В доме всю ночь провели человек десять они дежурили у одра миссис Флинт, а старик Притчел сидел взаперти в своей комнате целый и невредимый. На рассвете они услыхали, как он там топчется и возится, и тогда кто-то из них постучал в дверь и стучал до тех пор, пока он не приоткрыл дверь и не начал опять с проклятьями выгонять их из дома. Потом снова запер дверь. Старик, как видно, здорово потрясен. Наверно, все произошло у него на глазах, а в его возрасте, да еще когда он выгнал всех домочадцев, кроме этой своей придурковатой дочки, которая в конце концов тоже его бросила и ушла куда глаза глядят... Я ничуть не удивляюсь, что она вышла даже за такого типа, как Флинт. Что там в Библии сказано? "Кто живет мечом, от меча и погибнет"?1 Ну, а в случае со старым Притчелом под мечом надо понимать то, на что он променял весь род человеческий, когда еще был молод, здоров и силен и ни в ком не нуждался. Но чтобы вы не волновались, я полчаса назад послал туда Брайана Юэлла и велел ему впредь до моих распоряжений не спускать глаз с этой запертой двери - или со старика Притчела, если тот из нее выйдет, и я послал Бена Берри и еще кое-кого в дом Флинта и велел Бену мне оттуда позвонить. Когда я что-нибудь узнаю, я вам сразу же сообщу. Да только я ничего не узнаю, потому что этот тип сбежал. Вчера после убийства его схватили, потому что он совершил ошибку, а человек, способный выйти из тюрьмы так, как вышел он, не совершит двух ошибок подряд на расстоянии пятисот миль от Джефферсона или от штата Миссисипи.
- Ошибку? - сказал дядя Гэвин. - Да ведь он только сегодня утром сказал нам, для чего ему хотелось сесть в тюрьму.
- Для чего?
- Для того, чтоб из нее сбежать.
- Для чего ж ему было снова из нее выходить, ведь он же был на свободе и мог остаться на свободе, попросту удрав, а он вместо этого сообщил мне по телефону, что совершил убийство?
- Не знаю, - отвечал дядя Гэвин. - Вы уверены, что старик Притчел...
- Я же вам сказал, что сегодня утром его видели и разговаривали с ним сквозь полуоткрытую дверь. А Брайан Юэлл наверняка и сейчас сидит на стуле, подпирая эту самую дверь, - пусть только посмеет не сидеть! Я позвоню вам, если что-нибудь узнаю. Но я уже сказал вам, что ровно ничего я больше не узнаю.
Он позвонил через час. Он только что разговаривал со своим помощником. Тот обыскал дом Флинта и сообщил всего лишь, что Флинт побывал там ночью черный ход открыт, на полу валяются осколки керосиновой лампы, которую Флинт, очевидно, уронил, когда возился в темноте, потому что за большим, в спешке перерытым сундуком помощник нашел скрученную жгутом бумажку - Флинт, наверно, зажигал ее, когда рылся в сундуке, - клочок бумаги, оторванный от анонса...
- От чего? - спросил дядя Гэвин.
- Вот и я тоже спросил, - отвечал шериф. -- А Бен и говорит: "Если тебе не нравится, как я читаю, пришли сюда кого-нибудь другого. Это клочок бумаги, оторванный скорее всего от уголка анонса, потому что на нем написано по-английски, даже я прочесть могу", а я ему говорю: "Скажи мне точно, что у тебя в руке". И он сказал. Это, говорит, страница из журнала или из газетки под названием "Анонс" 2. Там еще какие-то слова напечатаны, да только Бену их никак было не разобрать - он потерял очки в лесу, когда окружал дом, чтобы поймать Флинта, чем бы он там ни занимался - может, завтрак сам себе готовил. Вы знаете, что это такое?
- Да, - сказал дядя Гэвин.
- Вы знаете, что все это значит и почему оно там было?
- Да, - ответил дядя Гэвин. - Но зачем?
- Не могу вам сказать. И сам он никогда не скажет. Потому что он ушел, Гэвин. Конечно, мы его поймаем, то есть кто-нибудь его поймает, где-нибудь, когда-нибудь. Но только не здесь и не за это. Выходит, эта несчастная безобидная придурковатая баба не стоила даже того, чтобы за нее отомстила та самая справедливость, которую вы ставите выше истины.
Казалось, на том дело и кончилось. В тот же день миссис Флинт похоронили. Старик продолжал сидеть взаперти у себя в комнате, он даже не вышел, когда все уехали с гробом на кладбище, а в доме остался один только помощник шерифа, подпиравший своим стулом запертую дверь, да две соседки, которые сварили старому Притчелу горячий обед и в конце концов уговорили его приоткрыть дверь, чтобы взять у них поднос с едой. Он поблагодарил их, ворчливо и угрюмо, за все, что они для него сделали в последние сутки. Одну из женщин это так тронуло, что она предложила назавтра вернуться и снова сварить ему обед, но тут старика вновь обуяла вспыльчивость и грубость, и добрая женщина даже пожалела о своем предложении, когда из-за приотворенной двери раздался хриплый скрипучий стариковский голос: "Не нужна мне никакая помощь. У меня все равно уже два года как нет дочки", после чего у них под носом захлопнулась дверь и щелкнул замок.
Затем обе женщины ушли, и только помощник шерифа остался сидеть на стуле у дверей. Он возвратился в город на следующее утро и рассказал, как старик внезапно распахнул дверь, и не успел задремавший помощник отскочить, как тот ногой выбил из-под него стул и со страшной руганью велел убираться вон, а когда он (помощник шерифа) чуть позже выглянул из-за угла сарая, из кухонного окна сверкнул выстрел, и заряд дроби, предназначенный для белок, угодил в стену в каком-нибудь ярде от его головы. Шериф и об этом сообщил дяде Гэвину по телефону:
- Итак, он снова там один. А раз он сам того желает, я не против. Мне его, конечно, жалко. Мне жалко любого, кому приходится жить на свете с таким характером. Старый, одинокий, да еще такая беда с ним стряслась. Все равно как если б тебя унесло ураганом, повертело, да и зашвырнуло назад на то же самое место, и ни тебе пользы, ни удовольствия, словно ты и вовсе нигде не побывал. Что я вам вчера насчет меча говорил?
- Не помню, - сказал дядя Гэвин. - Вы много чего вчера говорили.
- И много чего оказалось правильным. Я сказал, что вчера все кончилось. И так оно и есть. Этот тип когда-нибудь снова попадется, но это будет не у нас.
Но не только это было странно. Казалось, будто Флинта никогда вообще здесь не было - ни следа, ни царапины на стене той камеры, в которой он сидел. Жалкая горсточка людей - они сочувствовали, но не горевали разошлась, покинула свежую могилу женщины, которая в лучшем случае ничем не затронула нашу жизнь, которую кое-кто из нас знал, хотя никогда ее не видел, а кое-кто видел, но никогда не знал... Бездетный старик, которого большинство из нас вообще никогда не видело, опять один в доме, где, по его же собственным словам, все равно уже два года не бывало детей...
- Словно ничего этого вовсе и не произошло, - сказал дядя Гэвин. Триумвират - убийца, жертва и безутешный отец - не три живых человека из плоти и крови, а всего лишь иллюзия, театр теней на простыне; это не мужчины и не женщины, они не молоды и не стары, они всего лишь три ярлыка, которые отбрасывают две тени по одной-единственной простой причине - для того чтоб постулировать существование несправедливости и горя, требуются минимум двое.
1 2 3 4 5 6
- Ошибку? - сказал дядя Гэвин. - Да ведь он только сегодня утром сказал нам, для чего ему хотелось сесть в тюрьму.
- Для чего?
- Для того, чтоб из нее сбежать.
- Для чего ж ему было снова из нее выходить, ведь он же был на свободе и мог остаться на свободе, попросту удрав, а он вместо этого сообщил мне по телефону, что совершил убийство?
- Не знаю, - отвечал дядя Гэвин. - Вы уверены, что старик Притчел...
- Я же вам сказал, что сегодня утром его видели и разговаривали с ним сквозь полуоткрытую дверь. А Брайан Юэлл наверняка и сейчас сидит на стуле, подпирая эту самую дверь, - пусть только посмеет не сидеть! Я позвоню вам, если что-нибудь узнаю. Но я уже сказал вам, что ровно ничего я больше не узнаю.
Он позвонил через час. Он только что разговаривал со своим помощником. Тот обыскал дом Флинта и сообщил всего лишь, что Флинт побывал там ночью черный ход открыт, на полу валяются осколки керосиновой лампы, которую Флинт, очевидно, уронил, когда возился в темноте, потому что за большим, в спешке перерытым сундуком помощник нашел скрученную жгутом бумажку - Флинт, наверно, зажигал ее, когда рылся в сундуке, - клочок бумаги, оторванный от анонса...
- От чего? - спросил дядя Гэвин.
- Вот и я тоже спросил, - отвечал шериф. -- А Бен и говорит: "Если тебе не нравится, как я читаю, пришли сюда кого-нибудь другого. Это клочок бумаги, оторванный скорее всего от уголка анонса, потому что на нем написано по-английски, даже я прочесть могу", а я ему говорю: "Скажи мне точно, что у тебя в руке". И он сказал. Это, говорит, страница из журнала или из газетки под названием "Анонс" 2. Там еще какие-то слова напечатаны, да только Бену их никак было не разобрать - он потерял очки в лесу, когда окружал дом, чтобы поймать Флинта, чем бы он там ни занимался - может, завтрак сам себе готовил. Вы знаете, что это такое?
- Да, - сказал дядя Гэвин.
- Вы знаете, что все это значит и почему оно там было?
- Да, - ответил дядя Гэвин. - Но зачем?
- Не могу вам сказать. И сам он никогда не скажет. Потому что он ушел, Гэвин. Конечно, мы его поймаем, то есть кто-нибудь его поймает, где-нибудь, когда-нибудь. Но только не здесь и не за это. Выходит, эта несчастная безобидная придурковатая баба не стоила даже того, чтобы за нее отомстила та самая справедливость, которую вы ставите выше истины.
Казалось, на том дело и кончилось. В тот же день миссис Флинт похоронили. Старик продолжал сидеть взаперти у себя в комнате, он даже не вышел, когда все уехали с гробом на кладбище, а в доме остался один только помощник шерифа, подпиравший своим стулом запертую дверь, да две соседки, которые сварили старому Притчелу горячий обед и в конце концов уговорили его приоткрыть дверь, чтобы взять у них поднос с едой. Он поблагодарил их, ворчливо и угрюмо, за все, что они для него сделали в последние сутки. Одну из женщин это так тронуло, что она предложила назавтра вернуться и снова сварить ему обед, но тут старика вновь обуяла вспыльчивость и грубость, и добрая женщина даже пожалела о своем предложении, когда из-за приотворенной двери раздался хриплый скрипучий стариковский голос: "Не нужна мне никакая помощь. У меня все равно уже два года как нет дочки", после чего у них под носом захлопнулась дверь и щелкнул замок.
Затем обе женщины ушли, и только помощник шерифа остался сидеть на стуле у дверей. Он возвратился в город на следующее утро и рассказал, как старик внезапно распахнул дверь, и не успел задремавший помощник отскочить, как тот ногой выбил из-под него стул и со страшной руганью велел убираться вон, а когда он (помощник шерифа) чуть позже выглянул из-за угла сарая, из кухонного окна сверкнул выстрел, и заряд дроби, предназначенный для белок, угодил в стену в каком-нибудь ярде от его головы. Шериф и об этом сообщил дяде Гэвину по телефону:
- Итак, он снова там один. А раз он сам того желает, я не против. Мне его, конечно, жалко. Мне жалко любого, кому приходится жить на свете с таким характером. Старый, одинокий, да еще такая беда с ним стряслась. Все равно как если б тебя унесло ураганом, повертело, да и зашвырнуло назад на то же самое место, и ни тебе пользы, ни удовольствия, словно ты и вовсе нигде не побывал. Что я вам вчера насчет меча говорил?
- Не помню, - сказал дядя Гэвин. - Вы много чего вчера говорили.
- И много чего оказалось правильным. Я сказал, что вчера все кончилось. И так оно и есть. Этот тип когда-нибудь снова попадется, но это будет не у нас.
Но не только это было странно. Казалось, будто Флинта никогда вообще здесь не было - ни следа, ни царапины на стене той камеры, в которой он сидел. Жалкая горсточка людей - они сочувствовали, но не горевали разошлась, покинула свежую могилу женщины, которая в лучшем случае ничем не затронула нашу жизнь, которую кое-кто из нас знал, хотя никогда ее не видел, а кое-кто видел, но никогда не знал... Бездетный старик, которого большинство из нас вообще никогда не видело, опять один в доме, где, по его же собственным словам, все равно уже два года не бывало детей...
- Словно ничего этого вовсе и не произошло, - сказал дядя Гэвин. Триумвират - убийца, жертва и безутешный отец - не три живых человека из плоти и крови, а всего лишь иллюзия, театр теней на простыне; это не мужчины и не женщины, они не молоды и не стары, они всего лишь три ярлыка, которые отбрасывают две тени по одной-единственной простой причине - для того чтоб постулировать существование несправедливости и горя, требуются минимум двое.
1 2 3 4 5 6