Ван недолюбливал «маки»: во-первых, потому что «Эппл» выпускал не серьёзные компьютеры, а красивые игрушки для художников, а во-вторых, потому что женский голос, которым «макинтоши» зачитывали сообщения, звучал до жути похоже на голос Дотти. Не обычный её голос, а тот, которым она, очень-очень недовольная, разъясняла мужу что-нибудь на пальцах.
«Макинтош» читал вслух текстовый файл. Вдоль стен, оклеенных выцветшими жёлтыми обоями в мелкую гоночную машинку, громоздились ряды белых каталожных ящиков. Многие порвались по швам, роняя па иол груды чертёжных синек.
Из ванной, шаркая затёртыми розовыми тапками, вышел Элмер Вандевеер, закутанный в голубенький махровый халат. С мучительной осторожностью он опустился на хромированный табурет и щёлкнул карамельной расцветки однокнопочной «маковской» мышкой.
– Этап первый, – произнес «мак» женским голосом. – Прикрепить С-1 – приборную панель Г, и С-2 – приборную панель Я к А-1, верхней части фюзеляжа.
Дед поправил лампу, чтобы свет падал на рабочее пространство. Кусочки модели из серого пластика вытянулись густыми тенями.
Ван постучал в окно.
Без толку. Слух у старика совсем сдал. Как и зрение. От шевелюры остались редкие, нестриженые седые клочья. Тощие ноги ослабли. Могучая когда-то шея исхудала, согнулась; лицо, некогда круглое и румяное, побледнело, покрылось морщинами и печёночными пятнами. Ван смотрел не в окно, а на экран машины времени, обещавший ему мучительное будущее, полное коронарных шунтов, болей и таблеток от облысения.
Пошарив но вместительным карманам, Ван нашел лазерную указку и посветил алым лучиком в окно.
Старик заметил. Поднявшись с табурета, он проковылял к забранному решеткой окну. Ван помахал ему рукой.
Дед Чак отпер окно и потянул мокрую от росы раму. Дешевые петли заклинило. Ван поковырялся в них швейцарским складным ножом. Окно приоткрылось дюйма на полтора. Два Вандевеера уставились друг на друга через решетку.
Как ты, сынок? – спросил старик. – Неплохо, дедушка. А ты?
– Неплохо – и не больно хорошо.
Дед нахмурился. Выглядело это впечатляюще – когда-то дед был большим начальником. Он отдавал приказы и знал, что их выполнят.
– Я знаю, зачем ты приехал, сынок, – промолвил старик, прищурив выцветшие глаза под набрякшими веками. – Из-за тех «боингов», что таранили небоскрёбы.
Верно, – сознался Ван.
– Так теперь ЦРУ просит тебя вернуться, Робби? Я всегда говорил, что этим шпикам придется за тобой побегать, а?
– Я не Робби, – сорвалось у Вана с языка. Робби – мой отец. Я Ван… то есть Дерек.
У старика отвисла челюсть.
– Малыш Дерек? Сынишка Робби? Дерек-программист?
– Да, дедушка. Федералы ко мне подъезжают. Предлагают работу в Вашингтоне.
Дед пригладил остатки волос бурой пятнистой ладонью.
– Ну тогда заходи лучше.
Ван потряс решетку. Держалась она слабо, на вбитых в штукатурку дешёвых шурупах. Пять минут работы электрической отверткой…
– Ты в дверь звонить пробовал? – терпеливо поинтересовался старик. – Госпожа Шринивасан, наверное, варит рис.
Ван отступил в беспорядке. Отряхнув росу со штанин, он позвонил в квартиру В. Открыла дородная тетка в гавайке, лиловых слаксах и резиновых шлепанцах.
– О! – воскликнула госпожа Шринивасан, окинув его взглядом. – Вы, должно быть, сын Чака. Он так много о вас рассказывал.
– Я его внук.
– Вы так на него похожи!
– Могу я поговорить с доктором Вандевеером? Это очень важно.
Хозяйка вежливо приоткрыла дверь пошире. Ван переступил через порог. На стене болтался глянцевый календарь с мультяшно красочной индусской богиней. В доме пахло благовониями, чаем «Липтон» и лавашом.
– Извините, что так… э-э… рано, пробормотал Ван.
– С ним совершенно никаких проблем, – оживленно болтала госпожа Шринивасан, проводя Вана через неопрятную гостиную. – Мы поселили его в бывшей комнате моего сына. Он бывает не в себе. Часто бывает не в себе, понимаете?
– Наслышан.
– А иногда он бывает такой упрямый… ваш дед.
Ван кивнул.
– Да уж.
– Только не позволяйте ему курить.
Госпожа Шринавасан выбрала ключ из связки, хранившейся на ее объёмистом бюсте, и отперла дверь.
В дедовой комнате пахло как на заводе пластиковых тарелок. Для сборки моделей старик пользовался горячим клеем – жутко вонючим. Хуже того, как-то раз он исхитрился поджечь матрас. На деревянной раме узкой кровати под смятыми простынями просматривался длинный обгорелый шрам.
Ван стиснул деда в объятиях. Старик похудел, сгорбился, обмяк от дряхлости.
– Малыш Дерек, – прохрипел он.
– Я сына привез, дедушка. Твоего правнука. Его зовут Тед. Он в машине, на улице.
– Ого. – Старик мирно взирал на него.
– Дед, мне нужен твой совет.
– Мой, значит, совет? Ну ладушки. – Старик примостился на своем табурете и с явным мучительным усилием положил ногу на ногу. – Выкладывай.
– Ты видел, что случилось в Нью-Йорке? И в Пентагоне.
– Я слушал по телевизору речь президента, – ответил старик, оживляясь. – Мальчишка молодец! Не то что его папаша! Старший Джордж Буш – он, бывало, заглядывал к нам в Пятьдесят первую зону, когда мы запускали «Дроздов». Это ещё когда он на компанию работал. «Пятьдесят тысяч долларов в час!» – кричал. Никакой фантазии! Счетовод! «Дрозд» мог из любой точки планеты в любой момент принести аэрофотоснимки! Высокого разрешения, каждый кадр – как простыня!
– Здорово.
– И ни единого пилота не потеряли!
– Точно.
– Из первых десяти пилотов «Дрозда» девять дослужились до генералов ВВС!
– Не спорю, дед.
– Шпионские фотографии – прямо на «кодак» снимали, каждый кадр размером со скатерть! И всего горстка самолётов. Каждый вручную собирали здесь, в Бербанке!
Вану даже ответить было нечего. От усталости его пробила мерзкая дрожь. Он присел на край зловонной стариковской постели. Та хрустнула под ним, выбросив в лучи рассвета облако пыли.
– Он титановый! – Старик потряс клеевым пистолетом – огромным, блестящим, раздутым. Из короба торчали стабилизаторы, точно на бластере Флеша Гордона.
Ван навострил уши.
– Титановый?
Дед торопливо упрятал титановый бластер в ящик стола, но забыл выдернуть из розетки, отчего ярко-красный шнур, протянувшийся от стола к стене, превратился в готовый силок.
– Робби, если я ляпну что-нибудь такое, о чём болтать не стоит, ты лучше забудь. Ладно? Просто обо всём забудь. – Старик обвел взмахом руки горы коробок вдоль стен. – И на это всё не гляди.
Ван поглядел.
– А что?
– Они приказали нам уничтожить все бумаги. Избавиться от документации. – Боль в глазах старика была ещё свежа. – Вот что самое скверное, Робби: когда политики заставляют тебя жечь твои чёртовы бумаги. – Он окинул взглядом оплывшие баррикады коробок. – Д-21, вот что это такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
«Макинтош» читал вслух текстовый файл. Вдоль стен, оклеенных выцветшими жёлтыми обоями в мелкую гоночную машинку, громоздились ряды белых каталожных ящиков. Многие порвались по швам, роняя па иол груды чертёжных синек.
Из ванной, шаркая затёртыми розовыми тапками, вышел Элмер Вандевеер, закутанный в голубенький махровый халат. С мучительной осторожностью он опустился на хромированный табурет и щёлкнул карамельной расцветки однокнопочной «маковской» мышкой.
– Этап первый, – произнес «мак» женским голосом. – Прикрепить С-1 – приборную панель Г, и С-2 – приборную панель Я к А-1, верхней части фюзеляжа.
Дед поправил лампу, чтобы свет падал на рабочее пространство. Кусочки модели из серого пластика вытянулись густыми тенями.
Ван постучал в окно.
Без толку. Слух у старика совсем сдал. Как и зрение. От шевелюры остались редкие, нестриженые седые клочья. Тощие ноги ослабли. Могучая когда-то шея исхудала, согнулась; лицо, некогда круглое и румяное, побледнело, покрылось морщинами и печёночными пятнами. Ван смотрел не в окно, а на экран машины времени, обещавший ему мучительное будущее, полное коронарных шунтов, болей и таблеток от облысения.
Пошарив но вместительным карманам, Ван нашел лазерную указку и посветил алым лучиком в окно.
Старик заметил. Поднявшись с табурета, он проковылял к забранному решеткой окну. Ван помахал ему рукой.
Дед Чак отпер окно и потянул мокрую от росы раму. Дешевые петли заклинило. Ван поковырялся в них швейцарским складным ножом. Окно приоткрылось дюйма на полтора. Два Вандевеера уставились друг на друга через решетку.
Как ты, сынок? – спросил старик. – Неплохо, дедушка. А ты?
– Неплохо – и не больно хорошо.
Дед нахмурился. Выглядело это впечатляюще – когда-то дед был большим начальником. Он отдавал приказы и знал, что их выполнят.
– Я знаю, зачем ты приехал, сынок, – промолвил старик, прищурив выцветшие глаза под набрякшими веками. – Из-за тех «боингов», что таранили небоскрёбы.
Верно, – сознался Ван.
– Так теперь ЦРУ просит тебя вернуться, Робби? Я всегда говорил, что этим шпикам придется за тобой побегать, а?
– Я не Робби, – сорвалось у Вана с языка. Робби – мой отец. Я Ван… то есть Дерек.
У старика отвисла челюсть.
– Малыш Дерек? Сынишка Робби? Дерек-программист?
– Да, дедушка. Федералы ко мне подъезжают. Предлагают работу в Вашингтоне.
Дед пригладил остатки волос бурой пятнистой ладонью.
– Ну тогда заходи лучше.
Ван потряс решетку. Держалась она слабо, на вбитых в штукатурку дешёвых шурупах. Пять минут работы электрической отверткой…
– Ты в дверь звонить пробовал? – терпеливо поинтересовался старик. – Госпожа Шринивасан, наверное, варит рис.
Ван отступил в беспорядке. Отряхнув росу со штанин, он позвонил в квартиру В. Открыла дородная тетка в гавайке, лиловых слаксах и резиновых шлепанцах.
– О! – воскликнула госпожа Шринивасан, окинув его взглядом. – Вы, должно быть, сын Чака. Он так много о вас рассказывал.
– Я его внук.
– Вы так на него похожи!
– Могу я поговорить с доктором Вандевеером? Это очень важно.
Хозяйка вежливо приоткрыла дверь пошире. Ван переступил через порог. На стене болтался глянцевый календарь с мультяшно красочной индусской богиней. В доме пахло благовониями, чаем «Липтон» и лавашом.
– Извините, что так… э-э… рано, пробормотал Ван.
– С ним совершенно никаких проблем, – оживленно болтала госпожа Шринивасан, проводя Вана через неопрятную гостиную. – Мы поселили его в бывшей комнате моего сына. Он бывает не в себе. Часто бывает не в себе, понимаете?
– Наслышан.
– А иногда он бывает такой упрямый… ваш дед.
Ван кивнул.
– Да уж.
– Только не позволяйте ему курить.
Госпожа Шринавасан выбрала ключ из связки, хранившейся на ее объёмистом бюсте, и отперла дверь.
В дедовой комнате пахло как на заводе пластиковых тарелок. Для сборки моделей старик пользовался горячим клеем – жутко вонючим. Хуже того, как-то раз он исхитрился поджечь матрас. На деревянной раме узкой кровати под смятыми простынями просматривался длинный обгорелый шрам.
Ван стиснул деда в объятиях. Старик похудел, сгорбился, обмяк от дряхлости.
– Малыш Дерек, – прохрипел он.
– Я сына привез, дедушка. Твоего правнука. Его зовут Тед. Он в машине, на улице.
– Ого. – Старик мирно взирал на него.
– Дед, мне нужен твой совет.
– Мой, значит, совет? Ну ладушки. – Старик примостился на своем табурете и с явным мучительным усилием положил ногу на ногу. – Выкладывай.
– Ты видел, что случилось в Нью-Йорке? И в Пентагоне.
– Я слушал по телевизору речь президента, – ответил старик, оживляясь. – Мальчишка молодец! Не то что его папаша! Старший Джордж Буш – он, бывало, заглядывал к нам в Пятьдесят первую зону, когда мы запускали «Дроздов». Это ещё когда он на компанию работал. «Пятьдесят тысяч долларов в час!» – кричал. Никакой фантазии! Счетовод! «Дрозд» мог из любой точки планеты в любой момент принести аэрофотоснимки! Высокого разрешения, каждый кадр – как простыня!
– Здорово.
– И ни единого пилота не потеряли!
– Точно.
– Из первых десяти пилотов «Дрозда» девять дослужились до генералов ВВС!
– Не спорю, дед.
– Шпионские фотографии – прямо на «кодак» снимали, каждый кадр размером со скатерть! И всего горстка самолётов. Каждый вручную собирали здесь, в Бербанке!
Вану даже ответить было нечего. От усталости его пробила мерзкая дрожь. Он присел на край зловонной стариковской постели. Та хрустнула под ним, выбросив в лучи рассвета облако пыли.
– Он титановый! – Старик потряс клеевым пистолетом – огромным, блестящим, раздутым. Из короба торчали стабилизаторы, точно на бластере Флеша Гордона.
Ван навострил уши.
– Титановый?
Дед торопливо упрятал титановый бластер в ящик стола, но забыл выдернуть из розетки, отчего ярко-красный шнур, протянувшийся от стола к стене, превратился в готовый силок.
– Робби, если я ляпну что-нибудь такое, о чём болтать не стоит, ты лучше забудь. Ладно? Просто обо всём забудь. – Старик обвел взмахом руки горы коробок вдоль стен. – И на это всё не гляди.
Ван поглядел.
– А что?
– Они приказали нам уничтожить все бумаги. Избавиться от документации. – Боль в глазах старика была ещё свежа. – Вот что самое скверное, Робби: когда политики заставляют тебя жечь твои чёртовы бумаги. – Он окинул взглядом оплывшие баррикады коробок. – Д-21, вот что это такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82