Судье передали оформленное письменно решение, которое он зачитал вслух. Все три пункта обвинения были утверждены. И по каждому из них требовался незамедлительный арест Синтии Эрнст.
Глава 4
— Ну, ребята, теперь пошевеливайтесь, — сказал Кэрзон Ноулз, протягивая Эйнсли прозрачную папку, куда были вложены два экземпляра постановления большого совета. — Пусть они хоть трижды присягали, но как только присяжные разъедутся отсюда, кто-нибудь из них неизбежно проболтается. Слухи о комиссаре Эрнст распространятся тогда, что твой лесной пожар, и непременно дойдут до нее самой.
Разговор происходил в вестибюле на полпути к лифтам. Собираясь попрощаться с Ноулзом, Эйнсли спросил:
— А нельзя их как-нибудь задержать здесь? У этого состава совета есть еще сегодня какие-нибудь дела?
— Есть одно. Мы, собственно, так и запланировали. Но это еще на час, не больше. Потом ни за что не могу ручаться. В управлении полиции уже знают, что обвинения утверждены; Монтесино сама позвонила вашему шефу… Кстати, мне ведено передать тебе, что по прибытии на службу ты должен сразу явиться в кабинет заместителя начальника полиции Серрано. — Он бросил на Эйнсли выразительный взгляд. — Не каждый день ваше руководство лично влезает в расследование убийства, верно?
— Просто дело касается городского комиссара. Мэр и комиссары — особая каста; с ними нужна сверхделикатность.
Будучи чиновником прокуратуры штата, Ноулз занимался делами по всем городам и весям Флориды, а о политических перипетиях в самом Майами знал меньше, чем любой полицейский сержант.
Когда двери лифта уже почти сошлись, Ноулз бросил вслед:
— Удачи тебе!
“Какой еще удачи?” — недоумевал Эйнсли, пока лифт скользил вниз. В его собственном понимании удача могла заключаться только в том, чтобы его роль во всей этой драме закончилась, как только решение большого совета передадут в руки заместителя начальника управления полиции. Но он подозревал, что так просто не отделается.
Тем временем произошли немаловажные события и в семейной жизни Эйнсли. Поздним вечером в прошлую пятницу он сообщил Карен о своем решении уйти из отдела расследования убийств, как только нынешнее дело будет полностью завершено, а быть может, и оставить службу в полиции вообще, хотя об этом ему еще предстояло поразмыслить. Карен чуть не расплакалась от радости, узнав эту новость. “Ты не представляешь, как я счастлива, милый! Я же вижу, как тяжко тебе дается твоя проклятая работа. Все, с тебя довольно! Уходи оттуда совсем. О будущем не беспокойся, как-нибудь выкрутимся! Самое главное — это ты. Для меня, для Джейсона и… — она осторожно провела ладонью по своему округлившемуся животу, — еще для кое-кого”.
В тот вечер они говорили о Синтии. Эйнсли рассказал о трагедии ее детства, о той ненависти, которая переполняла эту женщину, о преступлениях, совершенных, чтобы утолить ее. И, наконец, о неизбежном и уже скором наказании.
Карен слушала и реагировала на все со своим несокрушимым здравым смыслом, который за девять лет жизни с ней он научился так ценить. “Конечно, мне жаль Синтию. Ее пожалел бы всякий, особенно — другая женщина. Но необходимо понять, что ничего из того, что сотворили с ней или что совершила она сама, — изменить нельзя. Слишком поздно. И, что бы ни случилось, остальные люди — а мы с тобой в особенности — ни в коем случае не должны взваливать на себя даже крохотную долю горя или вины Синтии. Иначе и наша жизнь полетит под откос. Поэтому я скажу тебе: да, Малколм, сделай то, что велит тебе долг, но только в самый последний раз. А потом все — уходи!”
Всякий раз, когда Карен произносила имя Синтии, Эйнсли, как и прежде, начинал думать: знает она об их прошлой связи или нет?
Но важнее всего было выполнить эту его миссию — теперь уже совершенно точно последнюю — как можно быстрее.
Двери лифта открылись в холле первого этажа здания суда.
Пользуясь привилегией полицейского, Эйнсли оставил свою машину прямо при входе и потому добрался до штаб-квартиры управления полиции, — три квартала на север, два — на запад, — за несколько минут.
Когда он вошел в приемную офиса Отеро Серрано, начальника всех следственных отделов, секретарша поднялась и сказала:
— Добрый день, сержант. Проходите, вас ждут. Эйнсли застал Серрано, Марка Фигераса, Маноло Янеса и Лео Ньюболда за оживленной беседой. Но стоило ему войти, голоса умолкли, головы повернулись к нему.
— Я вижу, вы привезли решение совета, сержант? — сказал вместо приветствия Серрано, высокорослый атлет, сам в прошлом незаурядный сыщик.
— Да, сэр, — ответил Эйнсли и вручил ему папку. Серрано положил одну копию перед собой, вторую передал Фигерасу.
Пока начальство было поглощено чтением, в кабинет тихо провели Руби Боуи. Она подошла к Эйнсли и шепнула:
— Нам нужно поговорить. Я нашла ее ребенка.
— Ребенка Синтии? — Изумленный, Эйнсли оглянулся по сторонам. — Мы можем…
— Не думаю. Пока не сможем, — ответила она быстро. Пока собравшиеся читали, слышны были вздохи. Фигерас, закончивший читать первым, застонал:
— Боже, хуже просто быть не может!
— Кто бы мог себе представить такое? — более сдержанно отозвался Серрано.
Дверь кабинета снова открылась, и в кабинет вошел начальник полиции Фэррелл Кетлидж собственной персоной. Подчиненные поспешили вытянуться перед ним, но он лишь вяло махнул рукой.
— Продолжайте, — сказал он и встал у окна. — Здесь командуешь ты, Отеро. Чтение возобновилось.
— Да-а-а… Подставила нас Синтия, что и говорить, — прервал молчание Фигерас. — Она получила повышение уже после того, как скрыла улики против Дженсена, убившего бывшую жену и ее парня.
— Вот уж репортеры порезвятся! — вырвалось у Маноло Янеса.
Как ни важен был первый пункт обвинения, Эйнсли понял, что руководство больше всего уязвили второй и третий, где говорилось о соучастии офицера полиции Синтии Эрнст в одном убийстве и недонесении о другом.
— Если дойдет до суда, он может длиться годами, — сказал Лео Ньюболд. — И все это время мы будем под перекрестным огнем.
Остальные мрачно закивали.
— Тогда закончим на этом, — вмешался Серрано. — Я хотел только поставить вас в известность, потому что достанется на орехи всем. Однако теперь пора действовать.
— Может быть, было бы даже лучше, если бы Эрнст обо всем узнала прежде, чем за ней придут, — сказал вдруг Ньюболд. — Единственный выход в се положении — это пустить себе пулю в лоб и избавить всех от кучи проблем.
Эйнсли ожидал, что Янес резко отчитает лейтенанта, но напрасно. Воцарилась полнейшая тишина; даже начальник полиции не проронил ни слова.
“Уж не молчаливый ли это приказ?” — подумал Эйнсли, но отринул это предположение как совершенный вздор. В этот момент к нему обратился Серрано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Глава 4
— Ну, ребята, теперь пошевеливайтесь, — сказал Кэрзон Ноулз, протягивая Эйнсли прозрачную папку, куда были вложены два экземпляра постановления большого совета. — Пусть они хоть трижды присягали, но как только присяжные разъедутся отсюда, кто-нибудь из них неизбежно проболтается. Слухи о комиссаре Эрнст распространятся тогда, что твой лесной пожар, и непременно дойдут до нее самой.
Разговор происходил в вестибюле на полпути к лифтам. Собираясь попрощаться с Ноулзом, Эйнсли спросил:
— А нельзя их как-нибудь задержать здесь? У этого состава совета есть еще сегодня какие-нибудь дела?
— Есть одно. Мы, собственно, так и запланировали. Но это еще на час, не больше. Потом ни за что не могу ручаться. В управлении полиции уже знают, что обвинения утверждены; Монтесино сама позвонила вашему шефу… Кстати, мне ведено передать тебе, что по прибытии на службу ты должен сразу явиться в кабинет заместителя начальника полиции Серрано. — Он бросил на Эйнсли выразительный взгляд. — Не каждый день ваше руководство лично влезает в расследование убийства, верно?
— Просто дело касается городского комиссара. Мэр и комиссары — особая каста; с ними нужна сверхделикатность.
Будучи чиновником прокуратуры штата, Ноулз занимался делами по всем городам и весям Флориды, а о политических перипетиях в самом Майами знал меньше, чем любой полицейский сержант.
Когда двери лифта уже почти сошлись, Ноулз бросил вслед:
— Удачи тебе!
“Какой еще удачи?” — недоумевал Эйнсли, пока лифт скользил вниз. В его собственном понимании удача могла заключаться только в том, чтобы его роль во всей этой драме закончилась, как только решение большого совета передадут в руки заместителя начальника управления полиции. Но он подозревал, что так просто не отделается.
Тем временем произошли немаловажные события и в семейной жизни Эйнсли. Поздним вечером в прошлую пятницу он сообщил Карен о своем решении уйти из отдела расследования убийств, как только нынешнее дело будет полностью завершено, а быть может, и оставить службу в полиции вообще, хотя об этом ему еще предстояло поразмыслить. Карен чуть не расплакалась от радости, узнав эту новость. “Ты не представляешь, как я счастлива, милый! Я же вижу, как тяжко тебе дается твоя проклятая работа. Все, с тебя довольно! Уходи оттуда совсем. О будущем не беспокойся, как-нибудь выкрутимся! Самое главное — это ты. Для меня, для Джейсона и… — она осторожно провела ладонью по своему округлившемуся животу, — еще для кое-кого”.
В тот вечер они говорили о Синтии. Эйнсли рассказал о трагедии ее детства, о той ненависти, которая переполняла эту женщину, о преступлениях, совершенных, чтобы утолить ее. И, наконец, о неизбежном и уже скором наказании.
Карен слушала и реагировала на все со своим несокрушимым здравым смыслом, который за девять лет жизни с ней он научился так ценить. “Конечно, мне жаль Синтию. Ее пожалел бы всякий, особенно — другая женщина. Но необходимо понять, что ничего из того, что сотворили с ней или что совершила она сама, — изменить нельзя. Слишком поздно. И, что бы ни случилось, остальные люди — а мы с тобой в особенности — ни в коем случае не должны взваливать на себя даже крохотную долю горя или вины Синтии. Иначе и наша жизнь полетит под откос. Поэтому я скажу тебе: да, Малколм, сделай то, что велит тебе долг, но только в самый последний раз. А потом все — уходи!”
Всякий раз, когда Карен произносила имя Синтии, Эйнсли, как и прежде, начинал думать: знает она об их прошлой связи или нет?
Но важнее всего было выполнить эту его миссию — теперь уже совершенно точно последнюю — как можно быстрее.
Двери лифта открылись в холле первого этажа здания суда.
Пользуясь привилегией полицейского, Эйнсли оставил свою машину прямо при входе и потому добрался до штаб-квартиры управления полиции, — три квартала на север, два — на запад, — за несколько минут.
Когда он вошел в приемную офиса Отеро Серрано, начальника всех следственных отделов, секретарша поднялась и сказала:
— Добрый день, сержант. Проходите, вас ждут. Эйнсли застал Серрано, Марка Фигераса, Маноло Янеса и Лео Ньюболда за оживленной беседой. Но стоило ему войти, голоса умолкли, головы повернулись к нему.
— Я вижу, вы привезли решение совета, сержант? — сказал вместо приветствия Серрано, высокорослый атлет, сам в прошлом незаурядный сыщик.
— Да, сэр, — ответил Эйнсли и вручил ему папку. Серрано положил одну копию перед собой, вторую передал Фигерасу.
Пока начальство было поглощено чтением, в кабинет тихо провели Руби Боуи. Она подошла к Эйнсли и шепнула:
— Нам нужно поговорить. Я нашла ее ребенка.
— Ребенка Синтии? — Изумленный, Эйнсли оглянулся по сторонам. — Мы можем…
— Не думаю. Пока не сможем, — ответила она быстро. Пока собравшиеся читали, слышны были вздохи. Фигерас, закончивший читать первым, застонал:
— Боже, хуже просто быть не может!
— Кто бы мог себе представить такое? — более сдержанно отозвался Серрано.
Дверь кабинета снова открылась, и в кабинет вошел начальник полиции Фэррелл Кетлидж собственной персоной. Подчиненные поспешили вытянуться перед ним, но он лишь вяло махнул рукой.
— Продолжайте, — сказал он и встал у окна. — Здесь командуешь ты, Отеро. Чтение возобновилось.
— Да-а-а… Подставила нас Синтия, что и говорить, — прервал молчание Фигерас. — Она получила повышение уже после того, как скрыла улики против Дженсена, убившего бывшую жену и ее парня.
— Вот уж репортеры порезвятся! — вырвалось у Маноло Янеса.
Как ни важен был первый пункт обвинения, Эйнсли понял, что руководство больше всего уязвили второй и третий, где говорилось о соучастии офицера полиции Синтии Эрнст в одном убийстве и недонесении о другом.
— Если дойдет до суда, он может длиться годами, — сказал Лео Ньюболд. — И все это время мы будем под перекрестным огнем.
Остальные мрачно закивали.
— Тогда закончим на этом, — вмешался Серрано. — Я хотел только поставить вас в известность, потому что достанется на орехи всем. Однако теперь пора действовать.
— Может быть, было бы даже лучше, если бы Эрнст обо всем узнала прежде, чем за ней придут, — сказал вдруг Ньюболд. — Единственный выход в се положении — это пустить себе пулю в лоб и избавить всех от кучи проблем.
Эйнсли ожидал, что Янес резко отчитает лейтенанта, но напрасно. Воцарилась полнейшая тишина; даже начальник полиции не проронил ни слова.
“Уж не молчаливый ли это приказ?” — подумал Эйнсли, но отринул это предположение как совершенный вздор. В этот момент к нему обратился Серрано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140