Толстому Пэй Сину дорога давалась с трудом. Приходилось делать частые передышки. Плоские кроны изогнутых сосен укрывали прозрачной, как кисея, тенью. В середине дня, когда раскалённое солнце, казалось, было готово превратить камни в песок и расплавить металл, они надолго устраивались под яблонями-хайтан. Красавцы деревья то и дело вставали небольшими семействами у края дороги. Кроны яблонь напоминали зонты, а тонкие ветви увешанные гроздьями мелких, с виноградину, ещё не созревших яблок свисали наподобие длинных шёлковых нитей.
Переждав полуденный зной, они поднимались. Мисян привязывал к спине дырчатый короб, плоский, как у скороходов. Только вместо докладов и донесений на дне на мягкой подстилке лежал горностай. Через плечо Мисян перекидывал палку с узлом, куда поместился весь небогатый их скарб. И снова дорога. Они вручали себя её подъёмам и спускам, прямизне и неожиданным петлям.
Третий день пути подходил к концу. Вечерело. Прибилась к земле жаркая пыль. Вершины далёких холмов свернулись мягкими складками. Оповещая о приближении ночи, застрекотали цикады. Мисян и Пэй Син ускорили шаг. Но сумерки опережали. Чернота сгущалась среди неспокойно зашелестевшей листвы. То тут, то там загорались вспышки пролетающих светлячков. По счастью, за поворотом, чуть в стороне, открылась одинокая постройка. В изгороди торчал шест с пучком соломы, напоминавший метёлку. Такие метёлки служили вывесками постоялых дворов, и путники поспешили воспользоваться этим молчаливым указателем.
Хозяин постоялого двора оказался человеком неразговорчивым. Даже не обмолвившись учтивыми фразами, как полагалось при встрече, он поставил на стол миски похлёбки с кусочками куриной кожицы, расстелил на полу матрасы, бросил два изголовья, пару засаленных одеял и ушёл.
Поели. Свою долю куриной кожицы Мисян отдал горностаю. Пэй Син разомлел от горячей еды. Недавние тревоги и беды остались далеко позади. Пэй Син подпёр кулаками щёки, выставил вперёд шишковатый выпуклый лоб и принялся, как делал достаточно часто, упрекать приёмного сына в непочтительности.
– Я кормил и нежил тебя, когда несмышлёным мальчиком ты жил в моём доме. – Судя по началу, Пэй Син готовился говорить долго. – Я давал тебе пищу и кров. А моя дорогая супруга, о которой мы ничего не знаем, шила тебе одежду.
– Пойдёмте-ка спать, отец, – попытался остановить старика Мисян. – Смотрите, Сяньсянь уже свернулся в клубок. Он-то знает, что подниматься придётся чуть свет.
– Горностай для тебя дороже всего на свете, – захныкал Пэй Син. – Его ты несёшь на спине, будто важного господина. А для меня не хочешь купить осла или мула.
– Без денег осла не дадут.
– У тебя водятся деньги. Своими глазами видел, как ты с хозяином медяками расплачивался. Поленился представление дать.
– Вы просто так говорите, отец. Газве вы не видите, что постоялый двор пуст. Кому давать представление? А все наши деньги вы сами растратили, пока я находился в тюрьме.
– Не упрекай меня, дорогой сынок. По харчевням с горя растратил. Всё равно у тебя в кошельке бренчит связка-другая монет.
– Актёры собрали нам в дорогу несколько связок, из-за нас без денег остались. Сами знаете, какое сейчас трудное время. Во многих деревнях одну саранчу едят, и деньги мы должны растянуть до самого Тайпина. В Тайпине я надеюсь устроиться в театр и заработать на жизнь.
По щекам Пэй Сина покатились мутные стариковские слёзы.
– Сынок, – зашептал он жалобно. – Давай прежде Тайпина побываем в нашем посёлке. Хочу, пока жив, поглядеть на родной дом. Не откажи старику отцу.
– Уже глядели, да всё без толку. Когда нет семьи и не ведёшь своего хозяйства, не нужен и дом.
Пэй Син всхлипнул, и Мисян принялся его уговаривать, как закапризничавшего ребёнка.
– Вспомните, когда мы вернулись после всех передряг, в какие попали пять лет назад, дом стоял заколоченным и замок на воротах был залит свинцом. Соседи сказали, что ваша супруга вдруг забеспокоилась, собрала вещи и, ни с кем не простившись, уехала неизвестно куда. С той поры мы каждый год посылаем в посёлок запросы, и ответ всегда приходит один: «Дом стоит заколоченным. Супруга торговца Пэй Сина не объявлялась».
– Ума не приложу, куда подевалась женщина. Детей нам Небо не послало, родные все умерли, – быстро откликнулся Пэй Син и, спохватившись, снова захныкал: – Сынок, хочу повидать родные края, помру, если не повидаю.
– Хватит, пора на покой, – Мисян решительно поднялся из-за стола, но Пэй Син проворно поймал его за рукав, силой заставил пригнуться.
– Не хотел тебе говорить, да видно, придётся, – зашептал Пэй Син в самое ухо. – Сундучок зарыт у меня во дворе. Жена про это не знала, увезти не могла. Там у меня пояс из золота и нефрита, коралловое ожерелье вот с такими кораллами, – Пэй Син указал на ноготь большого пальца, – и камень, горящий красным огнём. Увидишь – душу отдашь.
Было похоже, что старик говорил правду. Слёзы высохли на толстых щеках. Глаза сверкали, словно у зверя.
– Почему же вы раньше не вырыли? – также невольно переходя на шёпот, спросил Мисян.
– При тебе не хотел. Думал, один воспользуюсь – не получилось. Старость одолела, не добраться одному. Так что бери двадцатую часть, владей богатством, сынок.
Нужда была в деньгах великая. Пока устроятся на новом месте, пока приживётся он в театре и начнёт зарабатывать.
– Хорошо, – согласился Мисян.
С первым светлым лучом они отправились в путь. Распростились с открытой для всех дорогой и двинулись малоизвестными тропками, напрямик.
Только, видно, Мисяну досталось в судьбу терпеть одни беды от старика. Другой на его месте давно бы сбросил тяжёлую ношу, а он всё тащил. И не в том заключалась трудность, чтобы кормить и заботиться о крыше над головой, а в том, что пустым и вздорным характером обладал приёмный отец. То умудрялся с актёрами перессориться. Приходилось покидать прежний театр и искать новое место. То последние медяки уносил в рукаве, чтобы спустить в ближайшей харчевне. В Цзицине выдал стражникам – с перепугу или понадеялся на награду? Теперь вовлёк в новую беду. Правда, Мисян сам виноват – зачем поддался на уговоры жадного до денег Пэй Сина? Мало было два дня просидеть в тюремном подвале?
Солдаты в синих куртках схватили их перед самым посёлком. Уже крыши стали проглядывать сквозь ветви акаций.
– Держите этих двоих, – скомандовал главный. – Сразу видно, что лазутчики «Красных повязок».
– Какие мы лазутчики? – закричал Пэй Син. – В родной дом возвращаюсь с приёмным сыном. Пять лет родного дома не видел. Меня здесь все знают, любого спросите, каждый вам скажет: «Это торговец Пэй Син».
– Пэй Син, говоришь? Уж не твой ли дом стоит на дальнем краю посёлка, ближе к лесу, в стороне от других?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Переждав полуденный зной, они поднимались. Мисян привязывал к спине дырчатый короб, плоский, как у скороходов. Только вместо докладов и донесений на дне на мягкой подстилке лежал горностай. Через плечо Мисян перекидывал палку с узлом, куда поместился весь небогатый их скарб. И снова дорога. Они вручали себя её подъёмам и спускам, прямизне и неожиданным петлям.
Третий день пути подходил к концу. Вечерело. Прибилась к земле жаркая пыль. Вершины далёких холмов свернулись мягкими складками. Оповещая о приближении ночи, застрекотали цикады. Мисян и Пэй Син ускорили шаг. Но сумерки опережали. Чернота сгущалась среди неспокойно зашелестевшей листвы. То тут, то там загорались вспышки пролетающих светлячков. По счастью, за поворотом, чуть в стороне, открылась одинокая постройка. В изгороди торчал шест с пучком соломы, напоминавший метёлку. Такие метёлки служили вывесками постоялых дворов, и путники поспешили воспользоваться этим молчаливым указателем.
Хозяин постоялого двора оказался человеком неразговорчивым. Даже не обмолвившись учтивыми фразами, как полагалось при встрече, он поставил на стол миски похлёбки с кусочками куриной кожицы, расстелил на полу матрасы, бросил два изголовья, пару засаленных одеял и ушёл.
Поели. Свою долю куриной кожицы Мисян отдал горностаю. Пэй Син разомлел от горячей еды. Недавние тревоги и беды остались далеко позади. Пэй Син подпёр кулаками щёки, выставил вперёд шишковатый выпуклый лоб и принялся, как делал достаточно часто, упрекать приёмного сына в непочтительности.
– Я кормил и нежил тебя, когда несмышлёным мальчиком ты жил в моём доме. – Судя по началу, Пэй Син готовился говорить долго. – Я давал тебе пищу и кров. А моя дорогая супруга, о которой мы ничего не знаем, шила тебе одежду.
– Пойдёмте-ка спать, отец, – попытался остановить старика Мисян. – Смотрите, Сяньсянь уже свернулся в клубок. Он-то знает, что подниматься придётся чуть свет.
– Горностай для тебя дороже всего на свете, – захныкал Пэй Син. – Его ты несёшь на спине, будто важного господина. А для меня не хочешь купить осла или мула.
– Без денег осла не дадут.
– У тебя водятся деньги. Своими глазами видел, как ты с хозяином медяками расплачивался. Поленился представление дать.
– Вы просто так говорите, отец. Газве вы не видите, что постоялый двор пуст. Кому давать представление? А все наши деньги вы сами растратили, пока я находился в тюрьме.
– Не упрекай меня, дорогой сынок. По харчевням с горя растратил. Всё равно у тебя в кошельке бренчит связка-другая монет.
– Актёры собрали нам в дорогу несколько связок, из-за нас без денег остались. Сами знаете, какое сейчас трудное время. Во многих деревнях одну саранчу едят, и деньги мы должны растянуть до самого Тайпина. В Тайпине я надеюсь устроиться в театр и заработать на жизнь.
По щекам Пэй Сина покатились мутные стариковские слёзы.
– Сынок, – зашептал он жалобно. – Давай прежде Тайпина побываем в нашем посёлке. Хочу, пока жив, поглядеть на родной дом. Не откажи старику отцу.
– Уже глядели, да всё без толку. Когда нет семьи и не ведёшь своего хозяйства, не нужен и дом.
Пэй Син всхлипнул, и Мисян принялся его уговаривать, как закапризничавшего ребёнка.
– Вспомните, когда мы вернулись после всех передряг, в какие попали пять лет назад, дом стоял заколоченным и замок на воротах был залит свинцом. Соседи сказали, что ваша супруга вдруг забеспокоилась, собрала вещи и, ни с кем не простившись, уехала неизвестно куда. С той поры мы каждый год посылаем в посёлок запросы, и ответ всегда приходит один: «Дом стоит заколоченным. Супруга торговца Пэй Сина не объявлялась».
– Ума не приложу, куда подевалась женщина. Детей нам Небо не послало, родные все умерли, – быстро откликнулся Пэй Син и, спохватившись, снова захныкал: – Сынок, хочу повидать родные края, помру, если не повидаю.
– Хватит, пора на покой, – Мисян решительно поднялся из-за стола, но Пэй Син проворно поймал его за рукав, силой заставил пригнуться.
– Не хотел тебе говорить, да видно, придётся, – зашептал Пэй Син в самое ухо. – Сундучок зарыт у меня во дворе. Жена про это не знала, увезти не могла. Там у меня пояс из золота и нефрита, коралловое ожерелье вот с такими кораллами, – Пэй Син указал на ноготь большого пальца, – и камень, горящий красным огнём. Увидишь – душу отдашь.
Было похоже, что старик говорил правду. Слёзы высохли на толстых щеках. Глаза сверкали, словно у зверя.
– Почему же вы раньше не вырыли? – также невольно переходя на шёпот, спросил Мисян.
– При тебе не хотел. Думал, один воспользуюсь – не получилось. Старость одолела, не добраться одному. Так что бери двадцатую часть, владей богатством, сынок.
Нужда была в деньгах великая. Пока устроятся на новом месте, пока приживётся он в театре и начнёт зарабатывать.
– Хорошо, – согласился Мисян.
С первым светлым лучом они отправились в путь. Распростились с открытой для всех дорогой и двинулись малоизвестными тропками, напрямик.
Только, видно, Мисяну досталось в судьбу терпеть одни беды от старика. Другой на его месте давно бы сбросил тяжёлую ношу, а он всё тащил. И не в том заключалась трудность, чтобы кормить и заботиться о крыше над головой, а в том, что пустым и вздорным характером обладал приёмный отец. То умудрялся с актёрами перессориться. Приходилось покидать прежний театр и искать новое место. То последние медяки уносил в рукаве, чтобы спустить в ближайшей харчевне. В Цзицине выдал стражникам – с перепугу или понадеялся на награду? Теперь вовлёк в новую беду. Правда, Мисян сам виноват – зачем поддался на уговоры жадного до денег Пэй Сина? Мало было два дня просидеть в тюремном подвале?
Солдаты в синих куртках схватили их перед самым посёлком. Уже крыши стали проглядывать сквозь ветви акаций.
– Держите этих двоих, – скомандовал главный. – Сразу видно, что лазутчики «Красных повязок».
– Какие мы лазутчики? – закричал Пэй Син. – В родной дом возвращаюсь с приёмным сыном. Пять лет родного дома не видел. Меня здесь все знают, любого спросите, каждый вам скажет: «Это торговец Пэй Син».
– Пэй Син, говоришь? Уж не твой ли дом стоит на дальнем краю посёлка, ближе к лесу, в стороне от других?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41