Тучка на ее лице мгновенно приглушала его сияющий вид; во время одного из первых визитов в их маниап моя жена уверяла, что у него есть основания быть осмотрительным. С Нан Током был друг, вертлявый молодой человек его возраста; они дошли до такого состояния веселости, когда о последствиях уже не думают. Ней Такаути произнесла собственное имя. Нан Ток тут же вскинул два пальца, его друг сделал то же самое, оба находились в восторге озорства. Было ясно, что у женщины два имени; судя по характеру их веселья и по гневу, собравшемуся на ее челе, во втором было что-то щекотливое. Муж произнес его, метко брошенный женой кокосовый орех угодил ему в голову, после чего голоса и веселье обоих неосмотрительных юных джентльменов стихли на весь день.
Туземцы Восточной Полинезии никогда не приходят в растерянность. Этикет у них безусловный и безоговорочный, во всех обстоятельствах он диктует им, что делать и как делать.
Гилбертянцы, видимо, более свободны и зачастую расплачиваются (как мы) за свою свободу замешательством. Так сплошь и рядом происходило с этой поменявшейся местами парой. Однажды, когда они были у нас в гостях, мы предложили им табак и трубку, когда они накурились и собрались уходить, пред ними возникла проблема: забрать или оставить невыкуренный табак. Они брали кусок прессованного табака, клали, передавали друг другу, спорили, пока жена не стала выглядеть измученной, а муж постаревшим. Кончилось тем, что они забрали его и, готов биться об заклад, не успели выйти со двора, как решили, что поступили неправильно. В другой раз оба получили по большой чаше кофе. Нан Ток с трудом и неприязнью допил свою до конца. Ней Такаути сделала несколько глотков, больше ей не хотелось, но она определенно решила, что неприлично будет ставить недопитую чашку, и поэтому велела своему венчанному вассалу допить оставшееся. «Я проглотил все, что мог, больше неспособен, это невозможно физически», — казалось, говорил он, и его суровый командир повторила приказ тайным властным сигналом. Несчастный! Но мы из гуманных соображений пришли ему на выручку и забрали чашку.
Эта забавная семейка вызывает у меня невольную улыбку, однако я вспоминаю эти добрые души с приязнью и уважением. Их внимание к нам было поразительным. Гирлянды были замечательными, за цветами приходилось ходить далеко; и хотя они призывали на помощь много вассалов, мы часто видели, как они идут за цветами, и жена собственноручно сплетает их. Не бессердечие, а лишь равнодушие, столь присущее мужьям, заставляло Ней Такаути с презрением относиться к страданиям Нан Тока. Когда моя жена заболела, она оказалась прилежной и доброй медсестрой; и эта пара, к крайнему смущению больной, постоянно находилась в ее комнате. Эта сильная, умелая, властная пожилая дама с дикими глазами обладала глубокой нежностью: она как будто бы скрывала гордость молодым мужем, чтобы не избаловать его; и когда говорила о мертвом сыне, в ее лице появлялось что-то трагическое. Но я обнаружил у гилбертинцев силу чувств, отличающую их (подобно грубому, резкому языку) от собратьев-островитян на востоке.
Часть IV
ОСТРОВА ГИЛБЕРТА АПЕМАМА
Глава первая
КОРОЛЬ АПЕМАМЫ ЦАРСТВЕННЫЙ ТОРГОВЕЦ
На островах Гилберта есть один великий персонаж: Тембинок, король Апемамы, поистине вьщающиися герой, предмет пересудов. На всех других островах архипелага короли убиты или взяты под опеку, остается только Тембинок, последний тиран, последний живой след ушедшего в прошлое общества. Белый человек во всех других местах строит дома, пьет джин, ссорится и мирится со слабыми туземными правительствами. На Апемаме всего один белый, живет он там из милости, вдали от двора, прислушивается и следит за своим поведением, как мышь в ухе у кошки. На всех других островах появляются потоки туземцев-вояжеров, они путешествуют семьями, проводят годы в этой большой экскурсии. Только Апемама стоит особняком, турист боится угодить в когти Тембинока. И ужас перед этим страшилищем не покидает его даже дома. Маиана некогда платила ему дань; некогда он напал на Нонути и захватил его — это были первые шаги к созданию на архипелаге империи. К месту происшествия прибыл британский военный корабль, его устремления были сдержаны в самом начале, дорогостоящее оружие утопили в его собственной лагуне. Но впечатление было произведено; до сих пор страх перед Тембиноком периодически сотрясает острова; слухи рисуют его готовящим каноэ для нового набега; слухи могут называть цель его нападения; и образ Тембинока в патриотических военных песнях островов Гилберта похож на образ Наполеона в песнях наших дедов.
Мы плыли от Марики в Нонути и Тапитуеа, когда ветер внезапно оказался благоприятным для путешествия в Апемаму. Курс тут же изменили; всех матросов подняли приводить в порядок судно, драить палубу песчаником, мыть кают-компанию, очищать торговый отсек. Во всех наших плаваниях «Экватор» никогда не был так опрятен, как на пути к Тембиноку. Капитан Рейд не был одинок в этом кокетстве; во время моего пребывания на Апемаме туда рискнула прибыть другая шхуна, и я обнаружил, что она тоже прихорошилась к такому случаю.
У нас на борту была семья туземных туристов, от дедушки до младенца, пытавшихся (после умопомрачительной серии неудач) вернуться на родной остров Перу. Они уже пять раз оплачивали проезд и садились на судно; пять раз их обманывали, высаживали без гроша в кармане на чужие острова или привозили обратно в Бутаритари. Эта последняя попытка оказалась не более удачной; их провизия подходила к концу. Перу был недостижим, и они бодро решились на новый этап изгнания на Тапитуеа или Нонути. С переменой ветра их выбранное наобум место назначения изменилось снова; и подобно лоцману с «Календаря», когда показались Черные горы, они побледнели и принялись бить себя в грудь. Лагерь их, находившийся на шкафуте, огласился жалобами. Их заставят работать, превратят в невольников, бегство невозможно, им придется жить, надрываться и умирать в логове тирана. Своими речами они так перепугали детей, что один (большой неуклюжий мальчик) чуть не бросился за борт. Я почти не сомневался, что им не позволят бездельничать, но могу ручаться, что обходились с ними благожелательно и платили им щедро. Примерно через год я вновь встретился с этими непостоянными странниками на борту «Жанет Николь». Проезд их оплатил Тембинок; с борта «Экватора» они сошли на берег бедняками, а на борту «Жанет» появились в новой одежде, нагруженные циновками и подарками, принесли с собой целый склад продуктов и до конца путешествия катались как сыр в масле; я видел, как они в конце концов высадились на родной остров, и должен сказать, все выказывали больше грусти при расставании с Апемамой, чем радости при возвращении домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Туземцы Восточной Полинезии никогда не приходят в растерянность. Этикет у них безусловный и безоговорочный, во всех обстоятельствах он диктует им, что делать и как делать.
Гилбертянцы, видимо, более свободны и зачастую расплачиваются (как мы) за свою свободу замешательством. Так сплошь и рядом происходило с этой поменявшейся местами парой. Однажды, когда они были у нас в гостях, мы предложили им табак и трубку, когда они накурились и собрались уходить, пред ними возникла проблема: забрать или оставить невыкуренный табак. Они брали кусок прессованного табака, клали, передавали друг другу, спорили, пока жена не стала выглядеть измученной, а муж постаревшим. Кончилось тем, что они забрали его и, готов биться об заклад, не успели выйти со двора, как решили, что поступили неправильно. В другой раз оба получили по большой чаше кофе. Нан Ток с трудом и неприязнью допил свою до конца. Ней Такаути сделала несколько глотков, больше ей не хотелось, но она определенно решила, что неприлично будет ставить недопитую чашку, и поэтому велела своему венчанному вассалу допить оставшееся. «Я проглотил все, что мог, больше неспособен, это невозможно физически», — казалось, говорил он, и его суровый командир повторила приказ тайным властным сигналом. Несчастный! Но мы из гуманных соображений пришли ему на выручку и забрали чашку.
Эта забавная семейка вызывает у меня невольную улыбку, однако я вспоминаю эти добрые души с приязнью и уважением. Их внимание к нам было поразительным. Гирлянды были замечательными, за цветами приходилось ходить далеко; и хотя они призывали на помощь много вассалов, мы часто видели, как они идут за цветами, и жена собственноручно сплетает их. Не бессердечие, а лишь равнодушие, столь присущее мужьям, заставляло Ней Такаути с презрением относиться к страданиям Нан Тока. Когда моя жена заболела, она оказалась прилежной и доброй медсестрой; и эта пара, к крайнему смущению больной, постоянно находилась в ее комнате. Эта сильная, умелая, властная пожилая дама с дикими глазами обладала глубокой нежностью: она как будто бы скрывала гордость молодым мужем, чтобы не избаловать его; и когда говорила о мертвом сыне, в ее лице появлялось что-то трагическое. Но я обнаружил у гилбертинцев силу чувств, отличающую их (подобно грубому, резкому языку) от собратьев-островитян на востоке.
Часть IV
ОСТРОВА ГИЛБЕРТА АПЕМАМА
Глава первая
КОРОЛЬ АПЕМАМЫ ЦАРСТВЕННЫЙ ТОРГОВЕЦ
На островах Гилберта есть один великий персонаж: Тембинок, король Апемамы, поистине вьщающиися герой, предмет пересудов. На всех других островах архипелага короли убиты или взяты под опеку, остается только Тембинок, последний тиран, последний живой след ушедшего в прошлое общества. Белый человек во всех других местах строит дома, пьет джин, ссорится и мирится со слабыми туземными правительствами. На Апемаме всего один белый, живет он там из милости, вдали от двора, прислушивается и следит за своим поведением, как мышь в ухе у кошки. На всех других островах появляются потоки туземцев-вояжеров, они путешествуют семьями, проводят годы в этой большой экскурсии. Только Апемама стоит особняком, турист боится угодить в когти Тембинока. И ужас перед этим страшилищем не покидает его даже дома. Маиана некогда платила ему дань; некогда он напал на Нонути и захватил его — это были первые шаги к созданию на архипелаге империи. К месту происшествия прибыл британский военный корабль, его устремления были сдержаны в самом начале, дорогостоящее оружие утопили в его собственной лагуне. Но впечатление было произведено; до сих пор страх перед Тембиноком периодически сотрясает острова; слухи рисуют его готовящим каноэ для нового набега; слухи могут называть цель его нападения; и образ Тембинока в патриотических военных песнях островов Гилберта похож на образ Наполеона в песнях наших дедов.
Мы плыли от Марики в Нонути и Тапитуеа, когда ветер внезапно оказался благоприятным для путешествия в Апемаму. Курс тут же изменили; всех матросов подняли приводить в порядок судно, драить палубу песчаником, мыть кают-компанию, очищать торговый отсек. Во всех наших плаваниях «Экватор» никогда не был так опрятен, как на пути к Тембиноку. Капитан Рейд не был одинок в этом кокетстве; во время моего пребывания на Апемаме туда рискнула прибыть другая шхуна, и я обнаружил, что она тоже прихорошилась к такому случаю.
У нас на борту была семья туземных туристов, от дедушки до младенца, пытавшихся (после умопомрачительной серии неудач) вернуться на родной остров Перу. Они уже пять раз оплачивали проезд и садились на судно; пять раз их обманывали, высаживали без гроша в кармане на чужие острова или привозили обратно в Бутаритари. Эта последняя попытка оказалась не более удачной; их провизия подходила к концу. Перу был недостижим, и они бодро решились на новый этап изгнания на Тапитуеа или Нонути. С переменой ветра их выбранное наобум место назначения изменилось снова; и подобно лоцману с «Календаря», когда показались Черные горы, они побледнели и принялись бить себя в грудь. Лагерь их, находившийся на шкафуте, огласился жалобами. Их заставят работать, превратят в невольников, бегство невозможно, им придется жить, надрываться и умирать в логове тирана. Своими речами они так перепугали детей, что один (большой неуклюжий мальчик) чуть не бросился за борт. Я почти не сомневался, что им не позволят бездельничать, но могу ручаться, что обходились с ними благожелательно и платили им щедро. Примерно через год я вновь встретился с этими непостоянными странниками на борту «Жанет Николь». Проезд их оплатил Тембинок; с борта «Экватора» они сошли на берег бедняками, а на борту «Жанет» появились в новой одежде, нагруженные циновками и подарками, принесли с собой целый склад продуктов и до конца путешествия катались как сыр в масле; я видел, как они в конце концов высадились на родной остров, и должен сказать, все выказывали больше грусти при расставании с Апемамой, чем радости при возвращении домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83