Том не умел нырять - от этого у него начиналась отчаянная головная боль. Чемберс же нырял, как рыба, и очень любил это занятие. Как-то раз он привел в такой восторг компанию белых ребят, делая заднее сальто с кормы, что Том от злости не стерпел и подтолкнул лодку под Чемберса так, что тот, кувыркнувшись в воздухе, упал не в воду, а обратно в лодку и ударился головой о дно. Пока он приходил в себя, несколько давнишних врагов Тома, воспользовавшись долгожданной возможностью, дали мнимому наследнику Дрисколла такую трепку, что Чемберс потом с трудом дотащил его до дому.
Однажды, когда мальчикам было по пятнадцати лет, Том купался в реке и выкидывал разные штуки, с целью обратить на себя внимание, но вдруг почувствовал себя плохо и стал звать на помощь. У ребят была такая манера: изображать судороги и кричать "Помогите!", особенно если они видели кого-нибудь постороннего, - тот бросался на помощь, а мальчишка отчаянно барахтался и орал во всю мочь, пока спасатель не подплывал к нему вплотную. Тогда крик мгновенно стихал, и "утопающий" с ехидной улыбочкой, дурачась, отплывал прочь, а все его дружки поднимали на смех доверчивого глупца и глумились над ним. Правда, Том до сих пор не пускался на такие штуки, но ребята решили, что сейчас он захотел выкинуть старый трюк, и на всякий случай отвернулись. Один только Чемберс поверил, что Том не притворяется, и кинулся на помощь. К сожалению, он подоспел вовремя и спас своему господину жизнь.
Это была капля, переполнившая чашу. Том кое-как терпел все остальное, но оказаться на виду у всех обязанным своим спасением черномазому, да еще кому: черномазому Чемберсу, - нет, это было уж слишком! Том стал осыпать Чемберса отборной бранью, зачем он полез к нему на помощь, притворившись, будто поверил, что Том и в самом деле зовет его; только болван негр мог сделать это!
Враги Тома представляли собой в этот момент сплоченную силу, поэтому они позволили себе свободно высказать ему свое мнение. Они смеялись над ним и обзывали по-всякому: и трусом, и лгуном, и ябедой, и обещали в честь случившегося переименовать Чемберса в черномазого папашу Тома Дрисколла и раззвонить по всему городу, что Том вторично родился на свет - на сей раз при содействии негра. Эти насмешки окончательно взбесили Тома, и он заорал:
- Трахни их как следует, Чемберс! Слышишь! Чего стоишь, руки сложил?
Чемберс попробовал образумить его:
- Мистер Том, их ведь вон сколько, их тут...
- Слышишь, что я говорю?
- Пожалуйста, мистер Том, не заставляйте меня! Их тут столько, что...
Том прыгнул на него и несколько раз ударил перочинным ножом. Хорошо, что подбежали ребята, оттащили его и помогли окровавленному Чемберсу скрыться. Он был сильно изранен, но, к счастью, не очень опасно. Будь лезвие ножа чуть-чуть длиннее, на том бы жизнь Чемберса и кончилась.
Кормилицу Рокси Том давно приучил "знать свое место". Прошли те дни, когда она осмеливалась погладить мальчика по голове или сказать ему что-нибудь ласковое. Тому было тошно принимать эти знаки внимания от "черномазой", и он приказал Рокси соблюдать дистанцию и помнить, кто она. Рокси видела, как совсем чужим становится ее дорогой сыночек, как эта деталь его биографии исчезает и остается лишь хозяин, хозяин жестокий и требовательный. Рокси чувствовала себя поверженной с гордых высот материнства в мрачную пучину неприкрытого рабства. Между нею и ее ребенком разверзлась глубокая пропасть. Она была всего лишь нужной вещью, имуществом хозяина, собакой хозяина, пресмыкающейся, жалкой и беспомощной рабыней, покорной жертвой его вздорного характера, его злобной натуры.
Бывало, что, несмотря на усталость, Рокси целую ночь не могла уснуть; она кипела гневом после всего, что ей приходилось вынести от сыночка за день.
- Он меня ударил, - сердито бормотала она, - а чем я была виновата? На глазах у всех дал мне затрещину. И вечно он мне кричит: "Черномазая баба, шлюха!" Как только не обзывает, а ведь я сил для него не жалею! Господи, я так для него старалась, подняла его так высоко - и вот мне за то награда!
Подчас его жестокость так больно жалила сердце Рокси, что она начинала придумывать планы мести и представлять себе картины разоблачения Тома как самозванца и раба, но торжество ее тут же сменялось страхом: она сделала его слишком сильным, - теперь иди докажи! А за такое дело могут, чего доброго, продать в низовья реки! Итак, ее планы оставались неосуществленными, она отбрасывала их, кляня свою судьбу и себя самое за то, что в тот роковой сентябрьский день сглупила, не обеспечив себя свидетелем, на случай если бы ей захотелось насытить мщением свою душу.
Но все же, когда в редкие минуты Том обращался с ней хорошо и ласково, раны Рокси затягивались, и она чувствовала себя счастливой и преисполнялась гордости за своего сына - сына рабыни, властвующего над белыми и осуществляющего месть за их злодеяния против ее народа.
В эту осень - осень 1845 года - городок Пристань Доусона похоронил двух своих именитых граждан: сперва скончался полковник Сесиль Барли Эссекс, а вслед за ним - Перси Дрисколл.
На смертном одре Дрисколл отпустил Рокси на волю, а своего возлюбленного мнимого отпрыска отдал под опеку брата-судьи и его супруги. Бездетная чета была рада этому ребенку. Бездетным всякий ребенок понравится.
За месяц до кончины брата судья Дрисколл тайным образом купил у него Чемберса. Он узнал, что Том старается убедить отца продать парнишку в низовья реки, и хотел предупредить скандал, ибо местное общественное мнение не одобряло таких мер по отношению к домашним слугам, если те провинились по пустякам или вообще ни в чем не провинились.
Перси Дрисколл свел себя в могилу, стремясь поправить дела, пошатнувшиеся в результате неудачной земельной спекуляции. А сразу же после его смерти кончился и земельный ажиотаж, и юный наследник Перси Дрисколла, счастливчик, которому еще недавно весь город завидовал, превратился в нищего. Но это было не страшно: дядюшка пообещал оставить ему после смерти все свое состояние, и Том утешился.
Зато Рокси очутилась без крова; и вот она решила распрощаться со своими друзьями и повидать белый свет, иными словами - наняться горничной на пароход, что для негритянки считалось вершиной счастья.
Последний, к кому она пришла с прощальным визитом, был великан негр Джеспер. Он в это время рубил дрова, заготавливая их на зиму для Простофили Вильсона.
В момент ее прихода Вильсон стоял возле Джеспера, болтая с ним о чем-то. Он спросил Рокси, сумеет ли она, поступив на пароход, перенести разлуку со своими питомцами, и в шутку предложил ей сделать на память копии отпечатков их пальцев - от младенческого возраста до двенадцати лет. Рокси испуганно насторожилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Однажды, когда мальчикам было по пятнадцати лет, Том купался в реке и выкидывал разные штуки, с целью обратить на себя внимание, но вдруг почувствовал себя плохо и стал звать на помощь. У ребят была такая манера: изображать судороги и кричать "Помогите!", особенно если они видели кого-нибудь постороннего, - тот бросался на помощь, а мальчишка отчаянно барахтался и орал во всю мочь, пока спасатель не подплывал к нему вплотную. Тогда крик мгновенно стихал, и "утопающий" с ехидной улыбочкой, дурачась, отплывал прочь, а все его дружки поднимали на смех доверчивого глупца и глумились над ним. Правда, Том до сих пор не пускался на такие штуки, но ребята решили, что сейчас он захотел выкинуть старый трюк, и на всякий случай отвернулись. Один только Чемберс поверил, что Том не притворяется, и кинулся на помощь. К сожалению, он подоспел вовремя и спас своему господину жизнь.
Это была капля, переполнившая чашу. Том кое-как терпел все остальное, но оказаться на виду у всех обязанным своим спасением черномазому, да еще кому: черномазому Чемберсу, - нет, это было уж слишком! Том стал осыпать Чемберса отборной бранью, зачем он полез к нему на помощь, притворившись, будто поверил, что Том и в самом деле зовет его; только болван негр мог сделать это!
Враги Тома представляли собой в этот момент сплоченную силу, поэтому они позволили себе свободно высказать ему свое мнение. Они смеялись над ним и обзывали по-всякому: и трусом, и лгуном, и ябедой, и обещали в честь случившегося переименовать Чемберса в черномазого папашу Тома Дрисколла и раззвонить по всему городу, что Том вторично родился на свет - на сей раз при содействии негра. Эти насмешки окончательно взбесили Тома, и он заорал:
- Трахни их как следует, Чемберс! Слышишь! Чего стоишь, руки сложил?
Чемберс попробовал образумить его:
- Мистер Том, их ведь вон сколько, их тут...
- Слышишь, что я говорю?
- Пожалуйста, мистер Том, не заставляйте меня! Их тут столько, что...
Том прыгнул на него и несколько раз ударил перочинным ножом. Хорошо, что подбежали ребята, оттащили его и помогли окровавленному Чемберсу скрыться. Он был сильно изранен, но, к счастью, не очень опасно. Будь лезвие ножа чуть-чуть длиннее, на том бы жизнь Чемберса и кончилась.
Кормилицу Рокси Том давно приучил "знать свое место". Прошли те дни, когда она осмеливалась погладить мальчика по голове или сказать ему что-нибудь ласковое. Тому было тошно принимать эти знаки внимания от "черномазой", и он приказал Рокси соблюдать дистанцию и помнить, кто она. Рокси видела, как совсем чужим становится ее дорогой сыночек, как эта деталь его биографии исчезает и остается лишь хозяин, хозяин жестокий и требовательный. Рокси чувствовала себя поверженной с гордых высот материнства в мрачную пучину неприкрытого рабства. Между нею и ее ребенком разверзлась глубокая пропасть. Она была всего лишь нужной вещью, имуществом хозяина, собакой хозяина, пресмыкающейся, жалкой и беспомощной рабыней, покорной жертвой его вздорного характера, его злобной натуры.
Бывало, что, несмотря на усталость, Рокси целую ночь не могла уснуть; она кипела гневом после всего, что ей приходилось вынести от сыночка за день.
- Он меня ударил, - сердито бормотала она, - а чем я была виновата? На глазах у всех дал мне затрещину. И вечно он мне кричит: "Черномазая баба, шлюха!" Как только не обзывает, а ведь я сил для него не жалею! Господи, я так для него старалась, подняла его так высоко - и вот мне за то награда!
Подчас его жестокость так больно жалила сердце Рокси, что она начинала придумывать планы мести и представлять себе картины разоблачения Тома как самозванца и раба, но торжество ее тут же сменялось страхом: она сделала его слишком сильным, - теперь иди докажи! А за такое дело могут, чего доброго, продать в низовья реки! Итак, ее планы оставались неосуществленными, она отбрасывала их, кляня свою судьбу и себя самое за то, что в тот роковой сентябрьский день сглупила, не обеспечив себя свидетелем, на случай если бы ей захотелось насытить мщением свою душу.
Но все же, когда в редкие минуты Том обращался с ней хорошо и ласково, раны Рокси затягивались, и она чувствовала себя счастливой и преисполнялась гордости за своего сына - сына рабыни, властвующего над белыми и осуществляющего месть за их злодеяния против ее народа.
В эту осень - осень 1845 года - городок Пристань Доусона похоронил двух своих именитых граждан: сперва скончался полковник Сесиль Барли Эссекс, а вслед за ним - Перси Дрисколл.
На смертном одре Дрисколл отпустил Рокси на волю, а своего возлюбленного мнимого отпрыска отдал под опеку брата-судьи и его супруги. Бездетная чета была рада этому ребенку. Бездетным всякий ребенок понравится.
За месяц до кончины брата судья Дрисколл тайным образом купил у него Чемберса. Он узнал, что Том старается убедить отца продать парнишку в низовья реки, и хотел предупредить скандал, ибо местное общественное мнение не одобряло таких мер по отношению к домашним слугам, если те провинились по пустякам или вообще ни в чем не провинились.
Перси Дрисколл свел себя в могилу, стремясь поправить дела, пошатнувшиеся в результате неудачной земельной спекуляции. А сразу же после его смерти кончился и земельный ажиотаж, и юный наследник Перси Дрисколла, счастливчик, которому еще недавно весь город завидовал, превратился в нищего. Но это было не страшно: дядюшка пообещал оставить ему после смерти все свое состояние, и Том утешился.
Зато Рокси очутилась без крова; и вот она решила распрощаться со своими друзьями и повидать белый свет, иными словами - наняться горничной на пароход, что для негритянки считалось вершиной счастья.
Последний, к кому она пришла с прощальным визитом, был великан негр Джеспер. Он в это время рубил дрова, заготавливая их на зиму для Простофили Вильсона.
В момент ее прихода Вильсон стоял возле Джеспера, болтая с ним о чем-то. Он спросил Рокси, сумеет ли она, поступив на пароход, перенести разлуку со своими питомцами, и в шутку предложил ей сделать на память копии отпечатков их пальцев - от младенческого возраста до двенадцати лет. Рокси испуганно насторожилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43