Рассуждения о мире в литературе, которые иногда приходит-
ся слышать оторваны от реальности. Они очень напоминают мне
те доклады, те ужасные выступления по телевидению, те
статьи, что нам всем приходилось читать и слышать в застой-
ные годы. Если отбросить обязательную риторику, то вся суть
их сводилась к следующему: нас, во-первых, призывали писать
хорошо и талантливо, а во-вторых, призывали жить дружно, так
сказать, единой семьей советских писателей. Я ни разу не
слышал, чтоб призывали писать бездарно и плохо или чтоб при-
зывали ссориться и враждовать друг с другом. То есть, все
было правильно. Нечего было возразить. Но при этом и доклад-
чик, и слушатели понимали, что под "хорошо и талантливо"
подразумевается воспевание развитого социализма, а под "жить
дружно, не ссориться" -- безусловное подчинение литератур-
ным секретарям.
Это была демагогия.
Нечто подобное, как мне кажется, представляют собой и ны-
нешние рассуждения о мире в литературе. О каком, собственно,
мире идет речь? Нет мира вообще. Есть мир лишь на определен-
ных условиях. И когда представитель низкого вкуса рассуж-
дает о мире в фантастике, то под этим подразумевается: приз-
найте нас, согласитесь, что наши произведения -- тоже лите-
ратура, допустите нас в номинации и в жюри, дайте право ре-
шать, что хорошо, а что плохо. Проще говоря, станьте такими
же. Уничтожьте демаркационную линию. Уничтожьте границу меж-
ду литературой и чтивом. Вот о чем идет речь. Речь идет о
мире на условиях низкого вкуса.
Это вовсе не мир. Это -- капитуляция.
Дело здесь не только в квалифицированном читателе, кото-
рого мы теряем,-- новая фантастика сама ведет изнуряющую
борьбу за признание ее со стороны реалистической литературы.
Всем известно, что на фантастике стоит клеймо второсортнос-
ти. Стало устойчивым использование клише: "детективы, фан-
тастика и прочее низкопробное чтиво". Критика фантастики не
замечает. Как бы заранее предполагается, что здесь ничего
приличного быть не может. Все, наверное, сталкивались с си-
туацией, когда книга российского автора отвергается просто
потому, что это -- фантастика, но одновременно признаются и
анализируются произведения -- да, конечно, реалистические --
но по своему литературному исполнению уступающие лучшим кни-
гам современных фантастов. Вся фантастика скомпрометирована.
Я не знаю, удастся ли каким-то образом реабилитировать жанр
-- например, Стругацким это не удалось -- но в условиях
борьбы за признание, что, конечно, является борьбой и за вы-
живание тоже, мы не можем согласиться на лидерство литера-
турной посредственности. Потому ни один современный критик,
ни один настоящий писатель, ни один так называемый деятель
литературы никогда не будет вникать в наши внутренние отно-
шения. О фантастике как о жанре безусловно будут судить по
внешним ее проявлениям. И если э т о считается в фантастике
лучшим, значит, остальное просто бурда, и все разговоры о
том, что фантастика это литература, бессмысленны. Ситуация
чрезвычайно проста. Либо мы соглашаемся, что фантастика --
это второсортное чтиво, и тогда конкурируем с Гаррисоном,
заведомо проигрывая ему, либо мы конкурируем с реалистичес-
кой литературой, где, конечно, ничтожные, но шансы все-таки
есть, но тогда мы обязаны достаточно ясно дистанцироваться
от литературной посредственности.
5
Разумеется, я понимаю, что многих из здесь присутствую-
щих смущает само слово "война", и что лучше бы было ис-
пользовать какие-нибудь мягкие термины. Называть это, ска-
жем, внутрижанровой конкуренцией, называть это, скажем,
борьбой литературных течений. Вообще не использовать милита-
ристскую лексику. Однако, суть от этого не меняется. Гово-
рить о борьбе течений можно только в рамках собственно лите-
ратуры, а здесь речь идет о конфликте между литературой и
чтивом. А такого рода конфликт в принципе не разрешим и
всегда приводит к экстремальным военным формам, что, по-мое-
му, объясняется личным составом противостоящих сторон.
Здесь необходимо иметь в виду следующее обстоятельство.
Плохой писатель -- это, как правило, еще и плохой человек.
Почему это так, я сейчас обсуждать не буду, но мы все доста-
точно долго пребываем в литературе, чтоб уже убедиться в
правильности данного утверждения. Причем, когда я употреб-
ляю термин "плохой писатель", то я вовсе не имею в виду по-
давляющего числа начинающих авторов или авторов, пока еще не
написавших серьезных литературных произведений. Это, как мне
кажется, еще никакие писатели. Не плохие и не хорошие.
Только будущее покажет, что из них выйдет. Я имею в виду
лишь тех писателей, что присутствуют в литературе уже доста-
точно долго и чье творческое бесплодие представляется оче-
видным. Мы такого рода писателей знаем по Великому противос-
тоянию, вероятно, нет смысла перечислять конкретные имена, и
мне кажется, что люди именно этого типа и возглавят наступ-
ление на художественную фантастику.
Материалом здесь, как всегда, послужат обиженные. Их бу-
дет много -- уже в ближайшие годы большинство российских
фантастов осознает тот горький факт, что они никогда не по-
лучат ни "Странника", ни "Улитку", ни пока еще, быть может,
не очень престижную, но все-таки премию "Интерпресскона".
Большинство осознает тот факт, что оно никогда не будет
стоять в первом ряду российских фантастов и при составлении
сборников, антологий или в представлении российской фантас-
тики за рубежом им придется довольствоваться скучной и длин-
ной очередью. В личном плане эта ситуация вполне разрешима.
Автор может сказать себе: Да, конечно, ни хрена я писать не
умею. Набуровил какую-то тягомотину, стыдно людям показы-
вать. Надо плюнуть и начать все сначала.
Короче, автор может начать работать.
Но он может пойти и другим путем.
Плохой писатель тем и отличается от хорошего, что он ни-
когда не скажет себе: Я не умею писать. Он заранее убежден в
ценности всего им созданного. И если книги такого писателя
не получают признания, значит, виноваты в этом другие. Зна-
чит, виновата литературная мафия, захватившая якобы власть в
фантастике, виноваты конкретные люди, мешающие писателю, ви-
новата сама фантастика, движущаяся, по мнению автора, не ту-
да. А отсюда -- и средства борьбы, которые вполне очевидны.
Я не стану далее углубляться в эту благодатную тему. Ма-
териал здесь слишком взрывоопасен. Однако, вся история отно-
шений с молодогвардейскими лидерами свидетельствует, что эк-
стремальные формы соперничества рождались именно той сторо-
ной и что именно "Молодая гвардия" превратила борьбу литера-
турных течений в войну, применяя те методы, которые в лите-
ратуре недопустимы.
1 2 3 4