Спали по очереди, и особенной усталости никто не чувствовал, несмотря на то что продвигались быстро. Иногда друзья пытались проехаться на верблюдах. Но если Бордонкай и Джангарай сразу полюбили эту езду, то у остальных неизменно начинался приступ морской болезни от страшной тряски, которая была неотъемлемой частью верблюжьего хода.
– Теперь я понимаю, – сказала бледно-зеленая Каэ, сползая с верблюда, – почему в моем мире их называют кораблями пустыни.
– Почему? – спросил альв, который разумно избегал верблюдов после первой же попытки.
– Тошнит, как на корабле.
– Меня, – с достоинством заметил Воршуд, – на корабле как раз и не тошнит.
Основные переходы совершали ночью, когда на пустыню опускалась благословенная прохлада. Саракои по одним им понятным признакам безошибочно отыскивали дорогу, а остальные ориентировались по звездам, исходя из прекрасного принципа – на бога надейся, но верблюда привязывай.
Ночью пустыня кишела жизнью. Из-под камней выползали ленивые скорпионы и начинали свои неспешные прогулки в поисках добычи. Они шли по песку, вытянув вперед растопыренные клешни. Юрко шныряли ящерицы. Некоторые бегали так быстро, что их невозможно было заметить, и только следы на песке да шуршание волочащихся хвостов говорили об их присутствии. Судя по звукам, многие из них были гигантских размеров. Иногда раздавался неприятный хохот, – долгое время альв не хотел признавать, что это смеются гиены, и порывался встать на стражу при полном вооружении. Его успокаивали и двигались дальше.
Спустя несколько дней Каэтане стало казаться, что вся ее прошлая жизнь – это лишь сказочный сон, а мир состоит только из песка и бледного неба, обожженного солнцем, или темного неба с булавочными головками далеких звезд.
Когда на песке появилась первая растительность, а ящерицы и змеи начали попадаться и днем, стало ясно, что пустыня заканчивается и начинается степь. Урукур был пройден, и впереди находилась граница Эреду, которую, по их расчетам, они должны были пересечь на шестой день пути. Пустыня так надоела путешественникам, что последний день они даже спали в седле, остановившись только один раз у небольшого источника для короткого отдыха и приведения себя в божеский вид. У этого же источника саракои, наполнив бурдюки водой и забрав запасных верблюдов, распрощались со своими спутниками, предоставив их судьбе.
– Не нравится мне это, – заговорил Джангарай, обращаясь к невозмутимому Ловалонге.
– А было хоть что-либо, что тебе нравилось? – спросил тот таким серьезным тоном, что нельзя было понять, шутка ли это.
– Слишком спокойно: птички поют, деревца шумят; никаких покушений, разгневанных богов и голодных демонов. Как ты думаешь, – продолжил ингевон без всякой видимой связи с предыдущим, – Каэтана влюбилась в императора?
– Нет, конечно, – вмешался Эйя. – Это же понятно. Если бы она в него влюбилась, то сейчас мы или шли бы в Запретные земли во главе всего императорского войска, или у них был бы другой император, а этот ехал бы с нами.
– Тише! – одернула брата Габия. – Не ровен час, услышат тхаухуды.
Командир Зу-Самави улыбнулся про себя, но не подал виду, что слышит эту крайне интересную беседу. Он думал приблизительно так же, как и Эйя, но не хотел высказывать своих, мыслей вслух. Он ещё рассчитывал вернуться домой.
Верблюды прекрасно чувствовали себя в теплом климате Эреду, где было достаточно воды и пищи, поэтому отряд продвигался с максимальной скоростью. Единственное, что не устраивало урахагов, – в присутствии воинов императора они не хотели принимать волчий облик и не могли охотиться. К тому же они уже устали ехать верхом. Кони их по-прежнему не жаловали, косясь испуганными глазами и норовя сбросить при всяком удобном случае.
– Вот уж скотина! – выругался Эйя, пытаясь справиться с лошадью. – Не любит и не хочет терпеть. И ничего ты с ней не сделаешь...
Согласно расчетам, сделанным еще в ал-Ахкафе при помощи жрецов, выходило, что территорию Эреду отряд должен пересечь в десять дней, если двигаться по прямой.
Но уже на четвертый день пути неожиданности и приключения, которых так не хватало Джангараю, не заста-вили себя ждать.
В то утро караван вощел в лес и двигался, по старой дороге, которой, судя по ее виду, давно никто не пользовался. Бордонкай, Джангарай и Зу-Самави как раз обсуждали с Каэтанои одну странность. Эреду не было совсем уж безлюдным государством, и то, что в течение четырех дней они не встретили ни одного человека в этом районе, начинало их беспокоить.
– Может, эпидемия была? – предположил Зу-Самави.
– После эпидемии остаются трупы, – резонно возразил Ловалонга. – По этим же причинам отпадают война, наводнение, землетрясение и прочие катаклизмы.
– Ну могут же люди просто не любить эти места к редко сюда заезжать? – спросил Джангарай. – Мне, конечно, не нравится, что слишком долго нас никто не беспокоит. Но, с другой стороны, я уже расслабился, привык к тишине. Не хочется опять встревать в передряги.
Каэтана слушала вполуха, впитывая в себя царившую вокруг атмосферу света и покоя. Огромные деревья упирались в небо зелеными кронами. Подлесок был невысок, всюду росла мягкая шелковистая трава, сочная и нежная, блестели изумрудные островки мха. Причудливые пни и коряги не были искорежены страшной силой, как в Аллефельде или в Тор Ангехе, а выглядели обычно – остатки деревьев, умерших от старости. Пели птицы, не пуганные никакими чудовищами, шустро пробегали мелкие зверушки, но на дорогу не высовывались.
Верблюды глазели по сторонам, тхаухуды бдели. Но не слишком. Лучи солнца пробивались сквозь свежую листву. Даже мухи и комары не мучили путешественников, и Каэтане этот лес казался раем. Она сравнивала его с уже виденными и пройденными чащами – болотистыми, темными и неприветливыми – и все больше оттаивала душой.
Ворон несколько раз по собственному почину сворачивал с тропы и подвозил хозяйку к кустам, на которых густыми россыпями блестели спелые ягоды. Многие из них были исклеваны птицами, из чего все сделали вывод, что ягоды вполне съедобны. Они оказались не просто съедобными, но восхитительными на вкус, и все члены отряда по очереди объедались у кустов, пока вторая половина дежурила, с завистью глядя на лакомок.
Постепенно сквозь картины настоящего в памяти Ка-этаны стало проступать прошлое. Но какое?..
Ей грезился такой же солнечный лес, радостный и светлый, поляна, на краю которой журчит прохладный ручей, и юноша со странными волосами – одна прядь черная, а другая белая. Он одет в зеленые и голубые одежды, а вместо браслетов и пояса на нем свились в тугие кольца яркие блестящие змейки. Он ест ягоды, беря их губами, как олень, – прямо с ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Теперь я понимаю, – сказала бледно-зеленая Каэ, сползая с верблюда, – почему в моем мире их называют кораблями пустыни.
– Почему? – спросил альв, который разумно избегал верблюдов после первой же попытки.
– Тошнит, как на корабле.
– Меня, – с достоинством заметил Воршуд, – на корабле как раз и не тошнит.
Основные переходы совершали ночью, когда на пустыню опускалась благословенная прохлада. Саракои по одним им понятным признакам безошибочно отыскивали дорогу, а остальные ориентировались по звездам, исходя из прекрасного принципа – на бога надейся, но верблюда привязывай.
Ночью пустыня кишела жизнью. Из-под камней выползали ленивые скорпионы и начинали свои неспешные прогулки в поисках добычи. Они шли по песку, вытянув вперед растопыренные клешни. Юрко шныряли ящерицы. Некоторые бегали так быстро, что их невозможно было заметить, и только следы на песке да шуршание волочащихся хвостов говорили об их присутствии. Судя по звукам, многие из них были гигантских размеров. Иногда раздавался неприятный хохот, – долгое время альв не хотел признавать, что это смеются гиены, и порывался встать на стражу при полном вооружении. Его успокаивали и двигались дальше.
Спустя несколько дней Каэтане стало казаться, что вся ее прошлая жизнь – это лишь сказочный сон, а мир состоит только из песка и бледного неба, обожженного солнцем, или темного неба с булавочными головками далеких звезд.
Когда на песке появилась первая растительность, а ящерицы и змеи начали попадаться и днем, стало ясно, что пустыня заканчивается и начинается степь. Урукур был пройден, и впереди находилась граница Эреду, которую, по их расчетам, они должны были пересечь на шестой день пути. Пустыня так надоела путешественникам, что последний день они даже спали в седле, остановившись только один раз у небольшого источника для короткого отдыха и приведения себя в божеский вид. У этого же источника саракои, наполнив бурдюки водой и забрав запасных верблюдов, распрощались со своими спутниками, предоставив их судьбе.
– Не нравится мне это, – заговорил Джангарай, обращаясь к невозмутимому Ловалонге.
– А было хоть что-либо, что тебе нравилось? – спросил тот таким серьезным тоном, что нельзя было понять, шутка ли это.
– Слишком спокойно: птички поют, деревца шумят; никаких покушений, разгневанных богов и голодных демонов. Как ты думаешь, – продолжил ингевон без всякой видимой связи с предыдущим, – Каэтана влюбилась в императора?
– Нет, конечно, – вмешался Эйя. – Это же понятно. Если бы она в него влюбилась, то сейчас мы или шли бы в Запретные земли во главе всего императорского войска, или у них был бы другой император, а этот ехал бы с нами.
– Тише! – одернула брата Габия. – Не ровен час, услышат тхаухуды.
Командир Зу-Самави улыбнулся про себя, но не подал виду, что слышит эту крайне интересную беседу. Он думал приблизительно так же, как и Эйя, но не хотел высказывать своих, мыслей вслух. Он ещё рассчитывал вернуться домой.
Верблюды прекрасно чувствовали себя в теплом климате Эреду, где было достаточно воды и пищи, поэтому отряд продвигался с максимальной скоростью. Единственное, что не устраивало урахагов, – в присутствии воинов императора они не хотели принимать волчий облик и не могли охотиться. К тому же они уже устали ехать верхом. Кони их по-прежнему не жаловали, косясь испуганными глазами и норовя сбросить при всяком удобном случае.
– Вот уж скотина! – выругался Эйя, пытаясь справиться с лошадью. – Не любит и не хочет терпеть. И ничего ты с ней не сделаешь...
Согласно расчетам, сделанным еще в ал-Ахкафе при помощи жрецов, выходило, что территорию Эреду отряд должен пересечь в десять дней, если двигаться по прямой.
Но уже на четвертый день пути неожиданности и приключения, которых так не хватало Джангараю, не заста-вили себя ждать.
В то утро караван вощел в лес и двигался, по старой дороге, которой, судя по ее виду, давно никто не пользовался. Бордонкай, Джангарай и Зу-Самави как раз обсуждали с Каэтанои одну странность. Эреду не было совсем уж безлюдным государством, и то, что в течение четырех дней они не встретили ни одного человека в этом районе, начинало их беспокоить.
– Может, эпидемия была? – предположил Зу-Самави.
– После эпидемии остаются трупы, – резонно возразил Ловалонга. – По этим же причинам отпадают война, наводнение, землетрясение и прочие катаклизмы.
– Ну могут же люди просто не любить эти места к редко сюда заезжать? – спросил Джангарай. – Мне, конечно, не нравится, что слишком долго нас никто не беспокоит. Но, с другой стороны, я уже расслабился, привык к тишине. Не хочется опять встревать в передряги.
Каэтана слушала вполуха, впитывая в себя царившую вокруг атмосферу света и покоя. Огромные деревья упирались в небо зелеными кронами. Подлесок был невысок, всюду росла мягкая шелковистая трава, сочная и нежная, блестели изумрудные островки мха. Причудливые пни и коряги не были искорежены страшной силой, как в Аллефельде или в Тор Ангехе, а выглядели обычно – остатки деревьев, умерших от старости. Пели птицы, не пуганные никакими чудовищами, шустро пробегали мелкие зверушки, но на дорогу не высовывались.
Верблюды глазели по сторонам, тхаухуды бдели. Но не слишком. Лучи солнца пробивались сквозь свежую листву. Даже мухи и комары не мучили путешественников, и Каэтане этот лес казался раем. Она сравнивала его с уже виденными и пройденными чащами – болотистыми, темными и неприветливыми – и все больше оттаивала душой.
Ворон несколько раз по собственному почину сворачивал с тропы и подвозил хозяйку к кустам, на которых густыми россыпями блестели спелые ягоды. Многие из них были исклеваны птицами, из чего все сделали вывод, что ягоды вполне съедобны. Они оказались не просто съедобными, но восхитительными на вкус, и все члены отряда по очереди объедались у кустов, пока вторая половина дежурила, с завистью глядя на лакомок.
Постепенно сквозь картины настоящего в памяти Ка-этаны стало проступать прошлое. Но какое?..
Ей грезился такой же солнечный лес, радостный и светлый, поляна, на краю которой журчит прохладный ручей, и юноша со странными волосами – одна прядь черная, а другая белая. Он одет в зеленые и голубые одежды, а вместо браслетов и пояса на нем свились в тугие кольца яркие блестящие змейки. Он ест ягоды, беря их губами, как олень, – прямо с ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145