Семья казалась многочисленной: мы увидели по крайней мере восьмерых; одна из этого числа удостоила меня особым вниманием. То была мать, раздетая до пояса женщина с постаревшим лицом, но все еще густыми черными волосами, с все еще упругой грудью. Я видел, что она заметила меня, когда мы подъезжали, но вместо того чтобы обратиться с приветствием, тут же скрылась в кустах. Потом вернулась с двумя ярко-красными цветами. «До свиданья!» — приветствовала она меня не без кокетства и с этими словами сунула мне в руку цветы. — До свиданья! Я говорю по-английски». Языку моему женщина научилась у китобоя, который (поведала она мне) был «очень хорошим парнем»; я не мог не подумать о том, какой красавицей она была в те дни своей юности, и не мог не догадаться, что какие-то воспоминания о сердцееде-китобое заставили ее обратить внимание на меня. Не мог я и не задаться вопросом, что сталось с ее любовником: по каким дождливым, грязным портам он потом скитался, в какой больнице в последний раз грезил о Маркизских островах. Но эта женщина была счастливее, жила на своем зеленом острове. Разговор в затерянном среди гор доме шел главным образом о Моипу и его визитах на «Каско»: весть о них, видимо, разошлась по всему острову, и на Хива-оа не было ни единого паепае, где этот вопрос не подвергался бы взволнованному обсуждению.
Неподалеку от того дома мы обнаружили святилище у начала ущелья. Посередине его сходились две дороги. Если не считать этого перекрестка, амфитеатр был на удивление безупречным, и атмосфера его слегка напоминала римские цирки. Густая листва отбрасывала на него благодатную тень. На скамьях группами и поодиночке сидели парни и девушки. Одна из них, лет четырнадцати, полная и хорошенькая, попалась на глаза брату Мишелю. Почему она не в школе? — она бросила школу. Что делает здесь? — она теперь здесь живет. Почему? — девушка не ответила, но густо покраснела. В поведении брата Мишеля суровости не было; смущение девушки объяснило все. «Elle a honte», — заметил миссионер, когда мы уезжали. Неподалеку оттуда в речке между камнями для перехода купалась голой взрослая девушка, и меня позабавило, с каким проворством и испугом натянула она на себя разноцветное белье. Даже у этих дочерей каннибалов стыд был красноречив.
Из-за укоренившегося каннибализма местные верования были грубее всего попраны на Хива-оа. Это здесь трех религиозных вождей посадили под мост, а женщин из долины заставили пройти над их головами; бедные обесчещенные сидели, обливаясь слезами. По святилищу проходит не одна дорога, а две, посередине они пересекаются. Нет оснований полагать, что это сделано умышленно, и, видимо, невозможно было огибать все многочисленные святые места на острове. Но свой результат это принесло. Я уже говорил об отношении маркизцев к мертвым, представляющим столь разительный контраст с их равнодушием к смерти. К примеру, в начале нашей поездки мы повстречали одного незначительного вождя, он поинтересовался (разумеется), куда держим путь, и предложил: «Может, лучше показать ему кладбище?» Я видел его, оно было открыто недавно, третье за восемь лет. На Хива-оа замечательные строители; я видел в своих поездках такие паепае, каких не сложить без раствора ни одному европейскому каменщику, черные вулканические камни уложены правильно, углы четкие, уровни безупречны, однако стена нового кладбища стояла особняком и казалась выложенной с любовью. Следовательно, чувство почтения к мертвым не исчезло. И однако же обратите внимание на последствия насилия над обычаями людей. Из четверых заключенных атуонской тюрьмы трое, разумеется, были ворами, четвертого посадили за святотатство. Он сровнял участок земли на кладбище, чтобы устроить там пиршество, как заявил суду, и сказал, что не имел в виду ничего дурного. С какой стати? Его стали заставлять под острием штыка уничтожить священные места своего рода; когда он отказался, подвергли насмешкам, как суеверного глупца. А теперь, надо полагать, наши европейские суеверия станут его второй натурой.
Глава пятнадцатая
ДВА ВОЖДЯ АТУОНЫ
«Каско» по пути через пролив Борделе в Таахауку неожиданно близко подошла к находящемуся напротив острову Тау-ата, там в роще высоких кокосовых пальм, виднелись дома. Брат Мишель указал на это место. «Здесь я дома, — сказал он. — Полагаю, мне принадлежит немалая доля этих пальм, а вон в том доме живет моя матушка с двумя мужьями!» — «С двумя мужьями?» — переспросил кто-то. «C'est ma honte», — сухо ответил монах.
Упоминание, между прочим, о двух мужьях. Я думаю, брат Мишель выразился неточно. Иметь двух сожителей для туземки довольно обычное дело, но они не два мужа. Супругом ее по-прежнему является первый, жена продолжает обращаться к нему по имени, а заместитель, или пикио, занимает хоть и вполне официальное, но подчиненное положение. Мы имели возможность наблюдать одну такую семью. Пикио был признанным, он открыто появлялся вместе с мужем, когда показалось, что женщину оскорбили, они держались заодно, словно братья. Дома неравенство проявлялось заметнее. Муж принимал и угощал гостей; пикио тем временем бегал за кокосовыми орехами, будто наемный слуга, и я обратил внимание, что его посылали с такими поручениями, оставляя в покое сына. Определенно мы имеем здесь не второго мужа; определенно, мы имеем любовника, которого терпят. Только на Маркизских островах он не носит веер и накидку любовницы, а выполняет домашнюю работу мужа.
Вид семейного поместья брата Мишеля привел к довольно долгому разговору о методах и последствиях провозглашенного родства. Наше любопытство возбудилось до предела; брат Мишель предложил нам всем пройти обряд усыновления, и таким образом через несколько дней мы стали детьми Паааеуа, назначенного вождя Атуоны. Я не смог присутствовать на этой церемонии, простой до примитивности. Обе миссис Стивенсон и мистер Осборн вместе с Паааеуа, его женой и их приемным ребенком, сыном потерпевшего кораблекрушение австрийца, уселись за превосходный островной обед, главным и единственным необходимым блюдом на котором была свинина. Зрители смотрели на них из дома; однако никто, даже брат Мишель, не мог сесть за стол, потому что обед был обрядовым, создающим или провозглашающим новое родство. На Таити порядки не столь строги; когда мы с Ори «побратались», наши семьи сидели за одним с нами столом, однако считалось, что эта церемония воздействует только на него и меня — наша трапеза была ритуальной. Для усыновления младенца, полагаю, никаких формальностей не требуется; ребенка отдают родные отец с матерью, и он, когда становится взрослым, наследует владения приемных родителей. Подарками, вне всякого сомнения, обмениваются при заключении всех союзов, как общественных, так и международных, но я ни разу не слышал ни о каких пиршествах — очевидно, достаточно присутствия ребенка за обеденным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Неподалеку от того дома мы обнаружили святилище у начала ущелья. Посередине его сходились две дороги. Если не считать этого перекрестка, амфитеатр был на удивление безупречным, и атмосфера его слегка напоминала римские цирки. Густая листва отбрасывала на него благодатную тень. На скамьях группами и поодиночке сидели парни и девушки. Одна из них, лет четырнадцати, полная и хорошенькая, попалась на глаза брату Мишелю. Почему она не в школе? — она бросила школу. Что делает здесь? — она теперь здесь живет. Почему? — девушка не ответила, но густо покраснела. В поведении брата Мишеля суровости не было; смущение девушки объяснило все. «Elle a honte», — заметил миссионер, когда мы уезжали. Неподалеку оттуда в речке между камнями для перехода купалась голой взрослая девушка, и меня позабавило, с каким проворством и испугом натянула она на себя разноцветное белье. Даже у этих дочерей каннибалов стыд был красноречив.
Из-за укоренившегося каннибализма местные верования были грубее всего попраны на Хива-оа. Это здесь трех религиозных вождей посадили под мост, а женщин из долины заставили пройти над их головами; бедные обесчещенные сидели, обливаясь слезами. По святилищу проходит не одна дорога, а две, посередине они пересекаются. Нет оснований полагать, что это сделано умышленно, и, видимо, невозможно было огибать все многочисленные святые места на острове. Но свой результат это принесло. Я уже говорил об отношении маркизцев к мертвым, представляющим столь разительный контраст с их равнодушием к смерти. К примеру, в начале нашей поездки мы повстречали одного незначительного вождя, он поинтересовался (разумеется), куда держим путь, и предложил: «Может, лучше показать ему кладбище?» Я видел его, оно было открыто недавно, третье за восемь лет. На Хива-оа замечательные строители; я видел в своих поездках такие паепае, каких не сложить без раствора ни одному европейскому каменщику, черные вулканические камни уложены правильно, углы четкие, уровни безупречны, однако стена нового кладбища стояла особняком и казалась выложенной с любовью. Следовательно, чувство почтения к мертвым не исчезло. И однако же обратите внимание на последствия насилия над обычаями людей. Из четверых заключенных атуонской тюрьмы трое, разумеется, были ворами, четвертого посадили за святотатство. Он сровнял участок земли на кладбище, чтобы устроить там пиршество, как заявил суду, и сказал, что не имел в виду ничего дурного. С какой стати? Его стали заставлять под острием штыка уничтожить священные места своего рода; когда он отказался, подвергли насмешкам, как суеверного глупца. А теперь, надо полагать, наши европейские суеверия станут его второй натурой.
Глава пятнадцатая
ДВА ВОЖДЯ АТУОНЫ
«Каско» по пути через пролив Борделе в Таахауку неожиданно близко подошла к находящемуся напротив острову Тау-ата, там в роще высоких кокосовых пальм, виднелись дома. Брат Мишель указал на это место. «Здесь я дома, — сказал он. — Полагаю, мне принадлежит немалая доля этих пальм, а вон в том доме живет моя матушка с двумя мужьями!» — «С двумя мужьями?» — переспросил кто-то. «C'est ma honte», — сухо ответил монах.
Упоминание, между прочим, о двух мужьях. Я думаю, брат Мишель выразился неточно. Иметь двух сожителей для туземки довольно обычное дело, но они не два мужа. Супругом ее по-прежнему является первый, жена продолжает обращаться к нему по имени, а заместитель, или пикио, занимает хоть и вполне официальное, но подчиненное положение. Мы имели возможность наблюдать одну такую семью. Пикио был признанным, он открыто появлялся вместе с мужем, когда показалось, что женщину оскорбили, они держались заодно, словно братья. Дома неравенство проявлялось заметнее. Муж принимал и угощал гостей; пикио тем временем бегал за кокосовыми орехами, будто наемный слуга, и я обратил внимание, что его посылали с такими поручениями, оставляя в покое сына. Определенно мы имеем здесь не второго мужа; определенно, мы имеем любовника, которого терпят. Только на Маркизских островах он не носит веер и накидку любовницы, а выполняет домашнюю работу мужа.
Вид семейного поместья брата Мишеля привел к довольно долгому разговору о методах и последствиях провозглашенного родства. Наше любопытство возбудилось до предела; брат Мишель предложил нам всем пройти обряд усыновления, и таким образом через несколько дней мы стали детьми Паааеуа, назначенного вождя Атуоны. Я не смог присутствовать на этой церемонии, простой до примитивности. Обе миссис Стивенсон и мистер Осборн вместе с Паааеуа, его женой и их приемным ребенком, сыном потерпевшего кораблекрушение австрийца, уселись за превосходный островной обед, главным и единственным необходимым блюдом на котором была свинина. Зрители смотрели на них из дома; однако никто, даже брат Мишель, не мог сесть за стол, потому что обед был обрядовым, создающим или провозглашающим новое родство. На Таити порядки не столь строги; когда мы с Ори «побратались», наши семьи сидели за одним с нами столом, однако считалось, что эта церемония воздействует только на него и меня — наша трапеза была ритуальной. Для усыновления младенца, полагаю, никаких формальностей не требуется; ребенка отдают родные отец с матерью, и он, когда становится взрослым, наследует владения приемных родителей. Подарками, вне всякого сомнения, обмениваются при заключении всех союзов, как общественных, так и международных, но я ни разу не слышал ни о каких пиршествах — очевидно, достаточно присутствия ребенка за обеденным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83