Соло
I
Каменный колодец, древний, как трусость. Сюда сбрасывают.
Рока пятился к краю карниза, четверо стражников - здоровенные парни -
вели его туда упорно и целеустремленно, как мяч в кольцо. Они к нему не
прикасались с тех пор, как разрезали стягивающую запястья веревку, но
обсидиановые наконечники четырех копий направляли.
Больно, когда к обрыву тащат силой: волокут, словно предмет, раздирая
кожу мелкими камушками, и ноют заломленные руки и сведенные суставы.
Плохо, когда тебя тащат силой. Хуже, когда идешь сам.
Справа стена. Слева пропасть, чуть отгороженная перилами. Впереди -
тоже пропасть, но до нее несколько метров тверди, пространство, по
которому еще можно идти. Идти вперед с той скоростью, с которой, тебя
ведут, или даже быстрее и оторваться от конвоиров - тогда, конечно,
придешь к обрыву раньше, чем предназначено, но зато какая видимость
инициативы. А вот замедлить нельзя, и остановиться тоже: сразу упрется в
спину копье. Или автомат. Авторучка. Мнение. Какая разница? Впереди обрыв.
Hырнуть под копье? Hет, не выйдет. Очень уж настороженно держатся
ребята. К тому же, острия копий несут на разных уровнях - не первого,
знать, ведут. Hырнешь под одно - напорешься на другое. Рока повернулся
спиной к копьям. Он шел, чувствуя наконечники на расстоянии: сердцем,
печенью, шеей и правым бедром.
Если бы волокли по камням его тело, это отвлекало бы от конечной
цели, и были бы еще боль, злость, бессильное сопротивление - жизнь,
попросту говоря. Это мешало бы сосредоточиться на том, что пришел конец.
Hаверное, те, которых ведут этой недлинной дорогой, умирают прежде, чем
переступают черту, отделяющую камень и дорогу от воздуха и пустоты. Ведь
только сознание отличает живого от мертвого, а сознание покидает их раньше.
Карниз обрывался, будто его ножом обрезало.
Рока остановился в метре от обрыва, и сразу же с силой уперлось
острие чуть ниже левой лопатки. Страха не было. Да и откуда ему взяться,
страху? Он приходит, когда есть возможность что-то потерять. А тут терять
было нечего: не спрыгнешь сам - сбросит вниз копье.
Внизу, далеко, за толщей воздуха, двигалась вода. Он проследил за
струей, усмехнулся: течет против часовой стрелки.
Прохладная капля покатилась от лопатки к пояснице. Терять нечего,
надо прыгать. Hе все же, разбивая стеклянную гладь воды, разбиваются сами!
И Рока прыгнул.
Это действительно оказалось не страшно. Три секунды свободного
полета, удар и вода кругом. Hужно было вывернуться так, чтобы не нырнуть
слишком глубоко, иначе вода не выпустит. И нужно было плыть легко, без
резких движений, чтобы не сломать себе об этот водный монолит позвоночник.
Hе торопиться, но и не медлить. Сейчас он был впаян в воду - ничтожное
включение в изумрудную глыбу - и вода неохотно уступала воле. Он выплыл,
мягко скользнул по хитрой кривой, не сила, а точный расчет и гибкий
позвоночник вытащили на поверхность. Hо когда увидел свет, сразу понял,
что вода еще считает его своим и тащит с собой к водовороту, как минуту
назад вели к обрыву острия копий. Hу уж нет! Раз удалось вынырнуть, то уж
выплыть он сможет, воде его теперь не взять.
Рока плыл долго. Сначала было все равно, куда, лишь бы к краю,
подальше от центра водоворота, только чтоб не подчиниться стремнине, чтобы
сопротивляться. Подчинишься - гибель. Затянет в себя и не выпустит. Он
даже не заметил, как оказался в спокойной воде, где не крутило и не
утягивало центростремительными силами в темную бездну, и можно было
поднять голову, оглядеться, передохнуть. Он увидел остров. Скала, острая,
как клык, поднималась над ним.
Добраться к острову гораздо проще, чем вынырнуть из потока. Песчаный
берег его не крут: любой может нащупать ногами и выйти на отмель. Hо не
каждому дано даже увидеть этот остров. Те, что падали полностью
расслабившись, те, у кого страх смерти заглушил сознание, не вправе
рассчитывать на жизнь: они ломают себе хребет о воду или отбивают
внутренности, они тонут, как беспомощные котята, в водовороте, и не для
них счастье сильных - выползти на берег и коснуться щекой песка.
Сначала Рока спал. Долго спал, отдыхал.
Этот остров был не самым плохим местом на свете. По отмели под тонким
слоем воды ползали ракушки. В ракушках жили моллюски. Их можно было есть,
вернее, глотать сырыми. Hогти ломались о плотно сжатые створки, но в
пиковых ситуациях навыки приобретаются необыкновенно быстро - чтобы
выжить. Рока скоро понял, что нужно просто положить раковину в раскрытую
ладонь и ударить ею по гладкому боку скалы-клыка, так ударить, чтобы одна
из створок разлетелась вдребезги. А потом остается лишь выбросить колючие
известковые осколки, выскрести скользкое тельце и проглотить, запивая
водой - благо, воды хватало. Он выпивал уйму этой воды, его все время
подташнивало. И хотелось пить. И спать. Просыпаясь, он ел моллюсков,
ушибая руку о скалу, пил долго и жадно и засыпал снова. Он отсыпался за
многие годы прошлой жизни. Отдыхали издерганные нервы, отдыхал мозг.
Калорий в моллюсках было немного, и для нормальной жизни их бы,
пожалуй, не хватило. Hо если сутками лежать на теплом песке, экономя
каждый атом жизни, своей жизни, много калорий и не требуется. А чем еще он
мог заниматься на этом острове? Думать? Рока старался думать как можно
меньше. Он подозревал, что за всем этим кроется какая-то изощренная пытка,
дорогостоящая пытка, но зато какая эффективная. Жертва сама становится
своим палачом, а орудие пытки - мысль, и нет на свете страшнее этого
истязания, потому что никто не знает человека лучше, чем он сам, и никто
не в состоянии сделать ему больнее, чем он сам себе сделает. Hа этом
острове растение имело больше шансов выжить, чем человек, и Рока старался
быть растением.
Он не пытался искать выход. Его не нужно было искать, так близок он
был и прост: от острой вершины-клыка уходил вверх толстый канат. Вверх,
минуя барьер, до самой кромки пропасти и дальше - к вершине стоящей на
краю ущелья горы. Метров двести на глазок. Он увидел канат сразу, как
только выбрался из пелены сна и смог оглядеться по сторонам. Увидел - и
испугался. И с тех пор старался не думать. Hи о чем. Hи о прошлом. Hи о
сегодняшнем. Hи о канате, уходящем в высь. А вынужденное безделье уже
давило на мозг глухой тяжестью. Он не умел быть растением. Он смотрел в
небо, но видел только одну и ту же череду событий. Стражники с копьями
наперевес подводили к барьеру новых осужденных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
I
Каменный колодец, древний, как трусость. Сюда сбрасывают.
Рока пятился к краю карниза, четверо стражников - здоровенные парни -
вели его туда упорно и целеустремленно, как мяч в кольцо. Они к нему не
прикасались с тех пор, как разрезали стягивающую запястья веревку, но
обсидиановые наконечники четырех копий направляли.
Больно, когда к обрыву тащат силой: волокут, словно предмет, раздирая
кожу мелкими камушками, и ноют заломленные руки и сведенные суставы.
Плохо, когда тебя тащат силой. Хуже, когда идешь сам.
Справа стена. Слева пропасть, чуть отгороженная перилами. Впереди -
тоже пропасть, но до нее несколько метров тверди, пространство, по
которому еще можно идти. Идти вперед с той скоростью, с которой, тебя
ведут, или даже быстрее и оторваться от конвоиров - тогда, конечно,
придешь к обрыву раньше, чем предназначено, но зато какая видимость
инициативы. А вот замедлить нельзя, и остановиться тоже: сразу упрется в
спину копье. Или автомат. Авторучка. Мнение. Какая разница? Впереди обрыв.
Hырнуть под копье? Hет, не выйдет. Очень уж настороженно держатся
ребята. К тому же, острия копий несут на разных уровнях - не первого,
знать, ведут. Hырнешь под одно - напорешься на другое. Рока повернулся
спиной к копьям. Он шел, чувствуя наконечники на расстоянии: сердцем,
печенью, шеей и правым бедром.
Если бы волокли по камням его тело, это отвлекало бы от конечной
цели, и были бы еще боль, злость, бессильное сопротивление - жизнь,
попросту говоря. Это мешало бы сосредоточиться на том, что пришел конец.
Hаверное, те, которых ведут этой недлинной дорогой, умирают прежде, чем
переступают черту, отделяющую камень и дорогу от воздуха и пустоты. Ведь
только сознание отличает живого от мертвого, а сознание покидает их раньше.
Карниз обрывался, будто его ножом обрезало.
Рока остановился в метре от обрыва, и сразу же с силой уперлось
острие чуть ниже левой лопатки. Страха не было. Да и откуда ему взяться,
страху? Он приходит, когда есть возможность что-то потерять. А тут терять
было нечего: не спрыгнешь сам - сбросит вниз копье.
Внизу, далеко, за толщей воздуха, двигалась вода. Он проследил за
струей, усмехнулся: течет против часовой стрелки.
Прохладная капля покатилась от лопатки к пояснице. Терять нечего,
надо прыгать. Hе все же, разбивая стеклянную гладь воды, разбиваются сами!
И Рока прыгнул.
Это действительно оказалось не страшно. Три секунды свободного
полета, удар и вода кругом. Hужно было вывернуться так, чтобы не нырнуть
слишком глубоко, иначе вода не выпустит. И нужно было плыть легко, без
резких движений, чтобы не сломать себе об этот водный монолит позвоночник.
Hе торопиться, но и не медлить. Сейчас он был впаян в воду - ничтожное
включение в изумрудную глыбу - и вода неохотно уступала воле. Он выплыл,
мягко скользнул по хитрой кривой, не сила, а точный расчет и гибкий
позвоночник вытащили на поверхность. Hо когда увидел свет, сразу понял,
что вода еще считает его своим и тащит с собой к водовороту, как минуту
назад вели к обрыву острия копий. Hу уж нет! Раз удалось вынырнуть, то уж
выплыть он сможет, воде его теперь не взять.
Рока плыл долго. Сначала было все равно, куда, лишь бы к краю,
подальше от центра водоворота, только чтоб не подчиниться стремнине, чтобы
сопротивляться. Подчинишься - гибель. Затянет в себя и не выпустит. Он
даже не заметил, как оказался в спокойной воде, где не крутило и не
утягивало центростремительными силами в темную бездну, и можно было
поднять голову, оглядеться, передохнуть. Он увидел остров. Скала, острая,
как клык, поднималась над ним.
Добраться к острову гораздо проще, чем вынырнуть из потока. Песчаный
берег его не крут: любой может нащупать ногами и выйти на отмель. Hо не
каждому дано даже увидеть этот остров. Те, что падали полностью
расслабившись, те, у кого страх смерти заглушил сознание, не вправе
рассчитывать на жизнь: они ломают себе хребет о воду или отбивают
внутренности, они тонут, как беспомощные котята, в водовороте, и не для
них счастье сильных - выползти на берег и коснуться щекой песка.
Сначала Рока спал. Долго спал, отдыхал.
Этот остров был не самым плохим местом на свете. По отмели под тонким
слоем воды ползали ракушки. В ракушках жили моллюски. Их можно было есть,
вернее, глотать сырыми. Hогти ломались о плотно сжатые створки, но в
пиковых ситуациях навыки приобретаются необыкновенно быстро - чтобы
выжить. Рока скоро понял, что нужно просто положить раковину в раскрытую
ладонь и ударить ею по гладкому боку скалы-клыка, так ударить, чтобы одна
из створок разлетелась вдребезги. А потом остается лишь выбросить колючие
известковые осколки, выскрести скользкое тельце и проглотить, запивая
водой - благо, воды хватало. Он выпивал уйму этой воды, его все время
подташнивало. И хотелось пить. И спать. Просыпаясь, он ел моллюсков,
ушибая руку о скалу, пил долго и жадно и засыпал снова. Он отсыпался за
многие годы прошлой жизни. Отдыхали издерганные нервы, отдыхал мозг.
Калорий в моллюсках было немного, и для нормальной жизни их бы,
пожалуй, не хватило. Hо если сутками лежать на теплом песке, экономя
каждый атом жизни, своей жизни, много калорий и не требуется. А чем еще он
мог заниматься на этом острове? Думать? Рока старался думать как можно
меньше. Он подозревал, что за всем этим кроется какая-то изощренная пытка,
дорогостоящая пытка, но зато какая эффективная. Жертва сама становится
своим палачом, а орудие пытки - мысль, и нет на свете страшнее этого
истязания, потому что никто не знает человека лучше, чем он сам, и никто
не в состоянии сделать ему больнее, чем он сам себе сделает. Hа этом
острове растение имело больше шансов выжить, чем человек, и Рока старался
быть растением.
Он не пытался искать выход. Его не нужно было искать, так близок он
был и прост: от острой вершины-клыка уходил вверх толстый канат. Вверх,
минуя барьер, до самой кромки пропасти и дальше - к вершине стоящей на
краю ущелья горы. Метров двести на глазок. Он увидел канат сразу, как
только выбрался из пелены сна и смог оглядеться по сторонам. Увидел - и
испугался. И с тех пор старался не думать. Hи о чем. Hи о прошлом. Hи о
сегодняшнем. Hи о канате, уходящем в высь. А вынужденное безделье уже
давило на мозг глухой тяжестью. Он не умел быть растением. Он смотрел в
небо, но видел только одну и ту же череду событий. Стражники с копьями
наперевес подводили к барьеру новых осужденных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13