В это время дед явственно сказал: «Да ты что, старая? Какие еще, к бесу, внуки?!» Но на шевеление его губ наложились слова бабы Стаси, которые соседка воспринимала, как видно, в мужском грубоватом и басовитом исполнении.
Я впервые видела, как отводят глаза, и просто любовалась уверенностью и артистизмом бабы Стаси. Это был совершенно очаровательный блеф.
– Так это не внук! – обрадовалась тому, что ситуация прояснилась, соседка. – Это младшей сестры ее сынок. Сестру Бог наказал – с сыном одно горе. Когда не в тюрьме, так в нее собирается. С детства от рук отбился. Сестра его и принимать не хочет, так он к тетке подлизался. Надеялся – пропишет, а она, видать, не успела.
– И как же она его, подлеца, в дом не боялась пускать? – выразила негодование баба Стася.
Дед тоже выразил негодование – хватил кулаком по столу. Думал, видно, вывести спутницу жизни из транса. Но оба негодования замечательно совпали.
– Чего же бояться? – даже удивилась соседка. – Он же к ней с добром. Дров однажды машину пригнал. Денег давал. Он у нее и ночевать оставался. Она его жалела.
– Жалеть его, гада! – проворчала баба Стася. – Стрелять таких надо!.. Подлей-ка в заварочник кипятку.
С этими словами она вспорхнула с подоконника. Я полетела следом.
Военный совет мы устроили на ближайшем заборе.
– То же самое узнал бы любой салага-лейтенант, если бы ему поручили взять показания у жильцов Сониного дома насчет прежних обитателей квартиры, – со злостью констатировала я. – Это же элементарно!
– Элементарно, Ватсон! – согласилась лукавая баба Стася.
– Ну, я не сообразила, что в это дело замешана бывшая хозяйка квартиры, но они-то должны были докумекать, почему эта сволочь так старательно пытается туда забраться! – продолжала бушевать я.
– А почему он старается туда забраться? – задала баба Стася, в сущности, мною же поставленный вопрос. – Что он там ищет? Что он там забыл?
– Или спрятал!
– Или спрятал, – согласилась баба Стася. – Ну, милиция-то могла бы узнать, когда его в последний раз посадили и когда выпустили, ей это легче, чем нам с тобой. Но я так понимаю, что когда его сажали, тетка еще жила в квартире, а когда он вышел, ее уже забрали родственники. Он приходит – а там чужой человек. Что тут станешь делать?
– Мог бы ключи подобрать и залезть, пока Соня на работе, – предложила я самый гуманный вариант.
– Если ключи старые, то их не так просто подобрать, – заметила баба Стася. – А выбить эту дверь, сама говорила, невозможно. На века сделана.
– Но душить ни в чем не повинного человека?.. – все-таки это до сих пор не укладывалось у меня в голове.
– Из-за связки ключей на полчаса? Ох, милая ты моя, из-за буханки хлеба убивали, из-за пачки махорки… Видно, спрятанное того стоило.
Я отшатнулась. Со стороны выглядело, наверное, забавно – ворона на заборе ни с того ни с сего шарахается от другой вороны, да еще и машет на нее крылом. И все это – в то время, когда вороны давно спят.
– Опять же, – продолжала баба Стася, – люди есть разные. Вот ты, к примеру, в таком положении вежливо бы днем явилась: так, мол, и так, бывшая хозяйка прислала, пакетик в тайничке позабыла. А если человек весь век по тюрьмам, то он иначе просить не умеет, как кулаком. Он уже не так устроен, как мы с тобой. Может, сам по себе он еще и не так уж был плох, – а тюрьма всякого погубит. Еще никто оттуда лучше, чем был, не возвращался. Хуже – это да, это бывало.
Баба Стася говорила общеизвестные вещи. При нужде я и сама кому угодно наговорила бы таких прописных истин. Да, люди от природы разные – истина первая. Да, для уголовника лучший, если не единственный способ без затруднений побывать в квартире – придушить на полчасика хозяйку и взять ключи. На то он и уголовник. Абстрактно все эти истины я знала. Но когда увидела их в конкретном применении – не желала верить собственным глазам.
– А дальше все совсем просто… Ты ладошками тепло и холод чуешь? – вдруг спросила баба Стася.
Не знаю, как насчет тепла и холода, но какие-то странные способности у меня есть. Мне приходится иногда массировать бегемотиц – так, на скорую руку, когда они чего-нибудь потянут или остеохондроз даст о себе знать. Однажды прямо на тренировке у одной бегемотицы отнялась левая рука. Шуму было! Единственное во всей медицине, в чем я ориентируюсь – это массаж. Я прикрикнула на свое стадо, чтобы не кудахтали – мол, это все минутное дело. И стала массировать бесчувственную руку. Результата, конечно, не было никакого. Я вспомнила старое правило – массаж при травме нужно вести выше места поражения. Определила границу чувствительности и принялась мять плечо и спину. Тут оно и случилось. Где-то под лопаткой я ощутила как бы бугорок. Я с силой нажала на него, загоняя обратно в спину, и тут моя пациентка заверещала – по руке мурашки побежали, да еще какие свирепые! Так и должно быть, ответила я, продолжая растирать ее левую лопатку и жать на бугорок. Мурашки – это было замечательно! Через минуту чувствительность в руку вернулась полностью, а бегемотицы уставились на меня с религиозным почтением. Вообще они удивились меньше, чем я сама. Потом не поленилась и проконсультировалась у знакомого врача. Оказывается, я набрела на точку с китайским названием, отвечающую за остеохондроз. Потом я таким же методом тыка нашла на бегемотицах еще несколько точек – в общем, что-то мои пальцы чуяли.
Эту историю я рассказала бабе Стасе, и она успокоилась.
– Значит, и без меня найдешь спрятанное, – сказала она. – Могла бы я тебе помочь, да только лучше привыкай сама.
– А ты, бабушка, научишь меня глаза отводить?
– Этому обучу. Невелика наука. А теперь лети-ка ты к подружке своей, разбирайся. А я вернусь к Ане. Нужно там до конца досидеть.
– Зачем, бабушка? Скучно же тебе с ними?
– А ты не понимаешь? Все мы одним грехом повязаны, все душу дьяволу продали, хоть и с добрым намерением. Вот и сидим мы вместе – и вроде не так нам страшно. А отколется кто-нибудь одна – других сомнение возьмет, не нашла ли она ход к спасению да не спаслась ли тайком от всех? Нет, лучше уж честно сидеть с этими бедолагами.
– А ты сама – разве не боишься?
– Ну, побаиваюсь… Так ведь я хитрая! Я ведьмовский дар получила, чтобы зерно из колхозного амбара незаметно украсть, а потом его на добрые дела пустила. И опять же – я по справедливости это зерно взяла, не может быть, чтобы человек всю весну и все лето спину горбил, а ему за это – горсточку на трудодень. Все зачтется! Я же не сижу за пирогами и не жду околеванца! Помяни мое слово – выручит нас всех Зелиал. А то еще, может, своего ангела справедливости найдет. Совсем ладно будет.
Она вздохнула.
– Встретились мы тогда – я молодая, он вроде бы тоже. Запал в душу! Никому не говорила, засмеют, а тебе скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27