– О, никакой мысли – запутать ваше имя в события, которые могут развернуться. Я хочу лишь заручиться вашим согласием, – полковник Пети обещал мне это, – что в случае трений со шведской полицией… я и группа лиц, идейно работающая со мной, могли бы рассчитывать на юридическую помощь…
– Я понимаю, вы хотите в случае… (граф не подыскал слова) рассчитывать на защиту видного парижского адвоката?..
– Да, граф… Я бы назвал имя Жюля Рошфора, моего старого друга…
– О да, он берет не дешево… Хорошо, я вам обещаю это.
– Я удовлетворен, граф.
– О, пожалуйста…
Тут они поднялись, простились сильным, хорошим рукопожатием, и граф де Мерси проводил гостя до дверей:
– Всегда к вашим услугам, мой дорогой Хаджет Лаше.
33
Николай Петрович Ардашев в пестром халате, в сафьяновых туфлях, окончив завтрак, просматривал почту: неизбежные письма от русских беженцев… «Услышав о вашей отзывчивости, умоляю…», «Бежав с женой и ребенком от ужасов большевизма, умоляю…», «Вы меня не знаете, я – липецкий помещик, изгнан за пределы родины… Меня выручили бы двадцать крон…», «Помогите… Волею судеб выброшен на мель, в среду черствых лавочников и торгашей, а в России эти же иностранные стрикулисты обивали мой порог, короче говоря, я – харьковский негоциант…», «…Николай Петрович, перед вами – отец многочисленного семейства: престарелая бабушка, пять малолетних детей и кровоточивая жена…» И так далее…
Николай Петрович внимательно (для собственной совести) прочитывал эти письма, сверху делал пометки карандашом – 50, 20, 10 крон. Приходилось покупать право на душевный комфорт. Эти люди лезли через границу, как клопы из ошпаренного тюфяка. Он помогал им потому, что любил вот такое светлое утро, озаряющее безмятежную опрятность всех уголков его жилища, прочное холостяцкое согласие с самим собой. Личного общения с беженцами он избегал (деньги передавались через секретаря), избегал также осевшей в Стокгольме русской колонии.
Одно из писем прочел два раза: «Многоуважаемый Николай Петрович, буду крайне признателен, если вы уделите мне несколько минут беседы по делу, которое может вас заинтересовать. Известный вам Хаджет Лаше». Ардашев ногтем почесал бородку. «Что-нибудь по поводу издательских дел. Лаше – занятный человек, но, наверное, опять политика…» Вспомнилась красавица, его дама, танцевавшая в «Гранд-отеле», с усмешкой прищурился на блестевший кофейник… «Да, от женщин и политики – подальше: это тоже плата за комфорт…»
Звонок. В прихожей знакомый голос. Ардашев бросил газету на пачку прочитанных писем, зажег погасшую сигару. Вошел Бистрем, двадцатипятилетний скандинав, шести футов ростом, добро-голубоглазый, в очках, с нежной кожей, сильной шеей и раздвоенным подбородком. Он недавно окончил университет и со всем прямолинейным пылом честного германца изучал исторические, социальные и экономические предпосылки русской революции. Состоял сотрудником «Скандинавского листка», был непрактичен и доверчив. Несколько раз пытался быть посланным в Москву в качестве корреспондента, но в редакциях его подняли на смех, вышла даже неприятность с полицией.
– Николай Петрович! – крикнул он по-русски, с акцентом (восторженный, румяный, свежий), – прочли сегодняшнюю газету? О, я вижу, вы не читали!.. – схватил со стола газету и отчеркнул ногтем – «Ревель, от собственного корреспондента»… – Слушайте: «Кредитные знаки северо-западного правительства в России, печатающиеся, как известно, на Стокгольмском монетном дворе, на общую сумму один миллиард двести миллионов рублей, по точно проверенным сведениям, гарантированы к размену на золото английским государственным банком». Слушайте, Юденичу – капут!..
– Не понимаю, – сказал Ардашев, – что же тут такого? Деньги печатаются по заказу Юденича…
– Деньги печатаются под гарантийную телеграмму Колчака из Омска. (Бистрем вытащил из кармана пачку газетных вырезок, отыскал, прочел.) Это из ревельской «Свободы России». Вот… «Верховный правитель адмирал Колчак приказал передать правительству Северо-западной области, что им будет оказано всемерное содействие для успешного завершения борьбы с большевизмом в Петроградском районе, что министру финансов омского правительства срочно указано перевести просимые главнокомандующим генералом Юденичем двести шестьдесят миллионов рублей золотом. Указанная сумма поступает в Лондонский банк в английской валюте и гарантирует выпускаемые правительством Северо-западной России денежные знаки, которые являются всероссийскими денежными знаками и обеспечиваются, кроме указанной суммы, всем достоянием государства Российского». Под этот блеф Юденич и выпускает миллиард двести миллионов для разгрома Петрограда.
– Почему блеф? Разве Колчак не перевел денег?
– Колчак перевел в Лондон только пять миллионов золотом… У меня вернейшие сведения… Понимаете, что получится после сегодняшней заметки? Англичане вынуждены будут официально и немедленно ее опровергнуть, – иначе адский скандал в палате. Они скажут, что не гарантировали и никогда не намерены гарантировать авантюру. О пяти миллионах они тоже не скажут ни слова, и юденические кредитки будут продаваться на вес… Кто дал эту заметку? Гениальнейший ход!.. Чья здесь рука?.. Или это Москва… Или это спекуляция на валюте, – тогда это – Митька Рубинштейн. По пути к вам забежал в «Гранд-отель», – внизу, в баре, шумят журналисты, дьявольский крик. Уверены, что заметку дал я… Представляете, как меня приняли?
Он повалился на стул, потянул скатерть, толкнул стол, расплескал молоко и закатился радостным смехом, – румяный, белозубый, отражающий стеклами очков утреннее солнце. Ардашев налил ему кофе, намазал бутерброды. Бистрем с воодушевлением стал есть.
– Большевики играют на противоречиях… В этом их основной расчет… Диалектика на фактах! Великолепно!.. Представляете, – шарады-головоломки: Ревель, Рига и Гельсингфорс добиваются самостоятельной буржуазной республики. Поэтому они против большевиков. Значит, им нужно помогать белым. Но белые страшны – Колчак в Омске, Юденич в Ревеле и Сазонов в Политическом совещании в Париже угрюмо не желают гарантировать независимость Эстонии, Латвии и Финляндии. Французы тоже против независимости, – им нужна неразделенная, сильная Россия – угроза Германии. Но англичане за раздел России и за независимость Риги, Ревеля и Гельсингфорса; но англичане боятся немецкого влияния в Балтике, поэтому намерены захватить остров Эзель для морской базы; но рабочая партия в палате против вмешательства в русские дела, – у англичан связаны руки… Германия против самостоятельности Риги, Ревеля и Гельсингфорса, потому что тогда здесь будет база Антанты, но Германия парализована Версальским миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Я понимаю, вы хотите в случае… (граф не подыскал слова) рассчитывать на защиту видного парижского адвоката?..
– Да, граф… Я бы назвал имя Жюля Рошфора, моего старого друга…
– О да, он берет не дешево… Хорошо, я вам обещаю это.
– Я удовлетворен, граф.
– О, пожалуйста…
Тут они поднялись, простились сильным, хорошим рукопожатием, и граф де Мерси проводил гостя до дверей:
– Всегда к вашим услугам, мой дорогой Хаджет Лаше.
33
Николай Петрович Ардашев в пестром халате, в сафьяновых туфлях, окончив завтрак, просматривал почту: неизбежные письма от русских беженцев… «Услышав о вашей отзывчивости, умоляю…», «Бежав с женой и ребенком от ужасов большевизма, умоляю…», «Вы меня не знаете, я – липецкий помещик, изгнан за пределы родины… Меня выручили бы двадцать крон…», «Помогите… Волею судеб выброшен на мель, в среду черствых лавочников и торгашей, а в России эти же иностранные стрикулисты обивали мой порог, короче говоря, я – харьковский негоциант…», «…Николай Петрович, перед вами – отец многочисленного семейства: престарелая бабушка, пять малолетних детей и кровоточивая жена…» И так далее…
Николай Петрович внимательно (для собственной совести) прочитывал эти письма, сверху делал пометки карандашом – 50, 20, 10 крон. Приходилось покупать право на душевный комфорт. Эти люди лезли через границу, как клопы из ошпаренного тюфяка. Он помогал им потому, что любил вот такое светлое утро, озаряющее безмятежную опрятность всех уголков его жилища, прочное холостяцкое согласие с самим собой. Личного общения с беженцами он избегал (деньги передавались через секретаря), избегал также осевшей в Стокгольме русской колонии.
Одно из писем прочел два раза: «Многоуважаемый Николай Петрович, буду крайне признателен, если вы уделите мне несколько минут беседы по делу, которое может вас заинтересовать. Известный вам Хаджет Лаше». Ардашев ногтем почесал бородку. «Что-нибудь по поводу издательских дел. Лаше – занятный человек, но, наверное, опять политика…» Вспомнилась красавица, его дама, танцевавшая в «Гранд-отеле», с усмешкой прищурился на блестевший кофейник… «Да, от женщин и политики – подальше: это тоже плата за комфорт…»
Звонок. В прихожей знакомый голос. Ардашев бросил газету на пачку прочитанных писем, зажег погасшую сигару. Вошел Бистрем, двадцатипятилетний скандинав, шести футов ростом, добро-голубоглазый, в очках, с нежной кожей, сильной шеей и раздвоенным подбородком. Он недавно окончил университет и со всем прямолинейным пылом честного германца изучал исторические, социальные и экономические предпосылки русской революции. Состоял сотрудником «Скандинавского листка», был непрактичен и доверчив. Несколько раз пытался быть посланным в Москву в качестве корреспондента, но в редакциях его подняли на смех, вышла даже неприятность с полицией.
– Николай Петрович! – крикнул он по-русски, с акцентом (восторженный, румяный, свежий), – прочли сегодняшнюю газету? О, я вижу, вы не читали!.. – схватил со стола газету и отчеркнул ногтем – «Ревель, от собственного корреспондента»… – Слушайте: «Кредитные знаки северо-западного правительства в России, печатающиеся, как известно, на Стокгольмском монетном дворе, на общую сумму один миллиард двести миллионов рублей, по точно проверенным сведениям, гарантированы к размену на золото английским государственным банком». Слушайте, Юденичу – капут!..
– Не понимаю, – сказал Ардашев, – что же тут такого? Деньги печатаются по заказу Юденича…
– Деньги печатаются под гарантийную телеграмму Колчака из Омска. (Бистрем вытащил из кармана пачку газетных вырезок, отыскал, прочел.) Это из ревельской «Свободы России». Вот… «Верховный правитель адмирал Колчак приказал передать правительству Северо-западной области, что им будет оказано всемерное содействие для успешного завершения борьбы с большевизмом в Петроградском районе, что министру финансов омского правительства срочно указано перевести просимые главнокомандующим генералом Юденичем двести шестьдесят миллионов рублей золотом. Указанная сумма поступает в Лондонский банк в английской валюте и гарантирует выпускаемые правительством Северо-западной России денежные знаки, которые являются всероссийскими денежными знаками и обеспечиваются, кроме указанной суммы, всем достоянием государства Российского». Под этот блеф Юденич и выпускает миллиард двести миллионов для разгрома Петрограда.
– Почему блеф? Разве Колчак не перевел денег?
– Колчак перевел в Лондон только пять миллионов золотом… У меня вернейшие сведения… Понимаете, что получится после сегодняшней заметки? Англичане вынуждены будут официально и немедленно ее опровергнуть, – иначе адский скандал в палате. Они скажут, что не гарантировали и никогда не намерены гарантировать авантюру. О пяти миллионах они тоже не скажут ни слова, и юденические кредитки будут продаваться на вес… Кто дал эту заметку? Гениальнейший ход!.. Чья здесь рука?.. Или это Москва… Или это спекуляция на валюте, – тогда это – Митька Рубинштейн. По пути к вам забежал в «Гранд-отель», – внизу, в баре, шумят журналисты, дьявольский крик. Уверены, что заметку дал я… Представляете, как меня приняли?
Он повалился на стул, потянул скатерть, толкнул стол, расплескал молоко и закатился радостным смехом, – румяный, белозубый, отражающий стеклами очков утреннее солнце. Ардашев налил ему кофе, намазал бутерброды. Бистрем с воодушевлением стал есть.
– Большевики играют на противоречиях… В этом их основной расчет… Диалектика на фактах! Великолепно!.. Представляете, – шарады-головоломки: Ревель, Рига и Гельсингфорс добиваются самостоятельной буржуазной республики. Поэтому они против большевиков. Значит, им нужно помогать белым. Но белые страшны – Колчак в Омске, Юденич в Ревеле и Сазонов в Политическом совещании в Париже угрюмо не желают гарантировать независимость Эстонии, Латвии и Финляндии. Французы тоже против независимости, – им нужна неразделенная, сильная Россия – угроза Германии. Но англичане за раздел России и за независимость Риги, Ревеля и Гельсингфорса; но англичане боятся немецкого влияния в Балтике, поэтому намерены захватить остров Эзель для морской базы; но рабочая партия в палате против вмешательства в русские дела, – у англичан связаны руки… Германия против самостоятельности Риги, Ревеля и Гельсингфорса, потому что тогда здесь будет база Антанты, но Германия парализована Версальским миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79