- Это Краб, мнемотехник.
Странный какой-то человек. Все время что-то требует. Бенедикт устал с ним.
Я оглянулся. Мрачный парень весьма агрессивно втолковывал что-то
директору. Тот, морщась, кивал. Вид у него был затравленный. Бенедикт
действительно устал.
- Что бы вы хотели осмотреть, господин Павел? - спросила Элга.
- Все.
- Благодарю, - она прямо-таки обдала меня синевой. Я подумал, что
радужка глаз у нее подкрашенная.
- Все - это очень много, Павел. Может быть, мы сначала посидим
где-нибудь, Павел?
Мое имя таяло у нее во рту.
- Сначала немного посмотрим, - извиняясь, сказал я.
Элга передернула плечиком:
- Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.
Режиссерская представляла собой громадную комнату без окон. Под
светящимся потолком были развешаны десятки волновых софитов для
стереокраски, а в центре на разномастных стульях сидели около шести
человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел
Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на открытую
дверь, то ли играл свою роль - по легенде мы были незнакомы.
Больше я ничего заметить не успел. Режиссер повернул к нам изъеденное
до костей лицо и спросил, срываясь на крик:
- В чем дело? Я занят, занят, занят!
Элга закрыла дверь, словно обожглась.
- Ввод Спектакля, - смущенно пояснила она. - Витольд всегда так
нервничает.
Я промолчал. Я думал: как хорошо, что в паре со мной работает
Кузнецов. Спокойный и рассудительный Гера Кузнецов, на которого при любых
обстоятельствах можно положиться даже больше, чем на самого себя.
Элга повела меня в техотдел. Я не разбираюсь в голографии и тем более
в волновой технике, но, по-моему, оборудование у них первоклассное,
выполненное в основном по специальным заказам. Там же, в зале, в
прозрачном кресле, возведя черные глаза к потолку, полулежал парень в
шикарном тренировочном костюме; он затягивался тонкой, как спица,
сигаретой, а выпускал зеленый дым. Парень даже не посмотрел на нас, но
сигарета замерла в воздухе, и я понял, что он слушает разговор самым
внимательным образом. Выходя, я равнодушно обернулся и поймал его
пронзительный и сразу погасший взгляд.
Вообще Элга оказалась неплохим гидом, особенно когда забывала о своей
задаче - обольстить инспектора из Столицы. Я искренне был заинтересован ее
рассказом, и поэтому она говорила много и охотно. В результате я узнал,
что ей двадцать семь лет, что она не замужем - все попадались какие-то
хухрики, что она хотела бы иметь самостоятельную работу, а ее держат
ассистентом, что она давно бы ушла, если бы не Спектакли, что все в Доме
держится на Витольде, а директор в искусстве - ни дуба не варит, что он,
директор, уже не раз делал ей определенные предложения, но, она в гробу
видела этого зануду, что директор и Витольд ненавидят друг друга, но
почему-то работают вместе, хотя давно могли бы и разойтись, что Элге
приходится выполнять некоторые особые поручения, какие - она не уточнила,
и поэтому многие относятся к ней плохо.
Из всего этого в какой-то мере можно было составить общую картину, но
ничего существенного понять при этом было невозможно. Элга была очень
мила, и мне приходилось ежесекундно напоминать себе, что фантом, пока не
включена программа, ничем не отличается от обычного человека.
Кроме того, у меня не выходил из головы погром в моей квартире.
Сомнений не было - я засветился. Но каким образом? Ведь я появился в
городе только вчера и о моем прибытии знали три, от силы четыре человека?
А если громить квартиру, то причем тут микрофоны? Получалась какая-то
ерунда.
Сдавленный хрип донесся из-за низенькой двери слева. Так хрипят
загнанные лошади. Я посмотрел на Элгу. Она ползала плечами. Я потянул
дверь. В маленькой, похожей на кладовку комнате, где стояли рулоны бумаги
и высокие бутыли коричневого стекла, угрюмый Краб, оскалясь, стиснув
квадратные зубы, душил зажатого в угол советника Фольцева. Финансовый бог
уже посинел, слабыми пухлыми руками рвал кисть, сдавившую горло.
- Отпустите, - сказал я.
Краб повернул заросшее лицо:
- Чего?
- Вполне достаточно.
- Исчезни, - посоветовал Краб.
- Я ведь могу вызвать полицию, - пригрозил я. - Есть двое свидетелей.
Отпущенный советник стал кашлять, давиться слюной, сгибаться,
насколько ему позволял живот. Лицо у него из синего стало багровым. Вдруг
он замахал руками:
- Оставьте нас! Пожалуйста! Я вас прошу!
И опять согнулся, выворачивая легкие в кашле.
Мы пошли дальше. Я деликатно молчал. У Элги был такой вид, словно ее
осенило.
Мы спустились в библиотеку. Она располагалась в подвале. Светился
матовый потолок. Уходили вдаль деревянные стеллажи. Было очень тихо. За
барьером у раскрытой книги сидела девушка, с таким печальным лицом, словно
она всю жизнь провела в этом подвале.
Элга меня представила.
- Анна, - сказала девушка. Она была в сером платье с белым кружевным
воротничком - как в старом фильме.
- У вас, вероятно, много читателей? - спросил я. И мне вдруг стало
стыдно за свой бодрый тон.
- Нет, - сказала она. Сейчас мало читают, больше смотрят видео. А с
тех пор, как начались Спектакли, - тем более.
Я перевел взгляд на раскрытую книгу.
- А я привыкла, - сказала она. - С детства читаю. Это отец меня
приучил.
Элга фыркнула. Теперь мне это не показалось привлекательным. Я
смотрел на Анну. Она - на меня. Я спросил о чем-то. Она что-то ответила.
Элга начала нетерпеливо пританцовывать.
Послышались шаркающие шаги.
- А вот и папа, - сказала Анна.
Из-за стеллажей появился согнутый старик в вельветовой куртке,
поправил старинные роговые очки.
Мы немного поговорили. Я явно не был в ударе - вдруг забыл, какие
вопросы следует задавать инспектору. Кажется, этого никто не заметил.
Старик любовно гладил корешки:
- Книги - это моя давняя страсть. У меня и дома неплохая библиотека.
Старая классика. Есть издания прошлого века. Конечно, сейчас принято
держать звукозаписи - знаете: группа артистов читает "Войну и мир". Не
спорю, есть удачные трактовки, но я привык сам. А мода - бог с ней, с
модой.
Я все время смотрел на Анну. И она тоже смотрела, без смущения. Элга
прекратила улыбаться.
Когда молчать дальше стало неудобно, я обратился к старику:
- Сегодня у вас новый Спектакль?
Он вздохнул:
- Не любитель я этих Спектаклей. Но директор требует, чтобы
присутствовали все. Так сказать, на месте изучали дух молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Странный какой-то человек. Все время что-то требует. Бенедикт устал с ним.
Я оглянулся. Мрачный парень весьма агрессивно втолковывал что-то
директору. Тот, морщась, кивал. Вид у него был затравленный. Бенедикт
действительно устал.
- Что бы вы хотели осмотреть, господин Павел? - спросила Элга.
- Все.
- Благодарю, - она прямо-таки обдала меня синевой. Я подумал, что
радужка глаз у нее подкрашенная.
- Все - это очень много, Павел. Может быть, мы сначала посидим
где-нибудь, Павел?
Мое имя таяло у нее во рту.
- Сначала немного посмотрим, - извиняясь, сказал я.
Элга передернула плечиком:
- Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.
Режиссерская представляла собой громадную комнату без окон. Под
светящимся потолком были развешаны десятки волновых софитов для
стереокраски, а в центре на разномастных стульях сидели около шести
человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел
Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на открытую
дверь, то ли играл свою роль - по легенде мы были незнакомы.
Больше я ничего заметить не успел. Режиссер повернул к нам изъеденное
до костей лицо и спросил, срываясь на крик:
- В чем дело? Я занят, занят, занят!
Элга закрыла дверь, словно обожглась.
- Ввод Спектакля, - смущенно пояснила она. - Витольд всегда так
нервничает.
Я промолчал. Я думал: как хорошо, что в паре со мной работает
Кузнецов. Спокойный и рассудительный Гера Кузнецов, на которого при любых
обстоятельствах можно положиться даже больше, чем на самого себя.
Элга повела меня в техотдел. Я не разбираюсь в голографии и тем более
в волновой технике, но, по-моему, оборудование у них первоклассное,
выполненное в основном по специальным заказам. Там же, в зале, в
прозрачном кресле, возведя черные глаза к потолку, полулежал парень в
шикарном тренировочном костюме; он затягивался тонкой, как спица,
сигаретой, а выпускал зеленый дым. Парень даже не посмотрел на нас, но
сигарета замерла в воздухе, и я понял, что он слушает разговор самым
внимательным образом. Выходя, я равнодушно обернулся и поймал его
пронзительный и сразу погасший взгляд.
Вообще Элга оказалась неплохим гидом, особенно когда забывала о своей
задаче - обольстить инспектора из Столицы. Я искренне был заинтересован ее
рассказом, и поэтому она говорила много и охотно. В результате я узнал,
что ей двадцать семь лет, что она не замужем - все попадались какие-то
хухрики, что она хотела бы иметь самостоятельную работу, а ее держат
ассистентом, что она давно бы ушла, если бы не Спектакли, что все в Доме
держится на Витольде, а директор в искусстве - ни дуба не варит, что он,
директор, уже не раз делал ей определенные предложения, но, она в гробу
видела этого зануду, что директор и Витольд ненавидят друг друга, но
почему-то работают вместе, хотя давно могли бы и разойтись, что Элге
приходится выполнять некоторые особые поручения, какие - она не уточнила,
и поэтому многие относятся к ней плохо.
Из всего этого в какой-то мере можно было составить общую картину, но
ничего существенного понять при этом было невозможно. Элга была очень
мила, и мне приходилось ежесекундно напоминать себе, что фантом, пока не
включена программа, ничем не отличается от обычного человека.
Кроме того, у меня не выходил из головы погром в моей квартире.
Сомнений не было - я засветился. Но каким образом? Ведь я появился в
городе только вчера и о моем прибытии знали три, от силы четыре человека?
А если громить квартиру, то причем тут микрофоны? Получалась какая-то
ерунда.
Сдавленный хрип донесся из-за низенькой двери слева. Так хрипят
загнанные лошади. Я посмотрел на Элгу. Она ползала плечами. Я потянул
дверь. В маленькой, похожей на кладовку комнате, где стояли рулоны бумаги
и высокие бутыли коричневого стекла, угрюмый Краб, оскалясь, стиснув
квадратные зубы, душил зажатого в угол советника Фольцева. Финансовый бог
уже посинел, слабыми пухлыми руками рвал кисть, сдавившую горло.
- Отпустите, - сказал я.
Краб повернул заросшее лицо:
- Чего?
- Вполне достаточно.
- Исчезни, - посоветовал Краб.
- Я ведь могу вызвать полицию, - пригрозил я. - Есть двое свидетелей.
Отпущенный советник стал кашлять, давиться слюной, сгибаться,
насколько ему позволял живот. Лицо у него из синего стало багровым. Вдруг
он замахал руками:
- Оставьте нас! Пожалуйста! Я вас прошу!
И опять согнулся, выворачивая легкие в кашле.
Мы пошли дальше. Я деликатно молчал. У Элги был такой вид, словно ее
осенило.
Мы спустились в библиотеку. Она располагалась в подвале. Светился
матовый потолок. Уходили вдаль деревянные стеллажи. Было очень тихо. За
барьером у раскрытой книги сидела девушка, с таким печальным лицом, словно
она всю жизнь провела в этом подвале.
Элга меня представила.
- Анна, - сказала девушка. Она была в сером платье с белым кружевным
воротничком - как в старом фильме.
- У вас, вероятно, много читателей? - спросил я. И мне вдруг стало
стыдно за свой бодрый тон.
- Нет, - сказала она. Сейчас мало читают, больше смотрят видео. А с
тех пор, как начались Спектакли, - тем более.
Я перевел взгляд на раскрытую книгу.
- А я привыкла, - сказала она. - С детства читаю. Это отец меня
приучил.
Элга фыркнула. Теперь мне это не показалось привлекательным. Я
смотрел на Анну. Она - на меня. Я спросил о чем-то. Она что-то ответила.
Элга начала нетерпеливо пританцовывать.
Послышались шаркающие шаги.
- А вот и папа, - сказала Анна.
Из-за стеллажей появился согнутый старик в вельветовой куртке,
поправил старинные роговые очки.
Мы немного поговорили. Я явно не был в ударе - вдруг забыл, какие
вопросы следует задавать инспектору. Кажется, этого никто не заметил.
Старик любовно гладил корешки:
- Книги - это моя давняя страсть. У меня и дома неплохая библиотека.
Старая классика. Есть издания прошлого века. Конечно, сейчас принято
держать звукозаписи - знаете: группа артистов читает "Войну и мир". Не
спорю, есть удачные трактовки, но я привык сам. А мода - бог с ней, с
модой.
Я все время смотрел на Анну. И она тоже смотрела, без смущения. Элга
прекратила улыбаться.
Когда молчать дальше стало неудобно, я обратился к старику:
- Сегодня у вас новый Спектакль?
Он вздохнул:
- Не любитель я этих Спектаклей. Но директор требует, чтобы
присутствовали все. Так сказать, на месте изучали дух молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28