Море казалось довольно прохладным, но видимость, благодаря полной луне, была отличной. Я прогазовал, чтобы выровнять машину на спуске, и сел на воду, подняв тучи брызг. Не заглушая мотор, открыл боковую дверь.
Яхта уже двигалась ко мне. Подойдя на двадцать или тридцать ярдов, она заметно сбавила ход. Я насчитал на палубе четверых человек, и еще один находился в рубке. Всех их видел совершенно ясно в лунном свете.
С правого борта уже спустили на воду резиновую лодку, двое спрыгнули в нее и погребли ко мне. Они подошли под мое левое крыло, и высокий бородатый мужчина в желтом дождевике ступил на поплавок, прижимая обеими руками к груди объемистый пакет. Он быстро обрел равновесие и передал пакет мне. Как только я взял его, он, не говоря ни слова, вернулся в лодку, и они начали грести к яхте. Я тут же поднялся в воздух и увидел, что яхта тронулась с места и взяла курс на северное побережье Африки.
Уже через пять минут я снова достиг высоты в три тысячи футов и держал точный курс на остров Ивиса. Как сказал Тэрк, все очень просто, но каждый раз, когда я повторял это представление, мы делили с ним пару тысяч настоящих американских долларов.
Впервые я увидел Тэрка привязанным за руки и за ноги к дереву на краю небольшой поляны в джунглях. Эта поляна использовалась как базовый лагерь северо-вьетнамских регулярных войск, действовавших в тылу американцев. Шел дождь, что никого не удивляло, поскольку стоял сезон дождей. Несмотря на жалкое состояние Тэрка, я понял, что он — сержант морской пехоты. Они оставили меня связанным возле него. Прежде чем уйти, один из охранников пнул меня в бок ногой достаточно сильно, чтобы сломать пару ребер, и мне пришлось немного покорчиться от боли в грязи. Сначала показалось, что Тэрк спит, но он открыл один глаз и не мигая уставился на меня.
— Как это случилось, генерал?
Я ответил:
— Вы ошиблись. Я командир эскадрильи. По-вашему — майор.
И тут он открыл второй глаз.
— Эй, с каких это пор британцы участвуют в нашей войне?
— Они и не участвуют, — усмехнулся я. — Я обучал пилотов. Несколько коротких командировок от Королевских военно-воздушных сил, а потом года два назад получил назначение в Королевские австралийские военно-воздушные силы. Это мой второй приезд сюда.
— И что же случилось?
— Я договорился, чтобы меня подбросили на вертолете «Медивак» из Динь-То в Сайгон. Во время полета мы заметили внизу, на рисовом поле, наш разбитый самолет, а рядом с ним кто-то махал нам.
— И вы спустились в порыве милосердия и только потом поняли, что совершили большую ошибку?
— Нас взяли под перекрестный огонь два крупнокалиберных пулемета. Только я один выбрался оттуда целым.
Он мрачно кивнул.
— Да, как говаривала моя старая бабушка, судьба к вам повернулась светлой стороной, генерал. Поблагодарим за это Господа Бога. Если бы вас взяли партизаны, вьетконг, а не эти регулярные войска, они бы подвесили вас за ноги и перерезали глотку.
Я с самого начала изумился его самообладанию, потому что он закрыл глаза и снова заснул, и его опертое на руку лицо, которое я ясно видел, стало безмятежным, как у ребенка. В конце концов и я, несмотря на непрерывный дождь и холод, тоже заснул и проснулся примерно в три часа утра, почувствовав, что кто-то зажимает мне рот рукой. Это оказался Тэрк. Он шептал мне на ухо, одновременно освобождая меня от пут.
Каким-то одному ему известным способом он сумел освободиться от веревок и задушил своим поясным ремнем часового. И мы заполучили автомат «АК» и нож-мачете.
Несколько часов они буквально наступали нам на пятки, и в перестрелке с патрулем из четырех человек я получил пулю в правую ногу. Это сильно сковало мои движения. Но Тэрк не бросил меня, даже когда я — благородный жест — приказал ему уходить одному.
Целых пять дней нам пришлось прятаться и бежать от погони, пока вертолет «Медивак» не заметил нас на поляне и не забрал с собой.
Он пару раз навестил меня в госпитале, но потом я уехал в Австралию на лечение и через шесть месяцев, когда окончательно выяснилось, что я так и останусь хромым, уволился со службы. А что касается Тэрка, то его лицо в течение короткого времени смотрело на меня со страниц всех журналов и газет, которые я покупал. Его наградили Почетной медалью Конгресса за то, что он возглавил группу подводных пловцов, взорвавшую в порту Хайфон четыре торпедных катера. Потом, отыскивая его, я писал в главный штаб корпуса в Сан-Диего, но мои письма спустя некоторое время стали возвращаться с пометкой, что он уволился со службы и его адрес неизвестен.
И вот однажды, едучи на машине по авениде Анденес на острове Ивиса, я чуть не переехал пьяного, лежавшего посреди дороги. По крайней мере, мне показалось, что он пьян. Но когда я подошел к нему и перевернул, то понял, что это просто хиппи до мозга костей с прической Иисуса — так они ее называют, хотя волосы, стянутые алой лентой, делали его больше похожим на апача. Это впечатление усиливало его худое изможденное лицо, сильно загоревшее под солнцем острова. На нем была хлопчатобумажная рубаха, подпоясанная по талии серебряной цепью вместо пояса, джинсы и открытые сандалии. Такие, как он, дюжинами бродили здесь повсюду, заполняя открытые кафе на набережной. Но имелось одно существенное отличие — медаль Почета, которая висела на серебряной цепочке у него на шее. И даже сейчас я не узнал в этом худом, изможденном человеке Тэрка, пока он сам не открыл глаза, не посмотрел на меня немигающим взглядом и безо всякого удивления не сказал:
— И что это вы повсюду мне попадаетесь, генерал?
В те времена я не жил в самом городе, а работал в небольшой рыбацкой деревушке под названием Тихола в нескольких милях дальше по берегу залива у Порт-Руига. Получилось так, что не пришлось забирать Тэрка к себе домой. Он жил на тридцатифутовом морском катере «Мери Грант», стоявшем на причале у волнолома в гавани Ивисы; он работал аквалангистом. Часто он уходил далеко за маяк Ботафок, предпочитая зарабатывать себе на хлеб совсем другим способом.
Но все это я узнал позже, а в ту первую ночь понял только, что Тэрк изменился до неузнаваемости и что он, несомненно, больной человек.
Когда я доставил его в салон катера, он едва держался на ногах и сразу упал в кресло, опустив голову на руки; медленно поднялся и оперся на стол, только немного отдышавшись.
— Извините меня, генерал, всего одна минута. Мне нужен аспирин или что-нибудь в этом роде.
Он прошел в кормовую каюту, оставив дверь чуть приоткрытой, и я мог видеть его отражение в настенном зеркале. Он закатал рукав на левой руке и затянул жгут на предплечье, а когда достал шприц из ящика, я отвернулся.
Тэрк вошел в салон другим человеком, словно принял патентованное лекарство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Яхта уже двигалась ко мне. Подойдя на двадцать или тридцать ярдов, она заметно сбавила ход. Я насчитал на палубе четверых человек, и еще один находился в рубке. Всех их видел совершенно ясно в лунном свете.
С правого борта уже спустили на воду резиновую лодку, двое спрыгнули в нее и погребли ко мне. Они подошли под мое левое крыло, и высокий бородатый мужчина в желтом дождевике ступил на поплавок, прижимая обеими руками к груди объемистый пакет. Он быстро обрел равновесие и передал пакет мне. Как только я взял его, он, не говоря ни слова, вернулся в лодку, и они начали грести к яхте. Я тут же поднялся в воздух и увидел, что яхта тронулась с места и взяла курс на северное побережье Африки.
Уже через пять минут я снова достиг высоты в три тысячи футов и держал точный курс на остров Ивиса. Как сказал Тэрк, все очень просто, но каждый раз, когда я повторял это представление, мы делили с ним пару тысяч настоящих американских долларов.
Впервые я увидел Тэрка привязанным за руки и за ноги к дереву на краю небольшой поляны в джунглях. Эта поляна использовалась как базовый лагерь северо-вьетнамских регулярных войск, действовавших в тылу американцев. Шел дождь, что никого не удивляло, поскольку стоял сезон дождей. Несмотря на жалкое состояние Тэрка, я понял, что он — сержант морской пехоты. Они оставили меня связанным возле него. Прежде чем уйти, один из охранников пнул меня в бок ногой достаточно сильно, чтобы сломать пару ребер, и мне пришлось немного покорчиться от боли в грязи. Сначала показалось, что Тэрк спит, но он открыл один глаз и не мигая уставился на меня.
— Как это случилось, генерал?
Я ответил:
— Вы ошиблись. Я командир эскадрильи. По-вашему — майор.
И тут он открыл второй глаз.
— Эй, с каких это пор британцы участвуют в нашей войне?
— Они и не участвуют, — усмехнулся я. — Я обучал пилотов. Несколько коротких командировок от Королевских военно-воздушных сил, а потом года два назад получил назначение в Королевские австралийские военно-воздушные силы. Это мой второй приезд сюда.
— И что же случилось?
— Я договорился, чтобы меня подбросили на вертолете «Медивак» из Динь-То в Сайгон. Во время полета мы заметили внизу, на рисовом поле, наш разбитый самолет, а рядом с ним кто-то махал нам.
— И вы спустились в порыве милосердия и только потом поняли, что совершили большую ошибку?
— Нас взяли под перекрестный огонь два крупнокалиберных пулемета. Только я один выбрался оттуда целым.
Он мрачно кивнул.
— Да, как говаривала моя старая бабушка, судьба к вам повернулась светлой стороной, генерал. Поблагодарим за это Господа Бога. Если бы вас взяли партизаны, вьетконг, а не эти регулярные войска, они бы подвесили вас за ноги и перерезали глотку.
Я с самого начала изумился его самообладанию, потому что он закрыл глаза и снова заснул, и его опертое на руку лицо, которое я ясно видел, стало безмятежным, как у ребенка. В конце концов и я, несмотря на непрерывный дождь и холод, тоже заснул и проснулся примерно в три часа утра, почувствовав, что кто-то зажимает мне рот рукой. Это оказался Тэрк. Он шептал мне на ухо, одновременно освобождая меня от пут.
Каким-то одному ему известным способом он сумел освободиться от веревок и задушил своим поясным ремнем часового. И мы заполучили автомат «АК» и нож-мачете.
Несколько часов они буквально наступали нам на пятки, и в перестрелке с патрулем из четырех человек я получил пулю в правую ногу. Это сильно сковало мои движения. Но Тэрк не бросил меня, даже когда я — благородный жест — приказал ему уходить одному.
Целых пять дней нам пришлось прятаться и бежать от погони, пока вертолет «Медивак» не заметил нас на поляне и не забрал с собой.
Он пару раз навестил меня в госпитале, но потом я уехал в Австралию на лечение и через шесть месяцев, когда окончательно выяснилось, что я так и останусь хромым, уволился со службы. А что касается Тэрка, то его лицо в течение короткого времени смотрело на меня со страниц всех журналов и газет, которые я покупал. Его наградили Почетной медалью Конгресса за то, что он возглавил группу подводных пловцов, взорвавшую в порту Хайфон четыре торпедных катера. Потом, отыскивая его, я писал в главный штаб корпуса в Сан-Диего, но мои письма спустя некоторое время стали возвращаться с пометкой, что он уволился со службы и его адрес неизвестен.
И вот однажды, едучи на машине по авениде Анденес на острове Ивиса, я чуть не переехал пьяного, лежавшего посреди дороги. По крайней мере, мне показалось, что он пьян. Но когда я подошел к нему и перевернул, то понял, что это просто хиппи до мозга костей с прической Иисуса — так они ее называют, хотя волосы, стянутые алой лентой, делали его больше похожим на апача. Это впечатление усиливало его худое изможденное лицо, сильно загоревшее под солнцем острова. На нем была хлопчатобумажная рубаха, подпоясанная по талии серебряной цепью вместо пояса, джинсы и открытые сандалии. Такие, как он, дюжинами бродили здесь повсюду, заполняя открытые кафе на набережной. Но имелось одно существенное отличие — медаль Почета, которая висела на серебряной цепочке у него на шее. И даже сейчас я не узнал в этом худом, изможденном человеке Тэрка, пока он сам не открыл глаза, не посмотрел на меня немигающим взглядом и безо всякого удивления не сказал:
— И что это вы повсюду мне попадаетесь, генерал?
В те времена я не жил в самом городе, а работал в небольшой рыбацкой деревушке под названием Тихола в нескольких милях дальше по берегу залива у Порт-Руига. Получилось так, что не пришлось забирать Тэрка к себе домой. Он жил на тридцатифутовом морском катере «Мери Грант», стоявшем на причале у волнолома в гавани Ивисы; он работал аквалангистом. Часто он уходил далеко за маяк Ботафок, предпочитая зарабатывать себе на хлеб совсем другим способом.
Но все это я узнал позже, а в ту первую ночь понял только, что Тэрк изменился до неузнаваемости и что он, несомненно, больной человек.
Когда я доставил его в салон катера, он едва держался на ногах и сразу упал в кресло, опустив голову на руки; медленно поднялся и оперся на стол, только немного отдышавшись.
— Извините меня, генерал, всего одна минута. Мне нужен аспирин или что-нибудь в этом роде.
Он прошел в кормовую каюту, оставив дверь чуть приоткрытой, и я мог видеть его отражение в настенном зеркале. Он закатал рукав на левой руке и затянул жгут на предплечье, а когда достал шприц из ящика, я отвернулся.
Тэрк вошел в салон другим человеком, словно принял патентованное лекарство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45