перед ней сидел Януариус Джонс.
Она вскочила.
– Свинья, почему вы сразу не сказали?
– Что вы, уважаемая! Кто же откажется от милости богов?
Но она уже не слушала его. В дверях стояла миссис Пауэрс, с интересом наблюдая за ними. «Насмехается надо мной!» – в ярости подумала Сесили. Глаза ее блеснули синими клинками, но голос тек, как мед:
– Как глупо, вот так, не глядя, – сказала она сладким голоском. – Но я увидала вас и решила, что Дональд тут, рядом. Если бы я была мужчиной, я бы непременно старалась быть всегда рядом с вами. Но я не знала, что вы и мистер… мистер Смит – такие добрые друзья. Хотя, говорят, толстые мужчины особенно привлекательны. Можно мне все-таки повидать Дональда? Вы не возражаете?
От гнева она совсем осмелела. Войдя в кабинет, она взглянула на Мэгона без всякого страха – на лицо, на шрам. Она поздоровалась с ректором, поцеловала его, потом быстрым грациозным движением повернулась к Мэгону, отводя взгляд от его шрама. Он смотрел на нее спокойно, без всякого выражения.
– Из-за тебя я попала в глупое положение, – шепнула она со сдержанной яростью, нежно целуя его в губы.
Джонс, забытый всеми, пошел следом за ней по коридору и остановился у запертой двери кабинета, прислушиваясь к ее торопливому грудному голосу за немой дверью. Потом, нагнувшись, он заглянул в замочную скважину. Но ничего не было видно, и, чувствуя, как от наклона у него перехватывает дыхание, ощущая, как подтяжки врезаются в жирные согнутые плечи, он выпрямился и встретил бесстрастный, внимательный взгляд Гиллигена. Желтые глаза Джонса сразу опустели, он обошел воинственно застывшую фигуру Гиллигена и, небрежно посвистывая, вышел на улицу.
11
Сесили Сондерс вернулась домой, раздувая в себе и без того неугасавшее возмущение. У дома ее уже издали окликнула мать – и она застала обоих родителей вместе, на веранде.
– Ну, как Дональд? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, сказала: – Джордж Фарр звонил, как только ты ушла. Я тебя прошу, говори заранее, что ему передать, когда тебя нет. Тоби все время приходится бросать работу и бегать к телефону.
Сесили, не ответив, прошла было к двери, выходившей на веранду, но отец поймал ее за руку и не пустил.
– Как выглядит Дональд сегодня? – спросил он, повторяя вопрос жены.
Она напрягла руку, стараясь вырваться.
– Не знаю и знать не хочу, – резко сказала она.
– Разве ты не зашла к ним? – В голосе ее матери послышалось удивление.
– Я думала, ты пошла туда.
– Пусти меня, папа! – Она раздраженно дернула рукой. – Я хочу переодеться. – (Он чувствовал ее напряженные хрупкие пальцы).
– Ну, пусти же! – умоляюще протянула она, но он только сказал:
– Пойди сюда, дочка!
– Нет, Роберт, – вмешалась жена, – ты же обещал не трогать ее!
– Пойди сюда, дочка, – повторил он, и, не сопротивляясь, она позволила притянуть себя за руку к его креслу. Она присела, нервная, нетерпеливая, и отец обнял ее одной рукой. – Почему ты не пошла туда?
– Но, Роберт, ты же обещал! – как попугай, повторила жена.
– Пусти меня, папа! – Она вся напряглась под тонким светлым платьем. Но он не отпускал ее, и она сказала: – Я там была.
– И видела Дональда?
– О да! Эта противная черная женщина наконец снизошла – допустила меня к нему на несколько минут. И, конечно, в ее присутствии.
– Какая противная черная женщина, детка? – с интересом спросила миссис Сондерс.
– Черная женщина? Ах, эта самая миссис, как ее там. А я-то думал, что вы с ней подружитесь, дочка! Мне казалось, что у нее хорошая, трезвая голова.
– Не сомневаюсь. Только…
– Какая черная женщина, Сесили?
– …только ты лучше не показывай Дональду, что она и тебя покорила!
– Дочка, дочка! Что ты болтаешь!
– Тебе хорошо так говорить! – сказала она, напряженно и страстно. – Но у меня есть глаза. Разве я не вижу? Зачем она поехала за ним из самого Чикаго или где они там были? И ты еще ждешь, чтобы я…
– Кто приехал? Откуда? Какая женщина, Сесили? Какая женщина, Роберт?
Но никто не обращал на нее внимания.
– Нет, дочка, ты к ней несправедлива. Ты просто не в себе.
Он не отпускал ее, напряженную, хрупкую.
– А я тебе говорю, она… Нет, тут не только она. Это я ему простила, потому что он больной, потому что он всегда был такой с… ну, с женщинами. Помнишь, еще до войны? Но он меня унизил перед всеми, он… он сегодня… Пусти меня, папочка, – повторила она умоляюще, стараясь вырваться от него.
– Но какая женщина, Сесили? При чем тут женщина? – В голосе матери слышалось раздражение.
– Дочка, милая, не забывай, что он очень болен. А про миссис… м-м…
– Роберт, кто эта женщина?
– …продумай все хорошенько вечером, а утром поговорим.
– Нет, говорю тебе: между нами все кончено. Он меня унизил перед ней! – Она вырвала руку и бросилась к двери.
– Сесили! – крикнула мать вслед улетающим складкам тонкого платья. – Ты позвонишь Джорджу Фарру?
– Нет! Ни за что! Ненавижу мужчин!
Четкий, отрывистый стук каблучков замер на лестнице, хлопнула дверь. Миссис Сондерс со скрипом опустилась в кресло.
– В чем дело, Роберт? И он ей все рассказал.
12
К завтраку Сесили не вышла. Отец поднялся наверх и на этот раз постучал в дверь.
– Да! – Ее голос прозвучал сквозь деревянную панель приглушенно и слабо.
– Это я, Си. Можно войти?
Ответа не было, и он зашел. Она еще не успела умыться, и ее раскрасневшееся от сна личико казалось совсем детским. Вся комната была пропитана этим сокровенным отдыхом, он щекотал ноздри, как запах, и отец смутился, почувствовал себя неловким и назойливым. Присев на край кровати, он осторожно взял ее протянутую ладонь. Ее пальцы безответно лежали в его руке.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – Она не ответила, сознавая свое превосходство, и он продолжал с напускной веселостью: – Больше не сердишься на этого беднягу, молодого Мэгона?
– Я о нем не думаю. Больше я ему не нужна.
– Как это – не нужна! – И бодрым голосом: – Мы считаем, что ты для него – лучшее лекарство!
– Как же я могу?
– Что? Не понимаю!
– Он свое лекарство привез с собой.
Какое спокойствие, какое возмутительное спокойствие. Нет, он должен.
– А ты не подумала, что, может быть, я, при всей моей ограниченности, больше понимаю в таких вещах, чем ты?
Она отняла руку, спрятала под одеяло, не отвечая ему, даже не глядя в его сторону.
– Ты ведешь себя глупо, Сесили, – продолжал он. – Чем он тебя обидел вчера, этот мальчик?
– Просто оскорбил меня при другой женщине. Но мне не хочется обсуждать это.
– Но послушай! Неужели ты отказываешься даже навещать его, хотя от тебя зависит – выздоровеет он или нет?
– С ним эта черная женщина. Если уж она, при всей своей опытности, не может вылечить его – так я уж, наверно, не смогу.
Отец медленно побагровел. Она равнодушно взглянула на него и, отвернувшись, стала смотреть в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Она вскочила.
– Свинья, почему вы сразу не сказали?
– Что вы, уважаемая! Кто же откажется от милости богов?
Но она уже не слушала его. В дверях стояла миссис Пауэрс, с интересом наблюдая за ними. «Насмехается надо мной!» – в ярости подумала Сесили. Глаза ее блеснули синими клинками, но голос тек, как мед:
– Как глупо, вот так, не глядя, – сказала она сладким голоском. – Но я увидала вас и решила, что Дональд тут, рядом. Если бы я была мужчиной, я бы непременно старалась быть всегда рядом с вами. Но я не знала, что вы и мистер… мистер Смит – такие добрые друзья. Хотя, говорят, толстые мужчины особенно привлекательны. Можно мне все-таки повидать Дональда? Вы не возражаете?
От гнева она совсем осмелела. Войдя в кабинет, она взглянула на Мэгона без всякого страха – на лицо, на шрам. Она поздоровалась с ректором, поцеловала его, потом быстрым грациозным движением повернулась к Мэгону, отводя взгляд от его шрама. Он смотрел на нее спокойно, без всякого выражения.
– Из-за тебя я попала в глупое положение, – шепнула она со сдержанной яростью, нежно целуя его в губы.
Джонс, забытый всеми, пошел следом за ней по коридору и остановился у запертой двери кабинета, прислушиваясь к ее торопливому грудному голосу за немой дверью. Потом, нагнувшись, он заглянул в замочную скважину. Но ничего не было видно, и, чувствуя, как от наклона у него перехватывает дыхание, ощущая, как подтяжки врезаются в жирные согнутые плечи, он выпрямился и встретил бесстрастный, внимательный взгляд Гиллигена. Желтые глаза Джонса сразу опустели, он обошел воинственно застывшую фигуру Гиллигена и, небрежно посвистывая, вышел на улицу.
11
Сесили Сондерс вернулась домой, раздувая в себе и без того неугасавшее возмущение. У дома ее уже издали окликнула мать – и она застала обоих родителей вместе, на веранде.
– Ну, как Дональд? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, сказала: – Джордж Фарр звонил, как только ты ушла. Я тебя прошу, говори заранее, что ему передать, когда тебя нет. Тоби все время приходится бросать работу и бегать к телефону.
Сесили, не ответив, прошла было к двери, выходившей на веранду, но отец поймал ее за руку и не пустил.
– Как выглядит Дональд сегодня? – спросил он, повторяя вопрос жены.
Она напрягла руку, стараясь вырваться.
– Не знаю и знать не хочу, – резко сказала она.
– Разве ты не зашла к ним? – В голосе ее матери послышалось удивление.
– Я думала, ты пошла туда.
– Пусти меня, папа! – Она раздраженно дернула рукой. – Я хочу переодеться. – (Он чувствовал ее напряженные хрупкие пальцы).
– Ну, пусти же! – умоляюще протянула она, но он только сказал:
– Пойди сюда, дочка!
– Нет, Роберт, – вмешалась жена, – ты же обещал не трогать ее!
– Пойди сюда, дочка, – повторил он, и, не сопротивляясь, она позволила притянуть себя за руку к его креслу. Она присела, нервная, нетерпеливая, и отец обнял ее одной рукой. – Почему ты не пошла туда?
– Но, Роберт, ты же обещал! – как попугай, повторила жена.
– Пусти меня, папа! – Она вся напряглась под тонким светлым платьем. Но он не отпускал ее, и она сказала: – Я там была.
– И видела Дональда?
– О да! Эта противная черная женщина наконец снизошла – допустила меня к нему на несколько минут. И, конечно, в ее присутствии.
– Какая противная черная женщина, детка? – с интересом спросила миссис Сондерс.
– Черная женщина? Ах, эта самая миссис, как ее там. А я-то думал, что вы с ней подружитесь, дочка! Мне казалось, что у нее хорошая, трезвая голова.
– Не сомневаюсь. Только…
– Какая черная женщина, Сесили?
– …только ты лучше не показывай Дональду, что она и тебя покорила!
– Дочка, дочка! Что ты болтаешь!
– Тебе хорошо так говорить! – сказала она, напряженно и страстно. – Но у меня есть глаза. Разве я не вижу? Зачем она поехала за ним из самого Чикаго или где они там были? И ты еще ждешь, чтобы я…
– Кто приехал? Откуда? Какая женщина, Сесили? Какая женщина, Роберт?
Но никто не обращал на нее внимания.
– Нет, дочка, ты к ней несправедлива. Ты просто не в себе.
Он не отпускал ее, напряженную, хрупкую.
– А я тебе говорю, она… Нет, тут не только она. Это я ему простила, потому что он больной, потому что он всегда был такой с… ну, с женщинами. Помнишь, еще до войны? Но он меня унизил перед всеми, он… он сегодня… Пусти меня, папочка, – повторила она умоляюще, стараясь вырваться от него.
– Но какая женщина, Сесили? При чем тут женщина? – В голосе матери слышалось раздражение.
– Дочка, милая, не забывай, что он очень болен. А про миссис… м-м…
– Роберт, кто эта женщина?
– …продумай все хорошенько вечером, а утром поговорим.
– Нет, говорю тебе: между нами все кончено. Он меня унизил перед ней! – Она вырвала руку и бросилась к двери.
– Сесили! – крикнула мать вслед улетающим складкам тонкого платья. – Ты позвонишь Джорджу Фарру?
– Нет! Ни за что! Ненавижу мужчин!
Четкий, отрывистый стук каблучков замер на лестнице, хлопнула дверь. Миссис Сондерс со скрипом опустилась в кресло.
– В чем дело, Роберт? И он ей все рассказал.
12
К завтраку Сесили не вышла. Отец поднялся наверх и на этот раз постучал в дверь.
– Да! – Ее голос прозвучал сквозь деревянную панель приглушенно и слабо.
– Это я, Си. Можно войти?
Ответа не было, и он зашел. Она еще не успела умыться, и ее раскрасневшееся от сна личико казалось совсем детским. Вся комната была пропитана этим сокровенным отдыхом, он щекотал ноздри, как запах, и отец смутился, почувствовал себя неловким и назойливым. Присев на край кровати, он осторожно взял ее протянутую ладонь. Ее пальцы безответно лежали в его руке.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – Она не ответила, сознавая свое превосходство, и он продолжал с напускной веселостью: – Больше не сердишься на этого беднягу, молодого Мэгона?
– Я о нем не думаю. Больше я ему не нужна.
– Как это – не нужна! – И бодрым голосом: – Мы считаем, что ты для него – лучшее лекарство!
– Как же я могу?
– Что? Не понимаю!
– Он свое лекарство привез с собой.
Какое спокойствие, какое возмутительное спокойствие. Нет, он должен.
– А ты не подумала, что, может быть, я, при всей моей ограниченности, больше понимаю в таких вещах, чем ты?
Она отняла руку, спрятала под одеяло, не отвечая ему, даже не глядя в его сторону.
– Ты ведешь себя глупо, Сесили, – продолжал он. – Чем он тебя обидел вчера, этот мальчик?
– Просто оскорбил меня при другой женщине. Но мне не хочется обсуждать это.
– Но послушай! Неужели ты отказываешься даже навещать его, хотя от тебя зависит – выздоровеет он или нет?
– С ним эта черная женщина. Если уж она, при всей своей опытности, не может вылечить его – так я уж, наверно, не смогу.
Отец медленно побагровел. Она равнодушно взглянула на него и, отвернувшись, стала смотреть в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75