— не отставала тётка.
— Лежала в постели. А молоток, как всегда, спрятала, я его не видела и не могла отобрать, — привычно попыталась оправдаться Доротка.
— Так ты молотка не видела? — каким-то особым тоном повторила Фелиция.
— Нет, не видела, должно быть, спрятала под себя.
— Ничего тебе не говорила?
— Попросила подать зеркало.
— И ты подала?
— Подала. А что, не надо было подавать?
Не отвечая, Фелиция продолжала допрос:
— А что было потом?
— Потом ничего не было. Я ушла. Не стала допытываться, не надо ли чего ещё, очень уж устала, а вот теперь совесть меня мучает, — расплакалась Доротка.
— Сдаётся мне, она потом ещё раз долбанула в пол, — неожиданно произнёс внимательно слушавший Мартинек. И привлёк к себе всеобщее внимание.
— Долбанула? — вскинулась Фелиция. — Я ничего не слышала. Когда?
— Долбанула? — не поверила Меланья. — Только раз?
— Я тоже не слышала, — высморкавшись, проговорила Доротка. — Может, упало что?
— Что у неё могло упасть, ты ведь сама говорила…
— А я все-таки хочу знать, как будет с похоронами! — упорно придерживалась своей темы Сильвия: — Где похороним покойницу? На Повонзка? или на Брудне?
— Почему это тебя так волнует? — подозрительно поинтересовалась Меланья. — Она что, высказывала на сей счёт какие-то пожелания?
— Да нет, я так…
— Может, в завещании написала, — предположил Мартинек.
Фелиция раздражённо проворчала:
— Похороним её там, где проще всего оформить. Ну вот, опять дубасит. Не слышите, что ли? Да нет, в калитку!
В калитку дубасил Эдик Бежан, отчаявшись культурно дозвониться. Он ведь не мог знать, что Фелиция света над калиткой не зажгла, позабыла — такой уж сегодня суматошный день, а в темноте полицейский звонка не нащупал. С крыльца поинтересовались — «кто?», от калитки крикнули — «полиция», и старшего комиссара впустили без проволочки. Полицию в доме уже ждали, хотя Меланья и не преминула уколоть старшую сестру:
— Надо было вызвать какого-нибудь молодого идиота, а не умного доктора Малика. Молодой бы не моргнув глазом выписал справку о кончине старухи, для него восемьдесят лет — такая древность, что смешно и сомневаться в причине смерти.
Эдик Бежан вошёл в гостиную, представился, сел за стол и согласился выпить стакан чаю. В главах безутешных родственников покойной опытный полицейский узрел целый океан любопытства и крошечную песчинку тревоги. Так и должно быть — полное отсутствие беспокойства показалось бы полицейскому подозрительным, Эдик Бежан был не только опытным полицейским комиссаром, не только умным человеком, он был ещё человеком хорошо воспитанным.
— Возможно, мой приход некстати, — начал он с приличествующей случаю дозой соболезнования в голосе, — и мне следовало бы явиться попозже, когда у нас уже будут результаты вскрытия, но поскольку правила требуют составления протокола, вот я и подумал — пообщаться для начала в неофициальной обстановке, без протокола, если, разумеется, пани не против и располагают временем…
— Располагаем! — не очень учтиво перебила Фелиция представителя следственных органов. — И как раз обсуждаем это… это прискорбное событие. Так что подключайтесь…
— Очень, очень мило! — обрадовался Эдик Бежан, украдкой рассматривая сидящих за столом. — Ведь так важно узнать о несчастье с человеком от его близких. Расскажите, пожалуйста, что произошло. Откуда вообще в вашем доме появилась гражданка Соединённых Штатов?
Опытный следователь уже понял, что сидящие за столом бабы — родственницы. Самой старшей по виду лет семьдесят, она энергична и самоуверенна. Следующая по возрастному признаку наверняка её сестра, блондинка, очень полная, ей за пятьдесят, а если бы хоть немного постаралась, могла бы и за сорокалетнюю сойти. Третья, видимо, также сестра, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, очень интересная женщина и несомненно умна, по лицу видно. Четвёртая — девушка лет двадцати — относилась уже к следующему поколению. Она была явно расстроена и недавно плакала. Тёмные пышные волосы, видимо, обычно собранные в пышный пучок, рассыпались по плечам в беспорядке, что отнюдь не портило её внешности. Очень красивая девушка. Да и остальные женщины по всей вероятности в молодости были красивы, они и сейчас ещё ничего. Единственный представитель сильного пола, молодой человек среднего роста, худощавый, с приятным лицом, не отмеченным печатью гения, тем не менее производил впечатление добродушного и честного малого.
Вопрос с американской гражданкой прояснила старшая из женщин, жестом и строгим взглядом утихомирив уже раскрывших рты сестёр. Да, они сестры, комиссар больше в этом не сомневался.
Рассказав о том, каким образом Ванда Паркер оказалась в их доме, Фелиция добавила:
— Так как пан из полиции, полагаю, имеет смысл показать вам письмо, полученное нами от поверенного Ванды. Где письмо Войцеховского? — Фелиция вопросительно глянула на сестёр.
Те молчали. Отозвалась Доротка:
— Вчера ночью вы его держали в руках, тётя.
Глаза Фелиции гневно сверкнула.
— И что я с ним сделала?
Доротка тоже придерживалась мнения, что письмо Войцеховского очень неплохо предъявить полиции: это избавит их от лишних пояснений и явится свидетельством того, что они говорят правду. Ведь полиции нужна правда и только правда. Вот только куда тётка умудрилась его опять задевать? Последний раз она держала конверт с письмом в руках, когда они дозванивались до Нью-Йорка. Потом тётка выгнала её из гостиной, а сама начала говорить с Войцеховским. И руки у неё были свободны, Доротка помнит, как Фелиция одной рукой взяла трубку, а другой придвинула аппарат. Никуда не выходила, от телефона не удалялась.
Сосредоточенно нахмурившись, Доротка подошла к маленькому столику у окна, на котором стоял телефонный аппарат, просмотрела лежавшие рядом бумаги, нагнулась к телефонным книгам, что стояли на полочке под столом, выпрямилась, огляделась и извлекла письмо Войцеховского из-за ближайшего цветочного горшка на подоконнике. Все так же молча подала конверт полицейскому.
— А, значит я его положила туда! — обрадовалась Фелиция. — Что значит положить на место! Хорошо, что ты запомнила.
— Ну и… — выжидающе произнёс полицейский, когда закончил чтение и получил очень важную информацию для размышлений.
Долго ждать ему не пришлось. Ответы посыпались градом.
— Ну и в самом деле — приехала, — с непонятной претензией подтвердила Меланья. — И постаралась максимально насладиться семейной обстановкой, вернее, атмосферой, так, кажется, она говорила. Только вот для нас это было несколько, я бы сказала, утомительно…
— Дубасила! — проникновенно информировал полицию Мартинек.
— Столько ей всего хотелось — голова шла кругом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Лежала в постели. А молоток, как всегда, спрятала, я его не видела и не могла отобрать, — привычно попыталась оправдаться Доротка.
— Так ты молотка не видела? — каким-то особым тоном повторила Фелиция.
— Нет, не видела, должно быть, спрятала под себя.
— Ничего тебе не говорила?
— Попросила подать зеркало.
— И ты подала?
— Подала. А что, не надо было подавать?
Не отвечая, Фелиция продолжала допрос:
— А что было потом?
— Потом ничего не было. Я ушла. Не стала допытываться, не надо ли чего ещё, очень уж устала, а вот теперь совесть меня мучает, — расплакалась Доротка.
— Сдаётся мне, она потом ещё раз долбанула в пол, — неожиданно произнёс внимательно слушавший Мартинек. И привлёк к себе всеобщее внимание.
— Долбанула? — вскинулась Фелиция. — Я ничего не слышала. Когда?
— Долбанула? — не поверила Меланья. — Только раз?
— Я тоже не слышала, — высморкавшись, проговорила Доротка. — Может, упало что?
— Что у неё могло упасть, ты ведь сама говорила…
— А я все-таки хочу знать, как будет с похоронами! — упорно придерживалась своей темы Сильвия: — Где похороним покойницу? На Повонзка? или на Брудне?
— Почему это тебя так волнует? — подозрительно поинтересовалась Меланья. — Она что, высказывала на сей счёт какие-то пожелания?
— Да нет, я так…
— Может, в завещании написала, — предположил Мартинек.
Фелиция раздражённо проворчала:
— Похороним её там, где проще всего оформить. Ну вот, опять дубасит. Не слышите, что ли? Да нет, в калитку!
В калитку дубасил Эдик Бежан, отчаявшись культурно дозвониться. Он ведь не мог знать, что Фелиция света над калиткой не зажгла, позабыла — такой уж сегодня суматошный день, а в темноте полицейский звонка не нащупал. С крыльца поинтересовались — «кто?», от калитки крикнули — «полиция», и старшего комиссара впустили без проволочки. Полицию в доме уже ждали, хотя Меланья и не преминула уколоть старшую сестру:
— Надо было вызвать какого-нибудь молодого идиота, а не умного доктора Малика. Молодой бы не моргнув глазом выписал справку о кончине старухи, для него восемьдесят лет — такая древность, что смешно и сомневаться в причине смерти.
Эдик Бежан вошёл в гостиную, представился, сел за стол и согласился выпить стакан чаю. В главах безутешных родственников покойной опытный полицейский узрел целый океан любопытства и крошечную песчинку тревоги. Так и должно быть — полное отсутствие беспокойства показалось бы полицейскому подозрительным, Эдик Бежан был не только опытным полицейским комиссаром, не только умным человеком, он был ещё человеком хорошо воспитанным.
— Возможно, мой приход некстати, — начал он с приличествующей случаю дозой соболезнования в голосе, — и мне следовало бы явиться попозже, когда у нас уже будут результаты вскрытия, но поскольку правила требуют составления протокола, вот я и подумал — пообщаться для начала в неофициальной обстановке, без протокола, если, разумеется, пани не против и располагают временем…
— Располагаем! — не очень учтиво перебила Фелиция представителя следственных органов. — И как раз обсуждаем это… это прискорбное событие. Так что подключайтесь…
— Очень, очень мило! — обрадовался Эдик Бежан, украдкой рассматривая сидящих за столом. — Ведь так важно узнать о несчастье с человеком от его близких. Расскажите, пожалуйста, что произошло. Откуда вообще в вашем доме появилась гражданка Соединённых Штатов?
Опытный следователь уже понял, что сидящие за столом бабы — родственницы. Самой старшей по виду лет семьдесят, она энергична и самоуверенна. Следующая по возрастному признаку наверняка её сестра, блондинка, очень полная, ей за пятьдесят, а если бы хоть немного постаралась, могла бы и за сорокалетнюю сойти. Третья, видимо, также сестра, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, очень интересная женщина и несомненно умна, по лицу видно. Четвёртая — девушка лет двадцати — относилась уже к следующему поколению. Она была явно расстроена и недавно плакала. Тёмные пышные волосы, видимо, обычно собранные в пышный пучок, рассыпались по плечам в беспорядке, что отнюдь не портило её внешности. Очень красивая девушка. Да и остальные женщины по всей вероятности в молодости были красивы, они и сейчас ещё ничего. Единственный представитель сильного пола, молодой человек среднего роста, худощавый, с приятным лицом, не отмеченным печатью гения, тем не менее производил впечатление добродушного и честного малого.
Вопрос с американской гражданкой прояснила старшая из женщин, жестом и строгим взглядом утихомирив уже раскрывших рты сестёр. Да, они сестры, комиссар больше в этом не сомневался.
Рассказав о том, каким образом Ванда Паркер оказалась в их доме, Фелиция добавила:
— Так как пан из полиции, полагаю, имеет смысл показать вам письмо, полученное нами от поверенного Ванды. Где письмо Войцеховского? — Фелиция вопросительно глянула на сестёр.
Те молчали. Отозвалась Доротка:
— Вчера ночью вы его держали в руках, тётя.
Глаза Фелиции гневно сверкнула.
— И что я с ним сделала?
Доротка тоже придерживалась мнения, что письмо Войцеховского очень неплохо предъявить полиции: это избавит их от лишних пояснений и явится свидетельством того, что они говорят правду. Ведь полиции нужна правда и только правда. Вот только куда тётка умудрилась его опять задевать? Последний раз она держала конверт с письмом в руках, когда они дозванивались до Нью-Йорка. Потом тётка выгнала её из гостиной, а сама начала говорить с Войцеховским. И руки у неё были свободны, Доротка помнит, как Фелиция одной рукой взяла трубку, а другой придвинула аппарат. Никуда не выходила, от телефона не удалялась.
Сосредоточенно нахмурившись, Доротка подошла к маленькому столику у окна, на котором стоял телефонный аппарат, просмотрела лежавшие рядом бумаги, нагнулась к телефонным книгам, что стояли на полочке под столом, выпрямилась, огляделась и извлекла письмо Войцеховского из-за ближайшего цветочного горшка на подоконнике. Все так же молча подала конверт полицейскому.
— А, значит я его положила туда! — обрадовалась Фелиция. — Что значит положить на место! Хорошо, что ты запомнила.
— Ну и… — выжидающе произнёс полицейский, когда закончил чтение и получил очень важную информацию для размышлений.
Долго ждать ему не пришлось. Ответы посыпались градом.
— Ну и в самом деле — приехала, — с непонятной претензией подтвердила Меланья. — И постаралась максимально насладиться семейной обстановкой, вернее, атмосферой, так, кажется, она говорила. Только вот для нас это было несколько, я бы сказала, утомительно…
— Дубасила! — проникновенно информировал полицию Мартинек.
— Столько ей всего хотелось — голова шла кругом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100