё осталось. Хвороста для костра было в достатке, потому что место выбирал Марек, и мы расположились на опушке леса. Тадеуш демонстративно удалился на луг, чтобы не участвовать в скандальном поджоге леса. Никакого пожара мы не устроили, зато фазан оказался слишком маленький. Идеально пропечённый, он удался на славу, запах усиливал аппетит, и в последние секунды мы зависли над костром, как стервятники, жадно глядя Мареку под руку. Потом мгновенно слопали птичку, сожрали хлебушек с остатками грудинки, после чего вернулись домой настолько голодными, что с порога накинулись на еду. Кажется, даже Марек впервые в жизни отказался от душа перед сном.
Всех предупреждаю: один фазан на четверых — это не еда, а несчастье, способное пробудить в человеке каннибальские склонности.
* * *
Расскажу ещё и про Стефана, которого я описала в «Лесе», «Диком белке» и в «Подозреваются все». Он действительно был конструктором-сантехником, но в данном случае речь пойдёт не об этом. У Стефана был брат.
Я лично этого брата не знала, но как про него, так и про сам этот случай мне рассказывали свидетели, и все говорили слово в слово одно и то же, поэтому я свято верю, что все это правда, а не какой-то там дурацкий анекдот.
Во-первых, брат Стефана отличался скупостью, во-вторых, был скандалистом высшей пробы, в-третьих, — страстным болельщиком. Один раз он смотрел матч Польша — Аргентина, который, Бог знает почему, постоянно попадается мне под руку.
Как известно, начали мы этот матч с проигрыша. Брат Стефана так огорчился счётом не в нашу пользу, что выдрал из мебельной стенки телевизор и выбросил его в окно. Потом его чуть Кондрат не хватил, потому что мы начали выигрывать, а отголоски наших успехов доносились из-за стены от соседей. Ясное дело, что телевизор смотрели все, все старались сделать как можно громче, и шум матча вкупе с воплями комментатора раздавались отовсюду. Брат Стефана страдал и скрипел зубами, матч в конце концов завершился, после чего к нему наведался мальчонка, сын соседей.
— Проше пана, — сказал он брату Стефана, — папка говорит, чтобы вы спустились вниз, а то какой-то гад выкинул телевизор прямо на ваш автомобиль…
А потом разные там всякие утверждают, будто я выдумываю неправдоподобные байки!
* * *
Именно в те времена, где-то между Войтеком и Мареком, я решила написать трактат о том, как завоевать мужчину. Не только решила, а даже написала. Приводить его тут я не могу, потому что рукопись куда-то у меня подевалась, а содержание я точно не помню. Создала я сей шедевр в целях главным образом дидактических, помешанная на консерватизме и рассерженная ошибками, которые постоянно совершают представители обоих полов.
Другое дело, что времена с тех пор несколько изменились. Четверть века тому назад все было немножко по-другому. На взгляды и поведение взрослого поколения все-таки ещё влияли довоенные времена, а близкую к одичанию свободу поведения демонстрировала только немногочисленная часть молодёжи. С одичанием я и собиралась бороться, потому как старинные обычаи красивее, в них было обаяние, романтизм, совершенно чуждый людям наших дней.
Помню, что в своём трактате я начала с того, как надо знакомиться: вопрос, который, на мой взгляд, утратил актуальность. На мой возраст очень прошу не обращать внимания, мне только что объяснился в любви один водитель такси, поэтому я не совсем вышла в тираж. Знакомятся люди сегодня как попало, где попало, а место и обстоятельства не имеют для них никакого значения, поэтому я не стану вспоминать все поучительные примеры, любовно описанные в моем научном труде, а также все дипломатические ухищрения, многочисленные ошибки и недоразумения.
Поучительная часть начиналась с того, что не каждый с каждым хочет спать. В своих рассуждениях я не принимала в расчёт уровень морали ниже сточной канавы, а имела в виду нормальную часть общества, способную пользоваться интеллектом, хотя, в общем-то, не интеллект в постели играет главную роль. Впрочем, интеллект тоже может пригодиться…
На мой взгляд, мы в целом весьма далеко ушли в этой области, и отсюда такая паника насчёт всяких болезненных симптомов. Положа руку на сердце, пусть часть общества соответствующего возраста признается, сколько раз она принимала участие в сексуальных отношениях не из большого желания, а просто за компанию. Или по множеству других причин, совершенно лишённых эмоционального элемента. Разумеется, это дело вкуса, но некоторая умеренность в этой области имела в себе массу заманчивой притягательности, совершенно недоступной сегодняшней свободе. Кажется, я пыталась рассматривать эти проблемы и в своём трактате.
Кроме того, я описала там всякие потрясающие события — неведомо зачем, пожалуй, просто для острастки. Сколько всего наслушаешься за жизнь! Одно такое приключение я помню с подробностями и могу привести здесь.
Некий мой приятель — разумеется, в ту пору ещё весьма юное создание — ехал на велосипеде по Уяздовским Аллеям и стал спускаться вниз по Бельведерской улице. Вечер был поздний, почти ночь, освещение — очень слабое, а парень по какой-то причине хотел использовать то, что улица шла под уклон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Пеклась эта зараза до Судного дня без малейшего результата. Нет, преувеличивать не стану: результат был. Вся спина у гуся превратилась в уголь, перья жутко воняли, а мясо на вкус напоминало корабельные канаты или ремни от конской упряжи. Поллитра водки мы выпили под печёную картошку и, возможно, просидели бы там до утра, если бы не досадный факт, что во всей округе невозможно было найти уже ни сучка, ни веточки. Пришлось выгрести из пепла вонючего и твёрдого как камень гуся и отправиться к Тадеушу. Мы с Евой обе смывали глину с птицы, скребли её щёткой под кипятком из крана, кажется, мыли даже мылом. В конце концов глина сошла. Тадеуш порубил птицу на кусочки и сунул в кастрюлю, собираясь потушить. Он тушил его с неделю, каждый день принося на работу по кусочку, но гусь оставался несъедобным, и примерно половину Тадеуш выбросил.
Конечно, все мы знали, что свежеубитого гуся есть нельзя, что он должен полежать и «дозреть», но эксперимент всех интересовал. Может, из-за глины все будет иначе? В конце концов мы убедились, что глина ничего не даёт и скушать нечто подобное способен только русский солдат, и никто другой.
Иного рода приключение мы пережили позже, уже в эпоху Марека. Мы пекли на костре фазана. К фазану был у нас хлебушек и грудинка, ломтиками которой мы обвязали дичь, и даже ещё осталось. Хвороста для костра было в достатке, потому что место выбирал Марек, и мы расположились на опушке леса. Тадеуш демонстративно удалился на луг, чтобы не участвовать в скандальном поджоге леса. Никакого пожара мы не устроили, зато фазан оказался слишком маленький. Идеально пропечённый, он удался на славу, запах усиливал аппетит, и в последние секунды мы зависли над костром, как стервятники, жадно глядя Мареку под руку. Потом мгновенно слопали птичку, сожрали хлебушек с остатками грудинки, после чего вернулись домой настолько голодными, что с порога накинулись на еду. Кажется, даже Марек впервые в жизни отказался от душа перед сном.
Всех предупреждаю: один фазан на четверых — это не еда, а несчастье, способное пробудить в человеке каннибальские склонности.
* * *
Расскажу ещё и про Стефана, которого я описала в «Лесе», «Диком белке» и в «Подозреваются все». Он действительно был конструктором-сантехником, но в данном случае речь пойдёт не об этом. У Стефана был брат.
Я лично этого брата не знала, но как про него, так и про сам этот случай мне рассказывали свидетели, и все говорили слово в слово одно и то же, поэтому я свято верю, что все это правда, а не какой-то там дурацкий анекдот.
Во-первых, брат Стефана отличался скупостью, во-вторых, был скандалистом высшей пробы, в-третьих, — страстным болельщиком. Один раз он смотрел матч Польша — Аргентина, который, Бог знает почему, постоянно попадается мне под руку.
Как известно, начали мы этот матч с проигрыша. Брат Стефана так огорчился счётом не в нашу пользу, что выдрал из мебельной стенки телевизор и выбросил его в окно. Потом его чуть Кондрат не хватил, потому что мы начали выигрывать, а отголоски наших успехов доносились из-за стены от соседей. Ясное дело, что телевизор смотрели все, все старались сделать как можно громче, и шум матча вкупе с воплями комментатора раздавались отовсюду. Брат Стефана страдал и скрипел зубами, матч в конце концов завершился, после чего к нему наведался мальчонка, сын соседей.
— Проше пана, — сказал он брату Стефана, — папка говорит, чтобы вы спустились вниз, а то какой-то гад выкинул телевизор прямо на ваш автомобиль…
А потом разные там всякие утверждают, будто я выдумываю неправдоподобные байки!
* * *
Именно в те времена, где-то между Войтеком и Мареком, я решила написать трактат о том, как завоевать мужчину. Не только решила, а даже написала. Приводить его тут я не могу, потому что рукопись куда-то у меня подевалась, а содержание я точно не помню. Создала я сей шедевр в целях главным образом дидактических, помешанная на консерватизме и рассерженная ошибками, которые постоянно совершают представители обоих полов.
Другое дело, что времена с тех пор несколько изменились. Четверть века тому назад все было немножко по-другому. На взгляды и поведение взрослого поколения все-таки ещё влияли довоенные времена, а близкую к одичанию свободу поведения демонстрировала только немногочисленная часть молодёжи. С одичанием я и собиралась бороться, потому как старинные обычаи красивее, в них было обаяние, романтизм, совершенно чуждый людям наших дней.
Помню, что в своём трактате я начала с того, как надо знакомиться: вопрос, который, на мой взгляд, утратил актуальность. На мой возраст очень прошу не обращать внимания, мне только что объяснился в любви один водитель такси, поэтому я не совсем вышла в тираж. Знакомятся люди сегодня как попало, где попало, а место и обстоятельства не имеют для них никакого значения, поэтому я не стану вспоминать все поучительные примеры, любовно описанные в моем научном труде, а также все дипломатические ухищрения, многочисленные ошибки и недоразумения.
Поучительная часть начиналась с того, что не каждый с каждым хочет спать. В своих рассуждениях я не принимала в расчёт уровень морали ниже сточной канавы, а имела в виду нормальную часть общества, способную пользоваться интеллектом, хотя, в общем-то, не интеллект в постели играет главную роль. Впрочем, интеллект тоже может пригодиться…
На мой взгляд, мы в целом весьма далеко ушли в этой области, и отсюда такая паника насчёт всяких болезненных симптомов. Положа руку на сердце, пусть часть общества соответствующего возраста признается, сколько раз она принимала участие в сексуальных отношениях не из большого желания, а просто за компанию. Или по множеству других причин, совершенно лишённых эмоционального элемента. Разумеется, это дело вкуса, но некоторая умеренность в этой области имела в себе массу заманчивой притягательности, совершенно недоступной сегодняшней свободе. Кажется, я пыталась рассматривать эти проблемы и в своём трактате.
Кроме того, я описала там всякие потрясающие события — неведомо зачем, пожалуй, просто для острастки. Сколько всего наслушаешься за жизнь! Одно такое приключение я помню с подробностями и могу привести здесь.
Некий мой приятель — разумеется, в ту пору ещё весьма юное создание — ехал на велосипеде по Уяздовским Аллеям и стал спускаться вниз по Бельведерской улице. Вечер был поздний, почти ночь, освещение — очень слабое, а парень по какой-то причине хотел использовать то, что улица шла под уклон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39